Прогрессорская деятельность на Гиганде была практически свернута, за исключением поиска и вывоза талантливых ученых. Самой же планетой интересовались в основном молодые шалопаи, которых не брали даже в ГСП. У этих хулиганов вошли в моду отправляться к Гиганде – наиболее доступному для них гуманоидному миру – и, вопреки строжайшему запрету, носиться на своих «летающих конусах» над впадающей в ужас публикой, а также затевали опасные игры с местной ПВО и посланными для нейтрализации дежурными «призраками». На космическое хулиганство смотрели сквозь пальцы, поскольку Вторая Сигмы Дракона была негласно отнесена к «обреченным планетам».

Только немногие имели представление о действительной причине такого приговора. Обычно полагали, что речь идет о неизбежности ядерной катастрофы, подобной случившейся на Саракше. Противоборство Эстора и Алая действительно приняло форму типичной для земной истории середины XX века «холодной войны» – глобального противостояния ядерных сверхдержав, которых удерживает от прямых военных действий только угроза ответного удара. Но когда‑нибудь это хрупкое равновесие должно быть неизбежно нарушено.

Генрих не считал угрозу ядерной войны неотвратимой. Особую надежду он возлагал на появившуюся у сигмадраконцев ракетную технику, открывшую для них Ближний космос. Как известно, на Земле во время первоначального освоения Солнечной системы тоже еще существовали отдельные государства. Но мирное соревнование, а потом и сотрудничество в исследованиях Луны, Венеры и Марса способствовали разрядке международной напряженности. Генриху возражали, что на Земле, как известно, в ходе «холодной войны» ССКР и его союзниками было наглядно доказано преимущество передовой общественной системы, в результате чего на империалистическом Западе власть мирным путем перешла к прогрессивным силам. Но на Гиганде обе противоборствующих державы по существу являются феодальными монархиями, хотя и располагающими ракетно‑ядерными технологиями. Прогрессивные силы, предотвратившие атомный пожар на Земле, на Гиганде отсутствуют, а представители эксплуататорских кругов не могут быть искренними в борьбе за мир.

Тем не менее, Генрих с энтузиазмом работал в КСАГ, искренне переживал первые успехи и неудачи алайской космонавтики. Постепенно у него вызревало желание самому отправиться в космос – не на дежурном «призраке», а на одном из местных примитивных кораблей, так похожих на виденные в юности в Музее открытий. Без санкции Центра Генрих записался в алайский отряд космонавтов. Конечно, и на Земле были любители путешествий на древних реконструкциях, но кто из них мог похвастаться полетом на настоящем планетолете – без дежурной нуль‑связи, с месяцами невесомости и похлебкой из хлореллы. О таком можно было только мечтать, перечитывая старые книжки.

Конечно, Генрих готовился к старту не ради развлечения. Он мечтал о Контакте, который только и мог спасти Гиганду от грозящей ей опасности. Что бы не говорили скептики, человечество Гиганды стало космическим. От кого как не от космонавтов ожидать, что они смогут на равных вступить в открытый диалог с другой космической цивилизацией – как представители своей планеты. Руководство КОМКОНов по‑прежнему считало Гиганду отсталым средневековым миром, с которым Земле говорить не о чем. Однако Генрих надеялся, что высадка гигандийцев на Айгон сделает контакт неизбежным. Ведь скрыть свое присутствие здесь для землян будет просто невозможно.

Если делами на Гиганде всецело занимался Институт экспериментальной истории, то остальные планеты системы Сигмы Дракона были вотчиной Планетологического института, который, впрочем, долго не проявлял к ним большого интереса. Правда позднее на Пирре была развернута крупная астрофизическая обсерватория, Айгон же стал полигоном для осуществления проекта «Ковчег‑2». Проект предполагал комплексное терроформирование, сопоставимое по масштабу только с тем, что было сделано за сто лет до того на Венере.

Пока осуществлялась только первая стадия преобразования планеты под пригодные для человека условия, но и сейчас здесь трудились тысячи землян – планетологов, метеорологов, биологов, строителей, десантников, следопытов. Удивительно, что всю эту грандиозную работу удавалось успешно маскировать от наблюдений с Гиганды. Даже приблизившись к Айгону, трудно было заподозрить здесь одну из величайших космических строек человечества.

