— Угу.

— Так что вмешиваться особо некуда.

Восемь кубиков пресса уже не были так хорошо очерчены, как прежде, но живот все еще оставался крепким как барабан, а косые мышцы пресса — рельефными. Краешек белой резинки виднелся прямо над поясом шорт, низко сидевших на бедрах.

— Давайте все равно вмешаемся.

Резинка, которая означала, что он носит трусы. Скорее всего, боксеры. Просто потому, что Челси не могла представить его в плавках. Не то чтобы она представляла его в нижнем белье. Это было бы неправильно. Она ведь работает на него. Ну, может быть, технически нет, но…

— Вы думаете, что я должен что-то сделать со своей жизнью. А что вы делаете со своей?

— Прямо сейчас я — ваш ассистент.

— А разве у вас нет «столько всего, что вы могли бы сделать», кроме как возить по делам меня и вмешиваться в мою жизнь?

Челси подняла глаза, прежде чем ее интерес опустился еще ниже и она начала бы раздумывать над хозяйством Бресслера размера магнум… снова.

— У меня есть планы.

— Например?

Она подняла взгляд к его карим глазам:

— Я работаю и коплю деньги.

— Копите на что? — Здоровой рукой он сделал жест, чтобы она продолжала.

— Я не хотела бы говорить об этом.

Его губы изогнулись в медленной улыбке:

— Что-то личное?

— Да.

— Есть несколько вещей, о которых женщины не будут говорить. — Он оторвал палец от перекладины. — Например, реальное число бывших любовников. Вы все хотите знать точное количество женщин, с которыми у мужчины был секс, как часто и каждую сочную деталь. Но вы не хотите делиться той же информацией.

— Только потому, что когда дело касается случайного секса, все еще существуют двойные стандарты.

Марк пожал плечом и наклонился вперед, держась за перекладину, которая висела над ним.

— Я понимаю, но женщины не должны спрашивать меня о моей сексуальной жизни, если никто из них не собирается говорить о своей. — Он выпрямился и опустил руки. — Может быть, я не хочу, чтобы кто-нибудь знал о моих личных делах.

Слишком поздно. Письмо от Лидии Феррари висело в гостевой книге несколько месяцев, прежде чем Челси удалила его. Она решила, что, наверное, должна сказать Марку об этом, иначе ему скажет кто-то другой.

— Вы знаете Лидию Феррари?

Он нахмурился, подходя к тренажеру, на котором сидел, когда Челси зашла в комнату.

— Как машина? — Схватился за перекладину и медленно опустился.

— Нет. По крайней мере, я думаю, что нет. Она написала письмо в вашей гостевой книге.

Разведя руки пошире, Марк притянул перекладину к груди.

— Я ее не знаю.

— Она заявила, что вы встретились с ней в «Лава Лаундж», занимались сексом в ее квартире в Редмонде, а потом не перезвонили.

Перекладина замерла на полпути. Марк уставился на Челси в зеркало:

— Что еще она написала?

— Что это был лучший секс в ее жизни. И что вы ранили ее чувства, когда не перезвонили.

Он поднял перекладину и снова опустил: мышцы на его руках и спине напрягались и расслаблялись.

— Она была ненормальной.

— Вы же ее не знаете.

— Я помню ее. Черт, трудно забыть женщину с таким количеством пирсинга на теле. — Челюсть Марка напряглась, когда он потянул перекладину вниз.

— И где же был этот пирсинг?

— Везде. Какая-то часть меня испугалась, что я лишусь кожи или обзаведусь шрамами.

— Очевидно, испуганная часть не относилась к тем, которые находятся ниже вашей талии.

Низкий смешок слетел с его изогнутых в улыбке губ:

— Письмо все еще там?

— Я удалила его.

— Спасибо.

— Пожалуйста. — Челси понаблюдала за ним несколько мгновений, затем сказала: — Вы совсем не кажетесь расстроенным, что «кто-нибудь» знает о «ваших личных делах» с Лидией Феррари.

— Во-первых, сомневаюсь, что это ее настоящее имя. — Он глубоко вдохнул и медленно выдохнул. — Во-вторых, женщины все время говорят такие вещи. Даже если я никогда не встречался с ними. — Челси как раз собиралась заметить, что он встречался с Лидией Феррари, когда Марк добавил: — Я привык к этому.

