— Габриэла! Габриэла!

Мужской голос разносился над дворовыми службами. Ответа не последовало. Ещё не старый, но здорово потрёпанный жизнью мужчина сошёл со ступенек каменного дома. Грязь чавкнула под сапогами, мужчина поскользнулся и чуть не упал. Выругавшись, он направился к изгороди за конюшней. Оттуда хорошо было видно полоску леса на перекрестье дорог, "дикое "кладбище, где хоронили некрещёных и мертворожденных младенцев и самоубийц, и крохотную лачужку, готовую развалиться от малейшего дуновения ветерка, но между тем стоявшую в таком виде последние…

Джейкоб (так звали мужчину), почесал лысеющую макушку, вспоминая, сколько же прошло лет с тех пор, как появилась в их краю Катлина. Габриэле весной шестнадцать, значит, и Катлина тут живёт почти столько же? Надо же, как быстро время-то…

Его раздумья прервал девичий голосок:

— Бегу-у-у-у!

Джейкоб увидел на фоне леса светлую размытую точку, которая приближалась и с каждым шагом делалась всё чётче и чётче. Вот уже можно было разглядеть тонкую фигурку в мешковатом платье. Вот она подбежала совсем близко, забралась на изгородь и чмокнула отца в колючую щеку.

— Да, па!

Отец напустил на себя строгий вид и пустился в расспросы:

— И где это ты шастала?!

— Па, ну ты же сам разрешил!

— Я тебе разрешил туда ходить, иногда, а ты, я вижу, и жить там согласна! Матушка переживает…

"О, да, эта переживает! Если бы я померла, так она на радостях плясала бы на моей могиле! "— злобно подумала Геби, но промолчала.

Её отец женился на этой вздорной тётке, позарившись на богатое приданое, которое было наградой тому, кто решится на столь опасный шаг: характер у мисс Вилсон был под стать разъярённому льву, что сильно снижало её цену на "рынке невест ". Только Джейкоб Смит, к тому времени уже вдовец с двухлетней Геби на руках, переговорил с мистером Вилсоном — её отцом, а потом пришёл, схватил её за руку, не слушая возражений и проклятий, сыплющихся на его голову, и просто повёл под венец. Спустя год она родила Джейкобу двух сыновей, но один умер, когда ему было полтора года, а второй погиб в прошлом году, упав с коня. И Джейкоб, и мачеха были уже слишком стары, чтоб родить ещё одного наследника, поэтому мачеха срывала всё зло на ни в чём не повинной Геби.

Разговор возле изгороди был прерван топотом лошадиных копыт и мимо них пробежал огромный рыжий конь с хомутом на шее. За ним по земле волочились сломанные оглобли, которые время от времени задевали его задние ноги, от чего конь взбрыкивал и, прижав уши, бежал ещё быстрее. А за взбесившимся животным, держась за вожжи, по земле, по камням и лужам, то на спине, то на животе, мотался парень с конюшен. Геби взвизгнула, Джейкоб выругался… Парень разжал руки, судорожно сжимавшие вожжи и остался неподвижно лежать на грязной земле. Джейкоб, не переставая ругаться, бросился вслед за конём. Со стороны конюшен уже бежали несколько человек, двое из них подбежали к пареньку и, подняв на руки, унесли с дороги. Геби ринулась за ними.

— Несите его в дом!

Люди обернулись. По толпе прокатился шёпот:

— Хозяйская дочка…

— Её ведьма учит…

— Но она может помочь…

— Пусть лучше он умрет без греха, чем примет помощь дьявола…

— Сходите за священником…

— Жалко Пита, хороший был конюх…

Геби стояла, словно оплёванная. Она может его вылечить, а они… Да кто они такие?!

— А ну, делайте, что велено! Вы всего лишь слуги, и не вам указывать, что мне делать. Ты! — она обратилась к стоящему рядом слуге: — Принеси с кухни тёплой воды… Где моя корзина? Принесите корзину…

Пит лежал на лавке. Очевидно, ни у кого не возникало сомнений в дальнейшей судьбе юноши. Геби сняла кусок полотна c корзины, обмакнула его в воду и стала аккуратно промокать ссадины и раны на лице юноши. На верхней губе окровавленный пушок, нос разбит, кожа во многих местах содрана, все раны забиты грязью… Придётся повозиться!

