— Если ее здесь нет, то она, скорее всего, пошла домой.
— Нет. Я не могу застать ее ни здесь, ни дома.
— Вряд ли она что-нибудь знает. Она почти весь вечер была со мной.
— Да, я слышал. Но мало ли, всякое бывает.
Я промолчал. Сержант надел фуражку.
— Если будете говорить с мисс Тейлор, попросите ее, пожалуйста, связаться со мной. Это можно сделать в любой момент через полицейское отделение Морли.
— Ага.
— Спасибо, что уделили мне время, мистер Данфорд.
— Спасибо вам.
— Тогда до завтра.
— Ага.
Я смотрел, как он прошел в приемную, что-то сказал Лизе, сидевшей за столом, и вышел через крутящиеся двери.
Я закурил. Сердце колотилось со скоростью девяносто миль в час.
Три часа подряд я просидел за работой.
В редакции единственной региональной газеты, выходящей дважды в день, никогда не бывает тихо. Но сегодня здесь было тихо как в могиле — все сматывались с работы как можно раньше. Пока-пока, мы вечером собираемся в Пресс-клубе, и ты заходи, если хочешь.
Нет Барри Гэннона.
Так что я печатал и печатал. Я ведь не работал как следует с тех пор, как умер отец и пропала Клер Кемплей. Я пытался вспомнить, когда я последний раз сидел за этим столом и просто печатал. По-моему, когда делал материал про малолетних угонщиков — да, точно. Но я не помнил, был ли тогда мой отец еще в больнице или его уже перевезли домой.
Нет Рональда Данфорда.
Около шести Келли принес фотографии из лаборатории, и мы рассортировали их, отложив лучшие снимки в ящик. Келли отнес мою рукопись и свои фотографии редактору, потом на верстку. В процессе я потерял пятьдесят слов, что в хороший день могло бы стать поводом для серьезных возлияний в Пресс-клубе в компании Кэтрин.
Но сегодняшний день не был хорошим.
Нет Кэтрин Тейлор.
Я сходил к Жирной Стеф и попросил ее держать варежку на замке, но она ни хрена не поняла и сказала только, что Джек Уайтхед был прав насчет меня. Типа кому сейчас легко, но якобы мне надо взять себя в руки. Джек был прав насчет меня — Стефани повторяла это без конца и мне, и всем остальным в радиусе десяти миль.
Нет Джека, мать его, Уайтхеда?
Нет такого счастья.
На каждом столе лежали экземпляры сегодняшнего вечернего выпуска.
ПОЙМАТЬ ЭТОГО ИЗВЕРГА.
Заголовок крупным шрифтом через всю первую полосу «Ивнинг пост».
ДЖЕК УАЙТХЕД, ВЕДУЩИЙ КОРРЕСПОНДЕНТ ПО КРИМИНАЛЬНОЙ ХРОНИКЕ И ЛУЧШИЙ КОРРЕСПОНДЕНТ 1968 И 1971 ГОДОВ.
Черт.
Вскрытие тела десятилетней Клер Кемплей показало, что она подверглась пыткам и изнасилованию, а затем была задушена. Полиция Западного Йоркшира не разглашает подробностей о происхождении нанесенных ей травм, однако, выступая на пресс-конференции сегодня утром, начальник уголовного розыска, старший следователь Джордж Олдман назвал это жестокое убийство невероятным и заявил: «Это один из самых жутких случаев, с которым мне и другим сотрудникам городской полиции Западного Йоркшира когда-либо приходилось сталкиваться».
Патологоанатом Министерства внутренних дел доктор Алан Куттс, проводивший вскрытие, сказал: «У меня нет слов, чтобы в полной мере передать тот кошмар, который пережила эта малышка». Во время своего выступления доктор Куттс, ветеран, принимавший участие в расследовании более пятидесяти убийств, выглядел заметно взволнованным. Он выразил надежду, что ему «никогда больше не придется выполнять свой служебный долг при подобных обстоятельствах».
Начальник уголовного розыска, старший следователь Джордж Олдман сказал, что убийца должен быть найден незамедлительно, и объявил, что старший полицейский инспектор Питер Ноубл назначен ответственным за поиски человека, виновного в убийстве Клер Кемплей.
