— Сергей?!

Все, включая рыбака, повернули головы в сторону первого секретаря обкома. Карасев стоял, широко расставив ноги, и пристально вглядывался в сошедшего на берег мужчину.

— Ты Сергей? — повторил вопрос Анатолий Дмитриевич.

— Да, Сергей, — растерянно пробормотал рыбак, — откуда вы… — начал было он, но запнулся, — подожди… подожди… — мужик сделал несколько торопливых шагов по направлению к областному руководителю и остановился в метре от него, — Карась?! Ты?!

— Я! — раскинул руки в стороны Анатолий Дмитриевич.

— Карась! — завопил рыбак, бросаясь в объятия первого секретаря, — Карась! Живой!

— Живой, как видишь! — Карасев прижал к груди мужика, но тут же отстранился от него, — э! Да ты весь мокрый! Лоськов! — кивнул он начальнику охраны, — пошли кого-нибудь в мою спальню. Пусть принесут из шкафа халат. А ты, — Анатолий Дмитриевич вновь повернулся к гостю, — снимай мокрую одежду и отдай ребятам. Они ее на солнце развесят.

Это бывший однополчанин мой, Серега Лунев, — обратился первый секретарь к Лоськову, который принялся помогать рыбаку стягивать с тела мокрую куртку, — мы в разведке вместе служили. Под Курском он меня раненного через линию фронта на себе несколько километров тащил. Жизнь мне спас!

— Я, признаться, не ожидал тебя живым увидеть, — бормотал меж тем Лунев, — врач в медсанбате на тебя рукой махнул. «Не жилец», — сказал.

— Повезло мне, — улыбнулся Анатолий Дмитриевич, — в тот вечер самолет в часть прилетел. Он меня и забрал в тыловой госпиталь. Там меня скоренько подлатали и через три месяца я уже опять на передовой был. На молодом теле любая рана быстро заживает. Нам ведь тогда, в сорок третьем лет по двадцать было?

— Около того, — кивнул головой Сергей Лунев.

Охранник принес махровый халат.

— А теперь к столу, — хозяин взял гостя под локоть, — такую встречу грех не отметить.

После выпитой рюмки, Карасев кивнул на шашлык в центре стола.

— Отведай мяса. Мой Лоськов отменный кулинар.

— Я смотрю, ты в начальники выбился? — Сергей взял с тарелки шашлычную палочку.

— Выбился, но не так давно. Второй лишь месяц вашей областью руковожу.

Шашлычная палочка остановилась на полдороги ко рту.

— Так ты и есть новый секретарь?!

— Ага, он и есть.

С полминуты Лунев с открытым ртом взирал на бывшего однополчанина.

— Ты, наверное, решил меня до конца добить, — неожиданно рассмеялся он, — сначала живым с того света явился. А теперь оказалось, что ты первый секретарь, к которому я на днях собирался на прием записаться.

— Значит, и записываться не надо. Давай еще по одной пропустим, а потом ты мне про свою жизнь расскажешь. Ну и о проблеме, с которой ко мне идти собирался, за одно, поведаешь.

Пока пил водку и закусывал ее лимоном, Лунев успел прикинуть в уме план своего рассказа.

— После Курской дуги, где мы с тобой расстались, — начал он, — я прошел с нашей частью всю Украину, Словакию и войну закончил под Прагой. После демобилизации вернулся домой. Я ведь родом из этих мест. Работал на стройках. Одновременно учился в техникуме. Ну а как техникум закончил, стали меня на руководящие должности выдвигать. Сначала бригадиром работал, потом прорабом, а в последние два года начальником участка. Здесь и начались мои проблемы, которые кончились тем, что я прилюдно обматерил начальника нашего треста. Пришлось писать «по собственному желанию».

— Погоди, — остановил Карасев друга, — об этом еще успеем поговорить. О семье расскажи. Жена… дети…

— Дочка у меня. В Ленинграде с мужем живет. А вот жены нет, — Лунев коротко вздохнул, — умерла она. Полтора года назад.

— Извини. Сочувствую, — Анатолий Дмитриевич тронул товарища за плечо, — ну давай тогда о своих проблемах рассказывай. Что там у тебя стряслось?

Лунев ненадолго задумался.

