Это чувствуется больше как поцелуи и объятия.

Я поворачиваюсь на своей стороне песка, голова прислонена к руке. Шон на животе рядом со мной, камера направлена на моё лицо.

— Ты рад, что приехал сегодня? — спрашиваю я мягко. Волны с грохотом обрушиваются на скалы.

— Больше, чем рад, — говорит он из-за камеры. — Благодарен. — Щелчок.

— Правда? — спрашиваю я. — Потому что ты прятался два часа.

— Мне просто нужно было обо всём подумать, — говорит он. — Позволить этому дойти.

— Да, — говорю я. — Я, вероятно, сделаю это, когда буду пытаться уснуть сегодня ночью. Это было очень большое дело для меня.

— Я знаю, — говорит он. — Ты рада, что рассказала?

— Да, — говорю я без колебаний.

— Хорошо, — говорит он, прикладывая фотоаппарат обратно к лицу. — У меня всё же есть ещё один вопрос.

Моё сердце пропускает удар; этот тон его голоса.

Щелчок.

— Ты говорила, что Бетси выполняет вечернюю работу, — говорит он.

— Да, — говорю я, полуулыбаясь.

Щелчок.

— Футбол вечером.

— О, правда? — я притворяюсь удивленной.

Щелчок.

— Была одна игра, в частности, мне любопытно, — говорит Шон до сих пор из-за камеры.

— Это была я, — шепчу я, прежде чем очередная волна разобьется о скалу.

Шон опускает камеру и достает из кармана крышку объектива. Он закрывает его и откладывает камеру. Затем в мгновение ока приближается ко мне. В двух сантиметрах от моего лица он шепчет:

— Докажи.

И я доказываю.

На следующий день после школы я еду вниз по дороге, в то время как мама едет вверх. Когда проезжаю мимо, вижу, что она одета в свою медицинскую униформу, должно быть, направляется на работу. Во мне вспыхивает нервное возбуждение, когда я размышляю, стоит ли мне воспользоваться возможностью проверить ее офис в течение дня. У меня смешанные чувства; съезжаю на обочину и оборачиваюсь.

Мама так далеко впереди меня и ее не видно, но на полпути вниз по склону я замечаю, как она поворачивает в противоположную сторону от работы.

— Ну вот опять, — бормочу я про себя. — И куда мы направляемся на этот раз?

Я следую за ней, осознав спустя несколько минут, что мы едем по дороге к офису.

— Ты так на работу опоздаешь! — говорю я громко, раздосадованная. Звонит сотовый; «Дом».

— Ты опаздываешь, — говорит Бетси.

— Я знаю, извини, — говорю я. — Я слежу за мамой.

— Правда? — спрашивает Бет, ее голос немного поднимается. — В больницу?

— Нет, я видела, как она уезжала, и я собиралась воспользоваться моментом, когда она на работе, чтобы проверить тот офис, но она едет туда. В действительности, подожди, повиси секунду. — Я кладу телефон так, чтобы могла использовать обе руки для парковки. — Хорошо, я вернулась. Мне надо было припарковаться. Она входит внутрь.

Я наблюдаю и рассказываю Бетси, как Мама вытаскивает ключи из сумочки и открывает дверь. Она входит, а я жду.

— Что сейчас происходит? — пять минут спустя спрашивает Бет, устав выслушивать о том, каким очаровательным был Шон сегодня на занятиях.

— Все еще ничего, — говорю я.

— Что, она все еще находится там?

— Наверное, — говорю я, вздыхая.

— Ну тогда возвращайся, — говорит она. — Я могу опоздать на занятия.

— Хорошо, — говорю я, качая головой. Мы отключаемся, и я почти вставляю ключ в зажигание, когда решаю попытаться заглянуть внутрь. Если мама поймает меня, она будет в ярости, но не злее, чем сейчас.

Выпрыгиваю из машины и перехожу улицу, затем иду вдоль стены здания. Когда я оказываюсь прямо перед зданием, меня охватывает нервозность, я решаю вернуться, но что-то заставляет меня двигаться дальше. Поднимаюсь по ступенькам и складываю свои руки чашечкой, чтобы заглянуть в окно рядом с парадной дверью. Часть меня думает, что она, скорее всего, будет там, собираясь уйти. К счастью, ее там нет.

Внутри всего лишь обычный офис доктора или дантиста с регистратурой снаружи — за исключением того, что там нет администратора и зала ожидания с креслами и знаками отличия. Комната снаружи пуста. Я смотрю несколько минут, затем решаю уйти, но перед уходом я замечаю, как мама проходит мимо дверного проёма к дальней части офиса.

Она увлеченно читает что-то, передвигаясь из левой части здания в правую. У нее во рту ручка, и она выглядит так, словно она… работает? За исключением того, что она не в больнице. И больше не в униформе.

Сбитая с толку, я иду обратно к машине, часто оборачиваясь, чтобы удостовериться, что мама не смотрит на меня. В растерянности я делаю одну остановку, прежде чем поехать домой. Затем еду домой еще быстрее. Приехав, я врываюсь в дом и зову Бетси и Эллу. Элла появляется из кухни; Бетси с любопытством смотрит на меня с балкона.

— Мама не доктор скорой медицинской помощи, — говорю я, еле дыша, на вид без причины. — Она получает двадцать тысяч долларов каждый месяц, и абсолютно ясно, что это не Мемориальная больница.

Остальные теряют дар речи. Наконец, говорит Элла.

— А? — говорит она, словно остолбенев. — Наверное, я была не права насчет поливки цветов тогда?

— Да, — говорю я, проведя рукой по своим волосам. — Думаю, да.

В полдень в субботу мы все трое по разным углам комнаты отдыха, говорим ни о чем. Мама сказала, что у нее двойная смена — а это, скорее всего, значит, что она в своем секретном офисе, но где бы она ни была, я рада, что дом и день наши.

— Мы будем оказывать ей сопротивление? — спрашивает Элла, и выглядит она так, словно ей не по себе от своего вопроса. Она смирилась со всем, что связано с Шоном, но я думаю, если копнуть глубже — она боится перемен. Плюс, она встречается с Дейвом, так что ее жизнь вообще улучшилась за последнее время.

— Возможно, она просто врет, — говорит Бетси, кладя ноги на кофейный столик. — Я имею в виду, что она лгала нам о свой работе четыре года…

— И откуда ей приходят деньги, — мимоходом замечаю я.

— Верно, — говорит Бет: — Что, если прекратить всю ее ложь? — Она делает паузу. — Как бы мне хотелось, чтобы та девушка из Твиннера ответила мне. Я хочу сказать, а если это действительно Бэт? Если бы мы точно знали это и бросили это маме… если бы мы смогли поймать ее на лжи, она была бы вынуждена рассказать нам все остальное.