Старший полицейский инспектор Ноубл, бывший сотрудник полиции Западной и Средней Англии, заслужил общенациональное признание в 1968 году, когда благодаря ему был арестован «кэннокский убийца» Реймонд Моррис. В период с 1965 по 1967 год Моррис подверг сексуальному насилию и затем задушил трех маленьких девочек в городе Стаффорде и его окрестностях, после чего был арестован тогда еще полицейским инспектором Ноублом.
Старший полицейский инспектор Ноубл выразил решимость найти убийцу Клер Кемплей и обратился к гражданам с просьбой о помощи, сказав: «Мы должны поймать этого изверга, прежде чем он оборвет еще одну юную невинную жизнь».
Начальник уголовного розыска, старший следователь Джордж Олдман добавил, что полиция очень хотела бы поговорить с теми, кто находился в районе Дьявольского Рва в Уэйкфилде вечером в пятницу 13 декабря или рано утром в субботу 14 декабря. Сотрудники городской полиции Западного Йоркшира просят всех, кто обладает какой-либо информацией, связаться с отделом убийств полицейского управления Уэйкфилда по прямым телефонам 3838 и 3839 либо обратиться в ближайший полицейский участок. Все звонки будут приниматься в строго конфиденциальном порядке.
Статью сопровождали две фотографии: школьный портрет Клер, которым было проиллюстрировано мое первое сообщение об ее исчезновении, и менее четкий снимок, изображающий полицейских, прочесывающих Дьявольский Ров в Уэйкфилде, где было найдено тело Клер.
Все снимают шляпы, Джек.
Я вырвал первую страницу, запихал ее в карман пиджака и подошел к столу Барри Гэннона. Я открыл нижний ящик, достал верную подружку Барри — бутылку виски «Беллз» и налил в недопитый кофе на три пальца.
За тебя, Барри Гэннон.
На вкус коктейль мой оказался жутким дерьмом, таким дерьмом, что я нашел на чужом столе еще одну чашку остывшего кофе и повторил.
За тебя, Рональд Данфорд.
Через пять минут я положил голову на стол. От рукавов моей рубашки пахло деревом, виски и работой. Я подумал, что надо бы позвонить Кэтрин домой, но виски, должно быть, взял верх над кофе, и я заснул мерзким тяжелым сном под яркими офисными лампами.
— Эй, Акула Пера, подъем.
Я открыл один глаз.
— Просыпайся, господин Засоня. Твой приятель на проводе.
Я открыл второй.
Джек Уайтхед восседал на стуле Барри за столом Барри в другом конце офиса и махал мне телефонной трубкой. Редакция больше не казалась мертвой — она готовилась к следующему выпуску. Я выпрямился и кивнул Джеку. Он подмигнул мне, на моем столе зазвонил телефон.
Я снял трубку:
— Да?
Молодой мужской голос:
— Эдвард Данфорд?
— Да?
Пауза, щелчок — это Джек, бля, не сразу повесил трубку. Я уставился на него через весь офис. Джек Уайтхед поднял пустые руки, изображая капитуляцию.
Все засмеялись.
Я чувствовал свое несвежее дыхание на телефонной трубке.
— Кто это?
— Друг Барри. Знаешь паб «Радость» на Раундхей-роуд?
— Да.
— Снаружи стоит телефонная будка — будь там в десять.
Связь прервалась. Я сказал:
— Извините, но сначала мне надо посоветоваться с редактором. Если же вы хотите перезвонить мне завтра… Я понимаю, спасибо, до свидания.
— Еще одно свидание, а, Акула Пера?
— Крысолов, мать его. Я скоро от этого сдохну.
Все засмеялись.
Даже Джек.
21:30, понедельник, 16 декабря 1974 года.
Я въехал на стоянку перед гостиницей «Радость», Раундхей-роуд, в Лидсе, и решил никуда не дергаться в течение получаса. Я заглушил двигатель, выключил фары и сидел в темной «виве», глядя на «Радость» через стоянку. И телефонная будка, и сам паб были хорошо освещены.
«Радость» — это уродливый современный паб со всеми уродливыми старыми причиндалами, которыми отличался любой паб в этом районе, на границе между Хейрхиллз и Чапелтаун. Ресторан без еды и гостиница без коек — вот что такое «Радость».
Я закурил, приоткрыл окно и откинул голову на подголовник.
Почти четыре месяца тому назад, почти сразу после того, как я вернулся на Север, я просиживал в «Радости» днями и ночами, нажираясь до поросячьего визга с Джорджем Гривзом, Гэзом из спорта и Барри.