— Эй, Пит! Слышишь меня? Это я, Габриэла.

Парень приоткрыл глаза, с трудом разлепил разбитые губы и попробовал улыбнуться:

— А я, было, понадеялся, что попал в рай, а по лицу меня гладят ангелы…

Геби тоже улыбнулась.

— Где болит? Пошевели руками… ногами… та-ак… а теперь вдохни. Не больно?! Слава Господу, кости целы. А раны и синяки до свадьбы заживут…

Она промывала раны, смешивала с жиром тёртые травы, потом мазала рану и аккуратно накладывала чистые полотняные повязки. За этим занятием и застал её вернувшийся отец.

— Иди в дом! — буркнул он и ушел. Геби виновато улыбнулась своему пациенту. Он попытался ободряюще кивнуть, но боль была ещё сильной и он отвёл взгляд.

— А-а, вернулась!

"Только не это! "— подумала Геби. Из комнаты вышла женщина в чепце и грязном переднике.

— Опять к этой старой ведьме ходила? — ядовито поинтересовалась мачеха, вытирая руки об передник.

— Катлина никакая не ведьма! То, что она знает травы…

— Ведьма она и есть. Сама не в себе и тебе голову всякими бреднями забивает.

Вошел отец.

— Ладно вам грызться! — Он сел за стол и Геби поняла, что головомойки не избежать и разговор предстоит долгий. Но отец подозрительно ласково погладил её по голове, а потом продолжил:

— Поймал я, значит, рыжего, веду сюда. Навстречу сам староста. Ну и спрашивает, сколько лет моей Габриэле и не засиделась ли она в девках. Так оно, говорю, хорошо бы пару ей сыскать, а староста и упомяни своего племянника…

Габриэла ойкнула и в слезах убежала в свою комнату.

Племянник старосты являл собой копию мачехи Габриэлы, только к отвратительному характеру были примешаны неимоверная грубость и жестокость. Об этом знали все, но вслух никто не говорил. Сам староста, хоть и покрывал его неблаговидные поступки, сам удивлялся, откуда в парне столько злобы. Изнасиловал дворовую девку, а когда та была уже с хорошим животом, вместе с дружками выкатали её в навозе, перьях и голышом провели по селу, отчего та удавилась в лесу и нашли её только через месяц… В уличных боях ему не было равных, потому что своим кулаком с одного удара он мог забить насмерть овцу. Все, кто знал его, старались не иметь с ним дел, потому что подлости и хитрости в нем было не меньше, чем силы. Однако, богат он был немеряно, а поэтому мог бы считаться завидной партией для Габриэлы.

И за это чудовище она должна выйти замуж?!

Господь Всемогущий, да она скорее удавится в лесу, как та несчастная, но никогда, никогда, никогда… "Слышите? Никогда!.. "— всхлипывала в подушку Геби. И, словно озарение, пришла к ней мысль: "Надо идти к Катлине! Она подскажет… "

С этой мыслью Геби, наплакавшись, уснула.

Катлина была знахаркой. Сколько помнят её односельчане, столько она и жила в одинокой лачуге возле "дикого "кладбища. Соседство же с этим непривлекательным местом саму Катлину отнюдь не смущало. Может, даже наоборот, избавляло от лишних любопытных взглядов.

Все в Гринфилде поговаривали, что она — ведьма, но прямых доказательств не было, как, собственно, не было в их краю человека, который бы хоть раз не обратился бы к ней за помощью. Кроме того, каждое воскресенье (а иногда и чаще), Катлину можно было увидеть в церкви, а какая уважающая себя ведьма пересилит страх перед своим рогатым господином и пойдёт туда, где поют молитвы, священник читает проповеди и висит распятие?

Никто не помнил, когда здесь появилась эта женщина.

Никто не знал, была ли она когда-нибудь замужем, были-ли у неё дети.