— Все, наверное, сразу не расскажешь… короче, воруют у нас на стройках! Воруют в наглую! Приписки! Липовые накладные! Подмена материала! Всего и не перечесть! Пытался бороться. На собраниях выступал. Бесполезно! Все равно, что головой в стену биться. Не выдержал я. Сорвался. На последнем совещании в тресте, начальника на х… послал. Остальное ты уже знаешь.

— А в органы пробовал обращаться? В прокуратуру?

— Был я в прокуратуре, — махнул рукой Лунев, — сначала обещали разобраться. А потом вызывают и криком на меня: ты мол склочник и карьерист. Честных людей пытаешься оговорить.

— Мдаа… — ухмыльнулся Анатолий Дмитриевич, — а ведь ты ничуть не изменился с тех, военных лет. Все такой же борец за справедливость. Помню, как ты нашему комбату в морду заехал, когда тот по пьянке необстрелянных новобранцев, в атаку послал без артподготовки. Спасибо политруку: заступился. Иначе не миновать тебе тогда трибунала.

С минуту первый секретарь, подобно хирургу перед пластической операцией, внимательно вглядывался в лицо своего собеседника.

— Ты, кажется, член партии? — задал он неожиданный вопрос.

— Забыл что ли? — обиделся Лунев, — вместе заявления в блиндаже писали!

— Вот и хорошо, — Анатолий Дмитриевич хлопнул товарища по плечу, — с твоим начальником треста мы еще успеем разобраться. А сейчас я хочу попросить тебя помочь мне в одном деле.

— Меня?! — удивился Лунев, — в каком деле?

— Ты гостиницу «Центральная» знаешь?

— А как же! В самом центре города стоит, возле обкома.

— Так вот, на руководство этой гостиницы уже давно сигналы поступают. И в плане финансовых нарушений, и… — Карасев покрутил пальцами над головой, — других темных дел. Однако хода этим сигналам до сих пор не давали. Видимо, кто-то из городских руководителей не заинтересован в проведении расследования. Сейчас ситуация может измениться. Прежний директор гостиницы уходит на пенсию. Горисполком сватает на это место своего выдвиженца. Я же хочу, чтобы директором гостиницы стал человек, независимый от городского руководства. Человек честный и принципиальный. Лучшей кандидатуры, чем ты, я не вижу. Поработаешь там годик-полтора. Наведешь порядок. А я за это время подыщу для тебя должность в обкоме. Будешь помогать мне в вашей области Авгиевы конюшни расчищать. Как? Согласен?

— Согласен, — кивнул головой Лунев.

Молодой человек оказался среднего роста, широкоплечий, с мягкими чертами миловидного лица, нижнюю часть которого закрывала густая, черная борода. Одет он был в длинную, белую рубашку аль-камис. Светло-зеленого цвета изар, обернутый вокруг бедер, достигал середины голени юноши.

— Какие у него длиннющие ресницы! — восхитилась Хадиджа, с интересом рассматривая гостя, который со смущенной улыбкой мялся на пороге комнаты.

— Чего же ты остановился там? — Хадиджа решила ободрить молодого человека, — проходи, садись здесь.

Женщина указала на груду подушек возле себя.

— Расскажи мне о себе. Кто ты? Откуда родом? Кто твои родители? Чем ты занимаешься?

— Меня зовут Мухаммед бин Абдуллах, — голос молодого человека оказался с легкой хрипотцой, — я из племени курейш, рода Хашим. Мой отец занимался торговлей. Он умер незадолго до моего появления на свет. Когда я родился, моя мать Амина бинт Вахб, по традиции, отдала меня кормилице в семью бедуинов. Там я прожил до четырех лет…

— Кормилица кормила тебя грудью до четырех лет? — удивилась Хадиджа.

— Нет. Она кормила меня грудью до двух лет, а потом попросила мать оставить меня у себя.

— И твоя мать согласилась?

— Согласилась.

— Странно, — пожала плечами женщина, — а почему в четыре года кормилица вернула тебя матери?

— Она испугалась, — смутился молодой человек.

— Испугалась?! Чего испугалась?! — хозяйка дома приподнялась с подушек.

— Это довольно странная и необычная история… — краснея до корней волос, прохрипел гость.

— Расскажи, — женщина от нетерпения заерзала на одеяле, — я люблю слушать необычные истории.

Молодой человек прокашлялся и начал тихим голосом.