Через полчаса Лунев и Оля лежали в кровати, лениво гладя и лаская друг друга. Рядом, на тумбочке стояла опорожненная бутылка шампанского и пустые бокалы.

— Я в вас сразу по уши влюбилась. Еще в тот вечер, когда вы меня спасли, — шептала девушка в ухо Сергея Михайловича, — вы такой смелый, решительный. Настоящий мужчина.

— Я тебя тоже сразу полюбил. Только сначала не поверил этому. Мне уже пятьдесят, а тебе… Кстати, сколько тебе лет?

— Девятнадцать.

— … а тебе девятнадцать. Мне казалось, между нами ничего не может быть.

— Разница в возрасте ничего не значит, если люди любят друг друга.

— Это для тебя ничего не значит. Потому что молодым не свойственно задумываться о будущем. А мне приходиться об этом думать. Ведь лет через пятнадцать-двадцать я буду уже стариком, а ты цветущей молодой женщиной, полной энергии и желаний.

— Во-первых, как мне кажется, мужчина всегда может оставаться мужчиной и доставлять удовольствие женщине. Даже в сто лет. А, во-вторых, зачем думать о том, что будет через двадцать лет? Надо жить сегодняшним днем. Надо стараться быть счастливым и получать удовольствие сегодня.

Ольга всем телом прижалась к Луневу и поцеловала его в щеку.

— Странно! — усмехнулся Сергей Михайлович.

— Что странно?

— Меня в любви бросает из одной крайности в другую.

— Что вы имеете в виду?

— Моя жена была старше меня на шестнадцать лет, а теперь вот ты…

— На шестнадцать лет?! — Ольга приподнялась на локте и заглянула Луневу в глаза.

— Понимаешь, — Сергей Михайлович наморщил лоб, — меня в юности всегда тянуло к зрелым женщинам. А тут вернулся с фронта, гляжу, совсем один остался. Родители под бомбежкой погибли. Сестра в эвакуации сгинула. Дом разрушен. Жить негде. Вот меня соседка у себя и приютила. Она тоже одна осталась: мужа и сына на войне потеряла. Поселился я у нее. Ну, а потом, когда дочка родилась, мы расписались.

С минуту лежали молча.

— Сергей Михайлович, можно я вас по имени буду звать и на «ты»?

— Зови, если нравится, — пожал плечами Лунев.

— Сережа, — тут же воспользовалась разрешением Ольга, — а давай вместе жить?

Некоторое время Сергей Михайлович молча рассматривал потолок.

— Ты хорошо все обдумала? — наконец, спросил он, — ведь это серьезный шаг.

— Очень хорошо, — тряхнула головой девушка.

— В таком случае, забирай ключ от квартиры. Он лежит вон в той шкатулке, на полке, — Сергей Михайлович кивнул на шкаф, — и жду тебя завтра с вещами.

— Ты сегодня весь вечер задумчивый и печальный, — Айша[4] под одеялом прижалась к Мухаммеду, — тебе нездоровится? Или что-то тебя заботит?

— Сам не пойму что происходит со мной сегодня, — Пророк одной рукой обнял жену, — тревожно у меня на душе. Чувствую: какое-то событие должно свершиться вскоре и событие это не сулит мне ничего хорошего.

— Что же может случиться плохого? — удивилась молодая женщина, — курейшитов-многобожников, своих главных врагов, ты побил. Сейчас они, как крысы в норе, укрылись в своей Мекке и дрожат от страха. В других племенах уже достаточно много мусульман и они не допустят вражды с тобой. У тебя нет причин для тревоги.

— Не военные угрозы меня беспокоят, — вздохнул Пророк.

— Что же, в таком случае? — Айша приподняла голову, чтобы заглянуть мужу в глаза.

— Не знаю, — сердито буркнул Мухаммед.

Он откинул одеяло и встал с постели.

— Уже уходишь? Ты даже не поцеловал меня сегодня! — Айша обиженно оттопырила губы.

— Она еще совсем ребенок, — подумал Пророк, глядя на жену, — все же не стоило жениться на семилетней девочке.

Он наклонился к Айше и погладил ее по голове.

— Извини, мне сегодня не до поцелуев. Пойду к себе, отдохну.

— Знаю я, куда ты пойдешь! — Айша оттолкнула протянутую к ней руку, — к своей разлюбезной Зейнаб[5] ты пойдешь. Мед пить.

