— Что? — спросил Адэр, глядя на мой кулак, судорожно сжавшийся вокруг рукояти кинжала. И мягко добавил: — Расслабься, Лианна. Его здесь нет.

Несмотря на напряжение, его слова не заставили меня обозлиться. Напротив, я разом успокоилась. Он рядом — значит, всё будет хорошо.

Не желая ограничиваться сенсорным освещением, Адэр включил полный свет.

Пустота комнат в апартаментах мгновенно привела меня в себя. И я начала уже спокойно, хоть и настороже ходить по ним, приглядываясь к обстановке и пытаясь понять, что за человек может здесь жить. То, что здесь хозяин — мужчина, заметно сразу — по отсутствию мелких вещиц, которыми женщина немедленно украшает своё место обитания. И предметы интерьера были подобраны небрежно. Судя по всему, Дрейвен довольствовался лишь самым необходимым. Только ли потому, что являлся сюда редко и ненадолго? Не знаю.

— Снимков даг-ин Дрейвена очень мало, — сказал Адэр, оборачиваясь ко мне от высокой тумбочки. — Но, если хотите, можете взглянуть на вирт-кадр, который он называл забавным, отчего и оставил его в комнатах.

Он включил вирт-кадр. Я подошла к тумбочке, чтобы увидеть буквально две-три секунды вирт-кадра, постоянно повторяющиеся: высокий уиверн, мгновенно приближённый камерой, недовольно оглядывается на делающего снимок, а потом, словно узнав постороннего, кивает ему, ухмыляясь. Застыв, я смотрела в пронзительно-серые глаза — полное отражение глаз Брендона. Но эти высокомерно взглядывали на меня снова и снова. ВрезАлись в мои глаза острыми лезвиями… убивали…

… Очнувшись от мгновенного ухода во тьму, я обнаружила, что стою — точнее повисла, буквально влипнув спиной в Адэра, который крепко прижимает меня одной рукой к себе, втиснув свой локоть в мой живот, чтобы я не двигалась, а другой рукой — держит меня за кисть с ножом и повторяет вполголоса и быстро:

— Тихо-тихо-тихо!..

Кажется, он почувствовал момент, когда я обмякла, потому что замолчал, словно прислушиваясь ко мне: точно ли замерла?

Тёмное пространство передо мной постепенно светлело. Оказывается, он оттащил меня от тумбочки с вирт-кадром и даже заставил отвернуться от него. Я тяжело дышала, но глаза были сухие — от ненависти, которая продолжала сжигать меня даже сейчас, когда я пришла в себя… Вздохнув как можно глубже, чтобы успокоить дыхание, я сказала:

— Отпусти. Всё.

Он ещё немного постоял, будто продолжая прислушиваться ко мне, — и отпустил.

— Извини. Я не ожидал такого.

— Я кричала?

— Да.

Он возвышался надо мной, широкоплечий и такой спокойный в своей уверенности, что сможет переломить любую ситуацию, что я боялась отойти от него, в странной убеждённости, что стоит лишь шагнуть в сторону от него — и я снова не смогу контролировать себя… Так что, выпрямившись, я выждала немного и медленно, точно боясь, как бы из-за спины кто-то (конкретный кто-то!) не выскочил, медленно вложила нож в набедренные ножны. Эхом движению мелькнуло слабая насмешка: навыки приютской жизни дают о себе знать даже сейчас, столько лет спустя.

Адэр не двигался. А я всё ещё не решалась отойти от него, чувствуя спиной тепло его тела… Но дверь из апартаментов этого зверя виднелась из-за штор на дверном проёме, и я сделала первый ломкий шаг к ним — не оборачиваясь.

Возможно, будь здесь, рядом, мой психолог, он бы наоборот посоветовал приблизиться к вирт-кадру и попытаться переломить свой страх перед этим чудовищем… А не пошёл бы он… Ему хорошо говорить — лишь в воображении представляя, как происходило всё то, что я испытала на собственной шкуре.

— Мы идём? — всё так же, не оборачиваясь, спросила я.

— Идём, Лианна, — мягко ответил за спиной Адэр.

Последняя мысль — в этих комнатах: как хорошо, что между тумбочкой с вирт-кадром и мной стоит начальник службы безопасности. Перешагнула порог с огромным облегчением. И снова: как хорошо, что меня в таком состоянии видел только Адэр. Промолчит. И поймёт меня. Не изменит своего отношения. Не будет презирать.

