— И на что мы жить будем?! — орала Вивьен под вопли маленьких дочерей так, что от ее голоса сотрясались стены. — Ты мог мозг включить, прежде чем директора посылать, и подумать о том, чем мы будем в следующем месяце платить за квартиру?!

— То есть по-твоему я должен был под него прогнуться?! — так же громко возмутился в ответ Фрэнк. — Да ты и сама бы после такого отношения начальства ушла хлопнув дверью! Но вот у меня, по-твоему, гордости быть не должно!

Они ругались на повышенных тонах уже с полчаса. Кто-то из соседей за тонкой стенкой включил музыку погромче, и из-за этого крохотная обветшалая квартирка, в которой приходилось ютиться чете Хейзов с двумя маленькими детьми, еще больше заходила ходуном. Но какая разница обсыплется штукатурка окончательно или нет, когда и так она отваливалась от каждого неосторожного чиха, а старые обои и вовсе держались на одном честном слове.

Маленькие Эмма и Ава, закутанные в ношенные детские одежды и замотанные в застиранные простыни, горланили и плакали в своей кроватке, которую делили между собой вдвоем, а скромный ужин на древней и почуханной от времени плите давно уже пригорел. Хейзам было не до того.

— Ага, значит гордость дороже! Какая прелесть! — вскинула руками Вивьен и зло оскалилась на мужа. — А то, что дочерям твоим есть нечего, ты учел, когда увольнялся с гордо поднятой головой, или нет?! Почему в этой семье вечно только я думаю о чем-то более-менее материальном?!

— Вот только не надо опять начинать строить из себя жертву! — пригрозил ей Фрэнк. — Вечно ты пытаешься повернуть ситуацию так, что если бы не ты, то мы все давно бы переехали в канаву! А когда я из кожи вон лезу ради нас всех, преподносишь как должное! Посмотрел бы я на то, как бы ты запела, если бы я ушел!

— ТАК УХОДИ! — крикнула ему прямо в лицо Вивьен, и из ее глаз брызнули слезы. Образовавшуюся паузу полностью перекрыла собой музыка соседей и вопли маленьких дочерей. Едва сдерживая рвущиеся наружу рыдания, Вивьен нервно взъерошила свои густые огненно-рыжие волосы и устало уронила руки вниз.

— Господи, да замолчите вы уже, — страдальчески застонала она и стремительными шагами, направилась к кроватке дочерей. Взяла на руки кроху Аву и погладила по маленькой кудрявой головке Эмму.

— Ну замолчите вы, пожалуйста, — чуть ли не плача вместе с дочерями, взмолилась женщина. — Ну, что мне сделать, чтобы вы успокоились?

Но девочки никак не желали умолкать и продолжали рыдать из последних сил. Рано или поздно они бы просто устали так громко и долго кричать, но Вивьен была совсем не уверена, что у нее самой хватит сил и нервов дождаться этого момента. Но и как успокоить дочек она тоже не знала.

Сзади тихо подошел Фрэнк и осторожно прижал ладонь к мелко подрагивающей спине жены. Они постояли так немного, и мужчина, изобразив какую-никакую бодрость и радость, порывисто поднял на руки заливающуюся слезами старшую дочь.

— Ну кто у нас тут такой маленький? Кто такой хорошенький и сопливенький? — качая ее на руках, с улыбкой произнес он. — Эмма, ты же старшенькая, ну ты что? Какой пример ты подаешь сестре? Зачем плакать, когда можно смеяться?

Прижав Эмму к себе, он нежно поцеловал Аву в покрытую светленьким пушком крохотную макушку. Покачивая и заботливо поглаживая младшенькую, Вивьен смотрела на мужа убитым, полным обреченности и усталости взглядом. Они встретились глазами, и Фрэнк виновато потупил взор. Дочери на руках родителей постепенно успокаивались.

Порыдав, но уже намного более вяло и без особого энтузиазма, еще с четверть часа, крохи наконец-то уснули, а их мама и папа перебрались на кухню. Ужинать было почти нечем, да и не особо хотелось, после такого скандала. Поэтому Вивьен и Фрэнк просто сидели рядом за маленьким столом и пили сильно разбавленный чай. Невкусный, без сахара, зато горячий. По лицу Вивьен больше уже не бежали слезы, но женщина то и дело шмыгала носом, как будто вот-вот собиралась снова заплакать, но из последних сил сдерживалась. Фрэнк смотрел на нее со всей любовью и преданностью и держал ее за руки.

