В душе зашумела вода, а я обиженно насупилась. А потом пришло осознание произошедшего. Он отказался от моих ласк, от меня! Единственный мужчина, которого я хотела, не хотел меня!..

… Эдуард мечется раненным зверем по спальне. Я сижу на кресле, подтянув колени к подбородку и не смотрю на него. Мой хозяин резко разворачивается и нависает надо мой, уперев могучие руки в подлокотники.

— Почему, Эля, почему? — почти рычит он. — Ты же понимала, что это бессмысленно.

Я утыкаюсь лбом в колени и стараюсь не дрожать.

— Почему, девочка моя, ответь мне! — кричит Эдуард.

— Я устала так жить, — едва слышно отвечаю я. — Я хочу домой.

Он устало опускается на пол рядом с креслом и смотрит на меня. Я неожиданно успокаиваюсь и встречаюсь с ним глазами.

— Почему ты не можешь полюбить меня, Эля? — тихо спрашивает Эдуард. — Почему не хочешь принять мою любовь? Прими мой дар и все изменится. Ворота откроются перед тобой, ты станешь свободна.

— Но какой ценой! — я прикрываю глаза и откидываюсь на спинку кресла.

— Это не цена, это дар, девочка моя, — спокойно отвечает он.

— Я не хочу быть твоей, — так же спокойно говорю я, мне все еще не страшно, я устала бояться, поэтому и пыталась перелезть высокую ограду, но охрана сняла меня с нее раньше, чем я успела пролезть хоть метр.

— Ты уже моя! — в его глазах снова бешенство. — Вопрос только в том, что я хочу, чтобы ты была не просто наложницей.

— У тебя уже есть жена, — я тоже начинаю злиться.

— Я отказался от нее, — Эдуард вскакивает и глядит на меня сверху.

— Это не имеет значения, — я встаю на кресле в полный рост и теперь почти сравниваюсь с ним в росте. Я пристально смотрю моему хозяину в глаза, и он не выдерживает и отворачивается.

— Не смей так смотреть, — глухо говорит он.

— А не то что? — я улавливаю у себя насмешливую интонацию Кристины.

— Хочешь узнать? — Эдуард поворачивается ко мне, и я содрогаюсь от холодного звериного взгляда.

— Мне плевать, — неожиданно для себя самой отвечаю я, спрыгиваю с кресла и направляюсь прочь из комнаты.

Я не успеваю дойти до двери, он оказывается передо мной. Я поднимаю голову, и тут же кричу от хлесткого удара, сбивающего с ног. Слезы выступают из глаз, горячая кровь течет из носа, из разбитой губы. Запах крови пьянит моего волка. Его глаза становятся совершенно безумными. Он падает на меня сверху, слизывает кровь, прикусывает, стонет, а потом рвет платье, белье мне запрещено носить, и овладевает мной, вырывая из груди очередной крик боли. Мой жестокий волк пьет мою боль вместе с кровью. Он двигается резко, жестко, словно хочет пробиться к центру моего существа. Его рык оглушает, и я даже не плачу, просто в паническому ужасе смотрю на него широко раскрытыми глазами…

… Когда Дима вернулся в комнату, я стояла у окна, глядя на осенний дождь. Моя душа плакала вместе с дождем, но глаза были сухи. Я смирилась, я приняла то, что нежеланна. Жаль только, что огонь, который так ждал Эдуард все же вспыхнул, но был отвергнут и теперь медленно сжигал меня.

— Что интересного показывают? — преувеличенно весело спросил Дима.

— Опять дождь, — тихо ответила я, не оборачиваясь.

— Эля… — начал он и замолчал.

Я зябко поежилась и обняла себя за плечи. Дим подошел ко мне, встал сзади и некоторое время молчал, а затем обнял. Я попыталась вырваться.

— Ты обиделась, — он не спрашивал, он утверждал. — Прости.

— Тебе не за что извиняться, — я снова попыталась освободиться, не позволил. — Я все понимаю, Дим, правда. Ты и так возишься со мной, мотаешься чуть ли не целыми сутками по дорогам. Ты был добр ко мне, а я полезла еще со своими желаниями. Мне стыдно, это ты меня прости.

— Ты подумала, что мне было неприятно? — понял Дима. — Глупышка, зачем тогда я столько стоял под холодным душем? — он добродушно усмехнулся. — Поверь, у нас желание одно на двоих, но пока это невозможно. Еще рано.