Повернула чуть голову, чтобы расслышал:

— Адэр, ты закроешь сам. Я — к Брендону.

— Иди.

Скрывшись от него за первым же поворотом, я помчалась. Какое там — иди. Я сбегала подальше от места, от которого за мной по пятам кинулся невидимый, но ядовитый смерч!.. Я даже не стала заходить в домашний лифт, бросилась к лестницам — слетела с них. Счастье, что по дороге никого не встретила. Наверное. Возможно, кто-то и видел хозяйку Драконьего гнезда бегущей так, словно за нею гонятся все дьяволы ада, но мне уже было наплевать. Почти. Во всяком случае, в мыслях раз мелькнуло, что не надо бы так спешить… Смешно — спешить. Я ворвалась в апартаменты Брендона, отдышалась у порога, вошла в его игровую комнату и велела няньке:

— Выйди. Я позову.

Девушка, человек, улыбнулась мне и быстро исчезла.

Игравший на ковре, уже без сверстников, Брендон повернулся ко мне, насупился и решительно протянул ручки.

— На!

Я прыгнула к нему, схватила на руки и обняла.

Мой малыш начал ходить в полгода, заговорил в первый год рождения. Но предпочитает немногословие. Хоть с ним много разговаривали, он знает, что его хорошо понимают с полуслова. «На!» И всё. Перевод простой: «Хочу на ручки!»

Брендон обнял меня за шею, тепло подышал в шею. Иной раз у меня складывается впечатление, что я больше нуждаюсь в нём, в его детских объятиях и утешении, чем он во мне. И всё чаще кажется, что именно мой малыш понимает больше всех, что со мной происходит. Он ровен и спокоен со всеми, кто с ним занимается, но мгновенно чувствует моё настроение… Вот и сейчас: прижался ко мне и принялся — в противовес обычному своему молчанию с другими — картавя и шепелявя, рассказывать в ухо, как он играл с друзьями, и какие игрушки они принесли с собой, и какими своими игрушками он поделился с ними в игре. Брендон говорит на двух языках, пока почти не различая их. Единственное для него различие: на уивернском говорит с теми, кто им занимается. На общефедеративном-человеческом — только со мной, каким-то образом выделяя меня среди всех остальных именно в языке. Хотя в доме есть и другие люди. Но мне это нравится.

Наконец он уселся у меня на руке, одной рукой обнимая за шею.

Я включила вирт-связь и сухо сказала, услышав голос начальника службы безопасности:

— Адэр, завтра мы вылетаем с утра. С утра.

Он пробовал меня уговорить, ругался и грозил немедленно прийти и выяснить, почему я вдруг решила сдвинуть сроки вылета, хотя только что согласилась на его предложение вылететь с Уиверна вечером. Но вдруг оборвал сам себя на полуслове. Помолчал немного и уже спокойно сказал:

— После обеда в тренировочный зал. Будешь до упора работать с экипировкой и с оружием. И после ужина. Ясно?

— Ясно.

И только после этого спора меня отпустило. Даже Брендон заметил: сын немедленно попросился «с ручек» на пол. И почти секунды спустя в дверь игровой комнаты деликатно постучали. Пришли предупредить о времени обеда.

… Теперь у меня на бедре устроились не ножны, а кобура для короткоствольного пистолета-пулемёта. Открытая… Адэр сказал:

— Привыкла к ножу — придётся привыкать к оружию. Смотри сюда: это переключатель для огнестрела — на одиночный выстрел или на очередь. Слева на стволе — переключатель на работу с лучевым зарядом. Запомнила эти два рычага? Учти: поскольку это оружие предназначается в основном для работы полицейских, то патронов здесь больше. Лучевой заряд небольшой, его хватает ненадолго. Запомнила?

— Да.

— Теперь потренируйся вынимать ПП так, как обычно выхватываешь нож. Сама понимаешь — принцип несколько иной. Нож ты вынимаешь мгновенно, а с оружием могут быть сложности. Пока не привыкла.

Часть тренировочного зала спешно оборудовали под стрелковый тир. Пока я занималась вроде таким никчемным занятием, как автоматическое выхватывание оружия из кобуры, у меня пару раз мелькала мысль, что тренироваться с оружием Адэр велел, чтобы я не мешала строителям тира. Но главного я добилась — отъезда наутро, так что теперь готова хоть покорной овцой стать.