— Я завтра же с утра пойду искать новую работу, — тихо, чтобы не разбудить дочерей в соседней комнате, пообещал он. — Устроюсь хоть грузчиком, хоть дворником — все равно. Я вас голодными не оставлю, Вив. Обещаю.

— Боже мой, Фрэнк, зачем мы тебе только? — пробормотала Вивьен. — Зачем ты только со мной связался…

— Вив, родная, ты что? — испугался Фрэнк, стремительно поднялся со своего табурета и встал перед женой на колени. Он прижал свои ладони к ее лицу, убрал упавшие вперед рыжие пряди и заставил любимую посмотреть на себя.

— Вив, я люблю тебя, — со всей искренностью заверил он ее. — Ты и девочки — лучшее, что случилось в моей жизни. Проблемы есть у всех, но я вас не променяю даже на самую сытую и богатую жизнь. Я вас безумно люблю. Куда я от вас уйду? Лучше уж сердце себе вырвать.

— Боже, Фрэнк, — болезненно выдохнула Вивьен, с горечью смотря на мужа, и губы ее мелко дрожали. Он поцеловал ее, прижал к себе и еще долго не отпускал, пока она плакала уткнувшись ему в плечо и цепляясь за его спину.

А утром, как он и обещал, Фрэнк ни свет ни заря ушел искать новую работу.

— Так мы и жили. Папе в итоге удалось найти работу в одной судостроительной компании, которая дала ему в последующем хороший старт. Сейчас он работает уже на другую, более крупную контору со схожим производством ведущим инженером и живет в Бостоне, хотя в Штаты он переехал по совсем другим причинам, но об этом потом.

Мама тоже никогда не сидела сложа руки. Пока мы с сестрой были маленькими, она брала много работы на дом, писала статьи, редактировала чужие, занималась репетиторством. В общем вертелась как могла, выжимая из своего журналистского образования все соки. Когда мы немного подросли, она отправилась работать в одну страховую фирму на полставки. В тот момент ее не волновало где работать и кем, лишь бы были деньги. Но в итоге она влилась в коллектив, много обсуждала с коллегами их работу и понемногу вносила свою лепту в расследование страховых случаев. У нее оказалось чутье, которого не было у других страховых следователей, и поняв, что это шанс найти не только денежную, но и интересную работу, крепко вцепилась в открывшуюся возможность. Сейчас она возглавляет чикагский филиал крупной страховой фирмы, в которой работает уже очень давно.

Помогало родителям и то, что на лето и каникулы они часто отвозили нас с сестрой к бабушке и дедушке, папиным родителям, в деревню. Нам нравилось проводить там время, мы с Эммой хорошо выучили гэльский, много гуляли по лесам и полям и даже научились кататься на лошадях. Так что мы никогда не возражали, когда нас отправляли в деревню, а маме и папе было хотя бы полегче заниматься своими делами.

Но несмотря на то, что у родителей постепенно складывалось с работой, деньгами и карьерами, их отношения катились по наклонной. Мама с папой ругались, мирились, снова ругались и так по кругу. Поначалу мы с Эммой были слишком маленькими, чтобы что-либо понимать, потом, взрослея, просто старались спрятаться где-нибудь или убегали играть на улицу, лишь бы не слышать родительских воплей друг на друга. Нам обеим хотелось попасть в другой счастливый мир, где в доме бы всегда царил мир, а родители ладили между собой и никогда больше не ругались. Они кормили нас, одевали, покупали игрушки, выбирали самое лучше доступное образование, но нам нужно было только, чтобы они любили друг друга и все.

— Ты говорила им об этом когда-нибудь?

Ава немного удивленно моргнула и посмотрела на Рида. На несколько секунд девушка всерьез задумалась над его вопросом и слегка поежилась, будто от холода.

— Не помню, — неуверенно отозвалась она. — Нет, наверное… Но не думаю, что это что-то бы поменяло. Они же не могли всех себя отдать нам с Эммой. Мы только их дети, но не вся жизнь, а в ней всегда очень много других обстоятельств. В любом случае, вовсе не проблемы в семье впервые подтолкнула меня искать отдушину в боли. Виноватой в том оказалась школа.