— И это вас не беспокоит?

Он пожал плечами.

— Люди будут говорить и писать все, что захотят, и им все равно, правда это или нет. У всех есть собственное мнение. Когда я сказал, что не хочу говорить о своих личных делах… я имел в виду, что не хочу копаться в этом, когда я голый и собираюсь заняться делом. Это может испортить нужный настрой. — Он снова сделал глубокий вдох и выдохнул. Челси думала, что обсуждение Лидии Феррари закончено, но потом Марк добавил: — Учитывая, что та женщина участвовала в деле, я просто благодарю Господа за то, что она не все написала.

Челси прикусила губу, пытаясь справиться с любопытством. Но не смогла.

— Что именно?

— Не ваше дело, мисс Любопытная Варвара. — Он передвинул руки на перекладине поближе друг к другу. — Мы снова говорим о моих делах, а вы все еще не рассказали о ваших.

— Почему когда я задаю вопросы, я «Любопытная Варвара» и вмешиваюсь не в свои дела?

Марк сделал глубокий вдох и медленно выдохнул, продолжая выполнять упражнение.

— Вторая вещь, о которой все женщины не хотят говорить, — сказал он вместо ответа на вопрос, — это пластическая хирургия. Многие женщины делали пластику, но ни одна не признает это. — Он оглянулся через плечо. — Копите деньги, чтобы переделать нос?

— Что? — Челси задохнулась. — С моим носом все в порядке. — Она подняла руку к лицу: — Что не так с моим носом?

— Все так. Моя бывшая сделала пластику носа, но хотела сохранить это в полной тайне. — Марк повернулся к зеркалу. — Как будто каждый, кто ее знал, не обнаружит очевидное, едва взглянув ей в лицо.

Челси опустила руку:

— Нет. Не нос.

— Задница? Жена Карлсона откачала жир из бедер и закачала его в задницу.

— Это называется бразильское подтягивание ягодиц. И нет, я этого не хочу. — Встав, Челси подошла к стойке с гантелями. Какого черта? Почему она боится, что он узнает? Она же не заботится о его мнении или о том, что он примется читать ей мораль. Не после того, как он признал, что занимался сексом с женщиной, боясь, что она превратит его в подушечку для булавок. Челси провела рукой по верхней гантеле. — Я хочу накопить достаточно денег, чтобы сделать операцию груди.

Перекладина со стуком опустилась вниз, взгляд Марка переместился на грудь Челси:

— Вы думаете, что она недостаточно большая?

Нахмурившись, та покачала головой:

— Я хочу сделать операцию по уменьшению груди.

— О, — он снова поднял глаза к лицу своей собеседницы. — Зачем?

Как всегда. Она знала, что он не поймет. Черт, даже ее собственная семья не понимала.

— Мне не нравится большая грудь. Она тяжелая и все время мешается. Трудно найти подходящую одежду, и у меня болят спина и плечи.

Марк встал и взял полотенце, все еще висевшее у него на шее.

— И насколько вы хотите ее уменьшить?

Челси сложила руки на груди:

— Думаю, до полного С.

— С — хороший размер, — кивнул Марк, вытирая лицо.

Ух ты! Она что, в самом деле говорит об операции груди с Марком Бресслером? С мужчиной? И он не вопит по поводу, что она собирается уменьшить грудь?

— Вы не считаете, что это плохая идея?

— Почему вас заботит то, что я думаю? Если у вас болит спина, а вы что-то можете сделать с этим, то вы должны это сделать.

Что ж, разумно.

— Какой у вас сейчас размер?

Челси уставилась на свои туфли:

— Двойной Д.

— Для кого-то повыше это не было бы проблемой, но вы невысокая девушка.

Челси подняла глаза. На Марка, стоявшего в нескольких метрах от нее. Большого и плохого, и почти обнаженного. С завивавшимися влажными волосами на голове. Если бы она не знала его, не знала, каким грубым придурком он может быть, то могла бы оказаться в опасности влюбиться в него. Или броситься ему на горячую, мокрую грудь и поцеловать в губы. Не за то, как он выглядел, хотя выглядел он чертовски хорошо, а за то, что понял чувства Челси.