Улучив минуту, когда они шли к кораблю, Анхор шепнул Мерибу:

– Мальчишку нельзя оставлять на свободе!

– Знаю, – тихо отозвался архитектор. – Не беспокойся, я найду достойное применение его молодости и силе.

Они вернулись в Эффе, чтобы взять одежду и вещи Тии, и вскоре девушку, словно пленницу, повели на корабль.

Прощание с родными было холодным и спокойным – без объятий, напутствий и слез. Мать не проявляла никаких эмоций, а отец лишь сокрушенно качал головой. Девушке казалось, что Анхор и Небет не чают от нее избавиться. Эте не пришла провожать подругу. Очевидно, ее отец не желал, чтобы дочь общалась с той, что посмела ослушаться родителей и сбежать от мужа.

Когда Тия шла на берег, туда, где повстречалась с Тамитом, каждый шаг отдавался сердечной болью. Девушка понимала, что отныне больше всего на свете будет нуждаться в прикосновении дружеской руки. Однако теперь ее ладонь, безжизненная, вялая, точно выброшенная на берег рыба, лежала в руке архитектора Мериба.

Полный незабываемых запахов ветер мчался вслед кораблю, овевал лицо девушки, шевелил волосы, будто желая приласкать и утешить. Когда судно отошло от берега и фигурки родителей и младших братьев стали уменьшаться в размерах, Тие захотелось закричать и прыгнуть за борт, но она не сдвинулась с места и молчала.

Постепенно деревянная скамья, на которой сидела Тия, сделалась нестерпимо горячей. Девушка задыхалась не столько от привычной для этого времени года жары, сколько от волнения и страха за свое будущее. Тия была рада, что еще в начале плавания Мериб отошел к кормчему и не возвращался. От нечего делать девушка принялась наблюдать за гребцами, чьи обнаженные, загорелые до черноты спины лоснились от пота, чья жизнь, казалось, состояла из сводящих с ума однообразных движений. Сильно ли они страдают? Возможно, их тела закалились и стали твердыми как железо, а сердца окаменели?

Она поела фруктов и хлеба, выпила чашку пива. Есть не хотелось, но Тия понимала, что ей понадобятся силы. Она видела густые пальмовые рощи, многочисленные зеленые островки и животных, пришедших на водопой, а также гиппопотамов, бесстрашно погружавшихся в бурлящие воды реки, и множество крокодилов, которые лежали на горячей илистой отмели, тесно прижавшись друг к другу.

Девушка тайком развернула тряпку, в которую было завернуто украшение, и вгляделась в пектораль. Рассказ Тамита заставил ее посмотреть на него по-новому. Что означали изящные фигурки и таинственные знаки? Она постарается это узнать, когда приедет в Фивы!

Тия не заметила, как к ней подошел Мериб, и едва успела спрятать сверток.

Архитектор смотрел на молодую жену без улыбки и нежности. Уголки его губ были опущены, темные глаза казались непроницаемыми как ночь.

– Я представлял это путешествие иначе, – сухо произнес он. – Ты все испортила.

Тия молчала, не поднимая глаз.

– Жизнь в Фивах отличается от жизни в Эффе. Больше роскоши, но меньше свободы. Тебе придется многому научиться. Надеюсь, ты подружишься с Анок, – отрывисто проговорил архитектор.

Тия уже позабыла о том, что у Мериба есть сестра.

– Она моя ровесница?

– Да. Правда, мне кажется, что вы очень разные. Анок интересуют в основном украшения и разные безделушки.

– Мне тоже нравятся украшения. Скажи, тебе попадались на глаза золотые украшения, подобные пекторали? – спросила девушка и рассказала о знаках, которые только что рассматривала.

– Такие украшения носят члены царской семьи и верховные жрецы. Это знаки божественной власти, – ответил Мериб.

Тия ощутила мгновенный трепетный испуг, будто ее души и сердца случайно коснулось что-то величественное, священное. Жаль, что она не может сказать об этом Тамиту. Невыносимо думать о том, что они, возможно, никогда не встретятся! Девушка погрузилась в печальные раздумья и забыла про мужчину, который сидел рядом. Неожиданно услышав его голос, она вздрогнула и вскинула голову.

– Я хочу знать, что было между тобой и тем парнем. – В тоне Мериба звучала бессильная злоба.

