И тут он заметил Агасфера. Старик стоял возле загона, опершись телом на длинный шест, которым он обычно выгонял баранов. Он спокойно смотрел на приближавшегося к нему Шенгеле. Его овцы медленно брели в сторону всходившего солнца.

Йозеф, приблизившись, поискал глазами подходящий камень и уселся на него. Агасфер продолжал молчать. Шенгеле удивился его спокойствию. На секунду Йозефу даже показалось, что в глазах старика промелькнула насмешливая искорка, но, вглядевшись внимательней, он решил, что это был отблеск солнечного луча.

Шенгеле произнес:

– Ты прости меня за вчерашнюю несдержанность, но во всем виноват не я. Ты вел себя, как пьяный раввин, материально обделенный прихожанами синагоги. Ты трепал своим речевым придатком, как бандеровец флагом… Ведь не зря сказано: язык твой – враг твой. А слово – самое мощное и острое оружие. Из-за неосторожно сказанного слова начинались войны. В твоем же случае, − это не я сделал тебе больно. Это слова, сорвавшиеся с твоего гнусного языка, вернулись обратно железом и превратили тебя в шпигованного козла.

Йозеф замолчал. Повисла тишина, нарушаемая лишь еле слышным блеянием овец. Агасфер смотрел на Шенгеле, не отрываясь, и думал о чем-то своем. Тот спросил:

– Что, так и будешь молчать?

Старик все-таки открыл рот.

– Зачем ты пришел? – поинтересовался он. – Что тебе надо от меня? Водки? Я ничего тебе больше не дам. Уходи. Не хочу даже видеть тебя.

Шенгеле сообщил:

– Я пришел попрощаться.

Брови Агасфера удивленно задрались вверх:

– Решил сбежать?

– Нет. Пришел Иса. Дал денег, немного еды и показал дорогу в Грузию.

Старик заинтересовался:

– Даже денег дал? Что это с ним случилось?

– Вот, − Шенгеле достал из кармана купюры и протянул их Агасферу. –

Посмотри…

Еврей тут же отбросил посох в сторону, подошел ближе, и взял банкноты в руку. Он внимательно рассмотрел их, помял в пальцах, понюхал, и с сарказмом в голосе заметил:

– Ох, и идиот же ты, Йося! Если ты всучишь одну из этих бумажек кому-нибудь по эту сторону границы, то тебя просто пристрелят. А если ты сделаешь то же самое в Грузии, тебя тут же укатают в каталажку, где ты станешь заниматься привычным голубым делом. Советую использовать купюры для подтирания своей задницы. Она, правда, станет зеленой, но гомиков такой факт никоим образом не смутит…

Агасфер смял банкноты и бросил их на землю у ног Шенгеле. Тот не стал их подбирать. Он вдруг спросил:

– Слушай, Жид. А чем ты занимался во время войны?

Агасфер удивился вопросу. Задрав вверх голову, он задумался, как будто что-то вспоминая. Шенгеле терпеливо ждал. Наконец, старик сказал:

– Сначала я был завхозом одной из киностудий, эвакуированных в Алма-Ату. Занимался, так сказать, материальным обеспечением тружеников советского искусства.

Он мечтательно прикрыл глаза и, улыбнувшись, продолжил:

– Золотые были денечки… Потом неожиданно случилась ревизия, и мне торжественно вручили пилу. Только уже не в Алма-Ате, а в одном из сибирских лагерей, расположенных на широте Иркутска. Я, было, уже испугался, что буду пилить елки все пятнадцать лет, которые мне впаяли. Но начальник лагеря оценил мои способности, и я стал художником при офицерском клубе, где рисовал всякую агитацинно-пропагандистскую муйню. А вышел в пятьдесят третьем году по амнистии в связи со смертью Сталина.

– То есть, с кровавыми фашистами ты не сражался?

– Еще чего? Мне уже на тот момент было больше двух тысяч лет. А это – непризывной возраст. Молодежь пусть воюет! Совесть надо иметь… А почему это тебя так заинтересовало?

Шенгеле пожал плечами и сказал:

– Так… Просто… Я жалею, что ты не попал в мой лагерь. Не знаю, стал бы я тебе наливать шнапс или нет. Скорее – нет. Но зато, каким бы ты стал потрясающим подопытным экземпляром…

Агасфер со злостью сплюнул под ноги и сказал:

– Все, хватит! Поговорили. Вали отсюда. Выход из долины справа. Уезжай в свою чертову Америку и не попадайся мне больше на глаза. А я со своей стороны могу поклясться, что ноги моей не будет там, где окажешься ты!