За время полета Генрих привык видеть в экипаже «Заггуты» товарищей, друзей, которые, если нужно, поделятся с тобой последним глотком воздуха. Когда «Тара» уходила на планету, он не выдержал и, нарушая все запреты, вручил бортмеханику эмбриозародыш нуль‑Т‑кабинки; вторую такую кабину он сам вырастил на «Заггуте». Это давало шанс, случись что, вытащить ребят с Айгона. Подключившись к здешнему Малому информаторию, Генрих следил за действиями алайской экспедиции. Переживал, когда по пути к Котловине Багира его товарищи забрели в зону свалки биотехнических отходов; чуть было не вмешался, узнав, что точка имперской высадки будет обозначена атомной миной; с облегчением вздохнул после новостей о мирном разрешении конфликта с пантианами.

Наверное, он расслабился, не обратив внимания на стычку со звеном дезактивизационных роботов. Но потом был сбит птерокар, а пилот оказался у сигмадраконцев. Попытки оказавшихся рядом СКИБР и сбежавшихся следопытов решить проблему встретили активное сопротивление. И тогда дежурный член Планетарного совета санкционировал применение самого мощного из имеющихся боевых средств – противометеоритной артиллерии. До того за всю историю противометеоритные пушки применяли как оружие лишь дважды, и никогда – против других разумных существ. Хорошо, что из ПМП били просто ювелирно, иначе можно было просто выжечь всю котловину. Генрих успел мысленно простился с ребятами. Но они вернулись, и теперь пришла пора объясняться.

* * *

От воспоминаний Генриха отвлек гул десублиматора. Похоже, что алайцы располагались для позднего обеда. Нестерпимо захотелось перекусить чем‑нибудь самому. Когда он медленно вплыл через люк в бытовой модуль, трое космонавтов, поедавшие что‑то аппетитное из пакетов, настороженно посмотрели в его сторону. Баг демонстративно расстегнул кобуру с «герцогом». Между прочим, – очень неприятная вещица, алайские оружейники будто специально придумали ее против землян. От него не спасали никакие дарованные фукимизацией регенерирующие способности, в Институте «герцог» так и звали – Верная смерть. Когда несколько «герцогов» заказал КОМКОН‑2, всем стало ясно, – с вышедшими из‑под контроля прогрессорами на Земле церемониться не будут. Вот и Абалкину хватило всего одной пули, а Каммерер, между прочим, благополучно пережил семь попаданий из саракшанского тяжелого пистолета.

Приглашать за стол, похоже, никто не собирался, только чавкали, уткнувшись в свои пакеты с сублимированной кашей, колюче поблескивая глазками. Просто жрущая протоплазма! Жрущая и убивающая! Тупые морды, привыкшие ко всякому зверству! Барон Лугс – стервятник, сбрасывал баки с напалмом на колонны республиканских беженцев! Динга – пират, топил мурисские госпитальные суда с выжившими после ядерных бомбардировок! Баг – каратель, зачищал арихадские деревни за поддержку партизан! Все трое – профессиональные убийцы, настоящие парни из преисподней…

– Послушайте, Хэнг, бросьте жаться в углу, – пробурчал Динга, на миг оторвавшись от еды. – Добрая порция каши не повредит даже пришельцу. Я специально приготовил лишнюю порцию, так и думал, что Вы придете. И еще есть суп из креветок!

Генрих погрузил лицо в благоухающую вкусным упаковку. Вот ведь, казалось бы, дикарь, дубленая шкура, а ведь помнит, что я люблю креветки, позаботился… Нет, есть всё же люди и в этом мире. И правда, чего это я на них взъелся, ведь только что готов на всё, только чтобы вытащить ребят из пекла.

– Хотелось бы знать, – барон Лугс промокнул губы салфеткой, – куда пропал грузовой модуль?

– Мне было нужно вещество, чтобы сделать свою кабину нуль‑связи. Я же не мог, как вы, бросить эмбриозародыш на землю…