– То, что есть и будет всегда: любовь, – просто сказала Тия, и Мериб в бешенстве сжал кулаки.

– Не издевайся надо мной!

Он хотел добавить еще что-то, но то ли передумал, то ли не нашел подходящих слов. Резко встав, он повернулся и пошел прочь. Тия осталась одна.

Незаметно наступил вечер. По небу расстилался фиолетово-красный ковер пушистых облаков. Такие же цвета растворялись в бегущей за бортом воде. Тия не могла любоваться красотой природы. Она думала о каюте на корме, стены которой искусно сплетены из тростника, каюте, где было приготовлено ложе с тонкими простынями и подушками, набитыми гусиным пухом.

Девушка заплатила за жизнь и свободу Тамита жестокую цену, но если прежде Тия оценивала действительность, опираясь на разум, то теперь горе и страх накатили огромной волной и она беспомощно барахталась в ней, не в силах выплыть наружу.

В вышине парили птицы. В их печальном крике Тия слышала боль. Ей чудилось, что они оплакивают ее судьбу. Или, по крайней мере, ту часть ее жизни, которую она была вынуждена принести в жертву. Она попыталась успокоиться. Что такое тело? Нечто бренное, не имеющее ценности до тех пор, пока не сольется в вечном объятии со своим ка.

Направившись в каюту, архитектор небрежным кивком позвал девушку за собой. Тия не могла понять, что таится в глазах Мериба, – желание или злоба. Скорее, безумное сочетание того и другого.

Когда он заставил ее опуститься на ложе и сам лег рядом, девушка помертвела от ужаса.

На дне его взгляда плескалась ненависть, от которой черные глаза Мериба казались еще чернее. От ненависти скривились его губы, она же пряталась и в сжатых пальцах, в натянутом как струна теле.

Он склонился над Тией и сказал:

– Я слишком долго жил среди людей, для которых смысл земного существования заключается в ожидании смерти, а цель жизни – возведение роскошной гробницы. Я от этого устал. Я мечтал сполна насладиться бренным, живым, красотой, которая облачена в плоть, а не в камень, но был жестоко обманут. И в этом повинна ты!

Тия лежала зажмурившись и не слушала его. Она мечтала об избавлении. О том, как, внезапно открыв глаза, она вдруг увидит рядом Тамита, прижмется к нему и почувствует себя защищенной от всех невзгод. Вместо этого девушка почувствовала, как по ее телу заскользили руки Мериба.

Тия изогнулась, инстинктивно пытаясь высвободиться из его объятий, и негромко вскрикнула.

– Замолчи! – прошипел он, закрывая ей рот ладонью. – И не строй из себя недотрогу! Я не потерплю, чтобы надо мной смеялись гребцы и слуги!

Мериб был полон бессильной злобы. Злость сделала его безжалостным и грубым. Он стащил с Тии платье, при этом разорвав его в нескольких местах. Казалось, еще немного – и он сдерет с нее кожу. Тия задыхалась под тяжестью его тела; от волнения и страха ноги и руки девушки свело судорогой. Когда муж резко и бесцеремонно овладел ею, она стиснула зубы, сдержала крик и молча ждала, пока пытка закончится.

Наконец Мериб отстранился от юной жены и отрывисто произнес, не глядя на Тию:

– Я был зол, потому что ты сбежала с мальчишкой… Я думал, ваши игры зашли слишком далеко. Если бы я был уверен в том, что ты невинна, то обошелся бы с тобой иначе. Прости, что причинил тебе боль. Со временем я научу тебя получать удовольствие от любовных объятий. Когда мы прибудем в Фивы, я преподнесу тебе украшение, достойное сокровища, которое ты мне подарила.

Тия лежала неподвижно, как мертвая. В этот миг она была похожа на растерзанную тряпичную куклу. В широко распахнутых глазах девушки отражался лунный свет. Из них струились обильные слезы, слезы поражения, отчаяния и пронзительной боли, которая пульсировала в сердце, в душе, в тайниках ее женского естества.

Когда Мериб покинул каюту, Тия сползла с кровати, кое-как натянула изорванное платье и, шатаясь, прошла на корму. Девушка подползла к краю палубы, свесила голову за борт, и ее вырвало прямо в священный Нил.