Шенгеле встал и, не оборачиваясь, неторопливо направился в указанную сторону. Агасфер пробубнил себе под нос:

– Век бы тебя не видать! Сволочь! Экземпляра лабораторного нашел. Бр-р-р…

Он нервно поежился, поднял с земли палку, и уже, было, собрался последовать за овцами, но вдруг заметил на одном из склонов группу людей, одетых в камуфляжную форму. Люди эти довольно быстро спускались в долину и в характере их движения явно проскальзывали элементы паники.

– Ч-черт! – выругался старик и напряг слух.

В воздухе слышался гул винтов приближавшихся вертолетов. Агасфер − не известно кого имея в виду − произнес:

– Бедные животные… Интересно, когда это все закончится?

Он отбросил палку в сторону, развернулся на сто восемьдесят градусов, и опрометью бросился в ту сторону, куда ушел Шенгеле.

Ровно через минуту, двигаясь на приличной спринтерской скорости, он, как сайгак, пронесся мимо Йозефа. Худые длинные ноги его, выстреливаясь вперед, легко перепрыгивали камни, и создавалось впечатление, что Агасфер всю прошлую жизнь профессионально занимался бегом с препятствиями. Шенгеле, удивившись, остановился, и принялся осматриваться. Заметив группу людей, уже спустившуюся в долину, и услышав знакомый шум лопастей, он без раздумий припустил вслед за Агасфером.

Как оказалось, еврей знал, куда уносить ноги. На склоне ближайшей скалы, в пяти метрах над землей чернела круглая дыра. Там была небольшая пещера. Попасть туда можно было по узкому каменному бордюру. Агасфер, ни разу не оступившись, сходу забрался наверх и исчез в дыре. Сразу стало понятно, что такого рода отступления совершались им неоднократно, и он уже изрядно в этом натренировался. Шенгеле же поднимался медленно и аккуратно, балансируя над постепенно удаляющейся землей. Неизвестно, сколько времени он собирался потратить на это восхождение, но долина уже наполнилась ревом вертолетных двигателей, и сразу раздался вой выпущенных ракет. Йозеф напряг силы, и в три отчаянных прыжка преодолев оставшееся расстояние, ввалился в пещеру.

Естественное укрытие представляло собой овальное помещение длиной около десяти метров и шириной не более трех. Пол был засыпан мелкой каменной крошкой. Агасфер уже сидел у левой стенки, и с усталым, но довольным видом хлебал из фляжки водку. Шенгеле уселся на корточки справа и, облизнувшись, принялся смотреть на ритмично двигавшийся агасферов кадык. Вход в пещеру расположен был таким образом, что вставшее на востоке солнце своими лучами полностью заливало помещение, и оба беглеца видели друг друга прекрасно. Старик, занюхав выпивку рукавом, сказал:

– Нечего на меня пялиться. Дырку проглядишь.

В долине гремели взрывы и раздавались звуки пулеметной стрельбы. Шенгеле поднял глаза выше и обнаружил, что все стенки пещеры исписаны различными выражениями. Не осталось ни одного пустого места. Большинство слов были русскими, но встречались и надписи на других языках. Йозеф, блуждая глазами по стенам, прочитал следующее:

Подпись гласила: «Вася из Москвы. 1985 год».

Ему вспомнился Василий из морга, и подумалось, что это мог быть он. Если это так, то гулящая жена ему досталась, как наказание за осквернение природы. Судьба, так сказать, распорядилась. Хотя, может, написал это не он, а какой-либо другой, тоже уже как-нибудь наказанный Вася.

Далее, водя взглядом по стенам, Шенгеле узнал, что жители краснодарской «Покровки» − козлы, а какая-то Люська из Барнаула – кривоногая сучка. Рядом с этим наскально задокументированным сообщением красовалась потрясающая история о том, как некоего Дмитрия изнасиловали армяне в количестве восьми особей, и теперь он ничего с собой поделать не может, а потому готов встретиться в привокзальном туалете города Батайска с любыми желающими повторить подобный гнусный акт. Йозеф заключил, что в советское время горный туризм в этой части Союза был развит неплохо…