— Почему? — я развернулась и посмотрела ему в глаза.

Дима отвел взгляд и тряхнул головой.

— Ты еще так мало знаешь обо мне, — вздохнул он. — Я хочу, чтобы сначала не осталось тайн. Но и время откровений еще не пришло. Потерпи, малышка, хорошо?

Я кивнула, задумываясь над тем, что может скрывать такой человек, как Дима…

… Сегодня мне не приходится пробираться на улицу. Эдуард после случившегося несколько дней смотрел на меня глазами побитой собаки, выполняя любое мое желание, предугадывая капризы. Хотя, какие у меня могли быть капризы… Но я добилась возможности общаться с Кристиной. Он был недоволен, даже разозлился, но тут же подавил вспышку и кивнул, глядя на мое распухшее лицо и губы. Мой хозяин привез по моему требованию кресло-каталку для своей жены, и теперь мы вместе гуляли с ней по распустившемуся саду.

Настроение после таких прогулок у меня значительно поднималось, и Эдуард довольно смотрел на мою улыбку. Он не подходил к нам с Кристиной, но всегда провожал на прогулку, собственноручно усаживая волчицу в каталку, и встречал, забирая ее. Мы вместе доносили Кристину до ее комнаты и шли обедать. В такие минуты я переставала бояться его и оживленно рассказывала о том, как мне нравится сад. Один раз я ему призналась, что у меня появилось детское желание, качаться на качелях под сенью цветущих деревьев. Рассказывала и смеялась над собственной фантазией. А на следующий день меня уже ждали качели, и я с радостным визгом бросилась к ним под веселый хохот Кристины. Эдуард стоял вдалеке от нас. Я его заметила, когда взлетала наверх, он улыбался.

— Ты сегодня была совсем счастливая, — говорит он вечером, когда мы сидим пере д разожженным камином. Я невольно улыбаюсь, и он тут же добавляет. — Прими мой дар, Эля.

Мы сидим на полу перед камином. Точней, сидела я, глядя на пляшущий огонь, а он сел сзади, обняв и вынудив откинуться ему на плечо. Настроение сразу начало портиться. С того дня, когда он терзал мое тело, он еще ни разу не поднимал эту тему.

— Пойми, глупышка, все изменится, все сразу изменится. И твое отношение ко мне, ты сама изменишься, ты примешь меня. И мне будет легче, — он пытается объяснить, но я не хочу слушать. — Ты узнаешь столько всего нового, больше не будет тайн. Ты узнаешь обо мне гораздо больше, чем сейчас. Прими мой дар, родная.

— Я не хочу, — в голосе откуда-то появляется твердость. — Мне не нужен твой дар.

Он превращается в каменное изваяние, которое все сильней сжимает руки, и я понимаю, что он готов меня раздавить, как букашку.

— Эденька, — через силу произношу я, и он тут же останавливается. Так я иногда называю его, чтобы усмирить грозу еще в самом начале.

— Что, милая, — хрипло отзывается он.

— Пойми, я не так давно потеряла жениха, которого любила, мне нужно время, — говорю я, но на самом деле мне хочется сказать, что я не могу быть с тем, кто убил моего любимого. Это лишь подозрения, но я почти уверена, чей внедорожник сбил Сережу, уж больно все сходилось по времени.

— Уже прошло достаточно времени, — мой волк напрягается. — Ты все еще помнишь его?

Я молчу, потому что понимаю, что мой ответ может вызвать бурю.

— Эля? — почти рычит Эдуард, и я решаюсь на то, что делала лишь раз.

Я разворачиваюсь к нему лицом, встаю на колени, чтобы быть на одном уровне с сидящим на полу мужчиной, и обнимаю его. Сплетаю пальцы на могучей шее и целую. Он даже не дышит, боясь напугать меня ответным поцелуем.

— Покажи мне свои владения, — прошу я, когда отрываюсь от него.

— Прими мой дар, родная, и ты все увидишь, — говорит он и пытливо смотрит в глаза.

— Мне скучно, Эденька, прокати меня по своим владениям, — я улыбаюсь и снова целую его.

— Прими мой дар, Эля, — хрипло повторяет он.

— Зачем принимать дар для простой прогулки? — я недоумеваю.

— Тогда ты увидишь гораздо больше, — отвечает Эдуард.

Мне не нужен его дар, мне нужно увидеть путь, потому что лазейку в монолите неприступной усадьбы мне подсказала Кристина. Это был намек, но я запомнила.