— Айша, дорогая, — Мухаммед вновь попытался погладить жену, — пожалуйста, не ревнуй. Ты же знаешь, после смерти Хадиджи, ты у меня самая любимая жена. И на ночь я прихожу к тебе чаще, чем к другим супругам.

— А последние две ночи ты с Зейнаб провел! — на глазах Айши выступили слезы.

Пророк огорченно вздохнул, резко повернулся и быстрым шагом направился из комнаты. За его спиной послышались громкие рыдания.

— С одной стороны, иметь много жен это хорошо, — рассуждал Мухаммед, шагая на свою половину дома, — но с другой, уж больно хлопотно.

Придя к себе, Пророк, первым делом, зажег свечи и поставил их на низкий столик. Затем он открыл сундук и, бережно достав оттуда кипу исписанных аккуратным почерком бумаг, перенес их на стол. Подложив под бок подушки, Мухаммед расположился возле стола и аккуратно, словно это был сосуд, доверху наполненный водой, взял верхний лист бумаги.

— Во имя Аллаха Милостивого, Милосердного!

Хвала Аллаху, Господину миров!

Прочел он первые строки Корана. Мухаммед вернул на стол бумагу и откинулся на подушки.

— Молодец Джабраил, — мысленно похвалил он Ангела, — здорово придумал: изложить Коран на бумаге. Пройдут сотни или даже тысячи лет, а люди будут читать Священную книгу и вспоминать меня, Мухаммеда бин Абдуллаха. Меня, бедного сироту, ставшего Посланником Аллаха, который видел самого Господа и разговаривал с ним, который…

Чуть слышное покашливание донеслось из темного угла комнаты. Мухаммед вздрогнул и повернулся на звук. В углу комнаты стоял высокий, худощавый старик в ослепительно белой одежде.

— Джабраил! — радостно воскликнул Пророк, вскакивая на ноги.

Ангел Господень шагнул навстречу Мухаммеду и обнял его так, как отец обнимает сына после долгой разлуки.

— Рад тебя встретить вновь, Мухаммед, — голос Джабраила, также по-отечески, был мягок и проникновенен, — не буду скрывать, я постоянно следил за тобой и в курсе всех твоих достижений и всех проблем.

Они прошли к столу, опустились на одеяло и обложились подушками.

— Час поздний, поэтому я не буду задерживать тебя долгой беседой, — начал разговор Ангел, — я пришел, чтобы высказать ряд замечаний и пожеланий по поводу твоих трудов во славу Аллаха нашего Наидобрейшего. Но начать я хочу с похвал. Я восхищен настойчивостью и упорством, с какими ты борешься за идеалы ислама. Я рад, что тебя не пугают на этом пути ни трудности, ни опасности. Я одобряю твое мудрое решение покинуть Мекку и перебраться в Медину. Конечно, твоим соплеменникам-курейшитам, которые составляют большинство населения Мекки и, знающих тебя с детства, трудно поверить, что ты вдруг стал Посланником Господа. Из Медины, где никто не препятствует твоей деятельности, тебе легче будет распространять ислам по всей Арабии.

Ангел замолчал и некоторое время задумчиво смотрел в одну точку.

— Теперь поговорим о твоих ошибках и просчетах, — вздохнул он, — начнем с мелких. Они касаются написания Корана. Мы договорились, что все написанное в нем, ты представишь как послание Аллаха, переданное через тебя людям.

— Но я так и поступаю! — вскинул вверх руки Мухаммед, — я даже женам своим не говорю правды.

— Знаю, — кивнул головой Джабраил, — но правда, как черви из земли во время дождя, вылезает чуть ли не из каждой страницы твоего произведения.

Мухаммед удивленно уставился на Ангела Господня.

— Давай, для примера, возьмем любую из этих страниц, — Джабраил потянулся к столу и вытащил из кипы бумаг первый, попавшийся ему лист, — сура шестьдесят шесть, — прочел он вслух, — вот яркий пример правдивости моих слов. Две твои молодые женушки Айша и Хафса[6] ополчились против новой твоей избранницы Зейнаб. Сплетничают, наговаривают на нее, поливают грязью. Я понимаю, тебе это до тошноты неприятно. Но зачем свои чувства вкладывать в уста Создателя миров. Или ты полагаешь, что Господу больше нечем заниматься, как разбираться в дрязгах твоих сварливых жен?