– Ты что? Плачешь?
– С чего ты взял?
Кадзуко старалась не подавать виду, как ей трудно, но порой, когда она думала о матери и братьях, ей бывало не по себе.
Однажды в отсутствие мужа она поехала к приятельнице и заняла у неё немного денег. Конечно, обратись она к матери, та бы не отказала, но тут ей мешала гордость. Вернувшись, Кадзуко застала дома мужа, он лежал на полу, в холодной, нетопленой квартире, подложив руку под голову и уставившись в потолок.
– У тебя неприятности? – спросила Кадзуко.
– Разве эти кретины что‑нибудь понимают? – был ответ.
«Кретины» были, разумеется, члены жюри и редакторы журналов, куда Нобуо отдавал свои рассказы. С некоторых пор у него вошло в привычку ругать всех, кому не нравились его произведения.
– Ну, а ты где была?
– У мамы… – неожиданно солгала Кадзуко. – За квартиру платить надо? К тому же в лавке мы задолжали…
– Дура! – И Нобуо влепил ей пощёчину.
Кадзуко вспыхнула – впервые в жизни её ударили. Нобуо, конечно, знал, что денег в доме не оставалось даже на еду, и, если бы она просто заняла у кого‑нибудь, он бы не сказал ни слова. Но тут было задето его самолюбие. Всё равно этого Кадзуко ему никогда не простит.
Дня два‑три деньги лежали на маленьком трюмо нетронутые. Потом стали мало‑помалу исчезать: Нобуо брал, когда жена не видела. И тут Кадзуко почувствовала разочарование, все её иллюзии рассеялись.
4
Первые полтора года Кадзуко верила мужу, питала какие‑то надежды. Как Нобуо ни поносил «всех их», он всё же работал, допоздна засиживаясь над рукописями.
Однажды Кадзуко нашла среди оставшихся книг – Нобуо их одну за другой относил букинистам – роман писателя О. В нём рассказывалось о жене одного неизвестного писателя, жившей в грязи и нищете, но твёрдо и мужественно переносившей превратности судьбы вместе с мужем, пока он не добился известности. Судьба этой женщины чем‑то напоминала ей собственную судьбу.
Глядя, как полощется на ветру бельё в окнах соседнего дома, Кадзуко почему‑то вспоминала влажный от тумана лес в Каруйдзава, но тут же снова и снова стыдила себя за малодушие.
– Я завербовался «негром» к Йосино, – выпалил однажды Нобуо, грызя ногти.
Иначе говоря, он согласился писать несколько рассказов в месяц для своего более удачливого коллеги Йосино, печатавшегося в самых захудалых журналах.
– А как же твоя работа? – испуганно спросила Кадзуко.
Год назад он отзывался о Йосино пренебрежительно, как о явном халтурщике.
– Что же, нам и дальше нищенствовать? – вспылил Нобуо и, скорчив гримасу, отвернулся.
В его испитом, вконец усталом лице не было уже ничего от того полного жизни юноши в чёрном свитере, которого она узнала два года назад.
– Да ты не огорчайся, – сказал он вдруг с виноватой улыбкой. – Работа для Йосино мне ничуть не помешает заниматься своим делом.
Кадзуко не стала спорить: приработок, какой ни есть, – всё же подспорье для семьи. Ей и так уже пришлось несколько раз втайне от мужа закладывать свои кимоно.
Вначале Нобуо отдавал заработанные деньги жене.
– На, получай гонорар за проданную душу, – говорил он язвительно и бросал на татами несколько ассигнаций.
У Кадзуко сердце сжималось от боли.
В том году его рассказ снова провалился на конкурсе, не заслужив даже поощрительной премии. Нобуо был очень расстроен, премию получил его коллега по любительскому журналу, некий Камата.
– Надо же! Камата! – воскликнул он с откровенной завистью, какая бывает у женщин к удачливым соперницам. – Этот бездарный кретин!
Всё реже и реже Нобуо работал над своими вещами, всё чаще и чаще возвращался домой пьяный, поздно ночью. Денег он больше домой не приносил.
Кадзуко, съёжившись, лежала в холодной постели, прислушивалась к звукам за окном. Прошёл прохожий. Шаги раздавались всё тише и тише… Подошёл трамвай и, зазвонив, заскользил дальше… Муж не возвращался. Кадзуко ждала, ждала, и время в ожидании тянулось мучительно долго…
Как‑то совсем неожиданно пришла мать. До сих пор Кадзуко встречалась с ней только где‑нибудь на улице; мать приносила из дому кимоно, иногда давала немного денег. Кадзуко не хотелось звать её к себе.
Тоскливо озирая комнату, мать вдруг предложила:
– Может, домой вернёшься? Отец тебя простил. Он очень обрадуется.
– Домой? – Кадзуко отвернулась, притворившись рассерженной. – С какой стати?
– Ты должна уйти от мужа. Так жить больше немыслимо.
Мать говорила: ей с Вакабаяси не будет счастья, нужно вернуться домой, успокоиться, прийти в себя.
– Тебя никто не заставляет выходить замуж. Поступай как знаешь. Иди работать или открой своё дело.
Мать сказала, что отец поможет ей открыть ателье мод или небольшой галантерейный магазин, лишь бы она ушла от мужа.
В тот день Нобуо вернулся особенно поздно – в измятом костюме, в грязной сорочке с распущенным галстуком – и, не раздеваясь, завалился спать, хотя на этот раз от него как будто вином не пахло.
Взглянув на осунувшееся, измождённое лицо мужа, Кадзуко вспомнила слова матери: «Такие люди приносят одни несчастья!»
Да, пожалуй, мать права. Нечего от него ждать, кроме новых бед! Может, и правда уйти? Прямо сейчас встать, собрать вещи и уйти. И все беды прочь, и снова придёт счастье. Она вдруг увидела Каруйдзава, лес, наполненный птичьим щебетом, голубое безоблачное небо. Но через мгновение перед глазами её вновь был этот лежавший рядом с ней человек, опустившийся, грязный, с серым испитым лицом…
5
– А какие места вдоль шоссе Каруйдзава – Нагано, прелесть!
– Возьмите меня с собой! Что вам стоит? – умоляла Чако.
Эти голоса вернули Кадзуко к действительности.
– Что с тобой, Кадзу‑тян? О чём ты всё думаешь?
– Так, ни о чём… – слабо улыбнулась Кадзуко.
Почему она до сих пор не ушла от мужа? Что ей мешает? Гордость? Или стыд показаться на глаза отцу, братьям? Не всё ли равно – не ушла и всё!.. Но легко ли это – работать в баре, содержать мужа, чувствовать себя всегда глубоко несчастной? Легко?.. А что делать? Бросить его? Но ведь он пропадёт без неё! Кадзуко чувствовала себя матерью, у которой на руках больной ребёнок.
«Нет, я не имею права оставлять его, иначе…»
В прошлом году в каком‑то захудалом кинотеатре она смотрела итальянский фильм «Дорога». Про одну женщину, обыкновенную женщину, только очень несчастную, её звали Жермина. Муж с ней обращался грубо, жестоко, но она от него не ушла до самого конца, пока не умерла где‑то в горах, зимой, в одиночестве.
Кадзуко смотрела и плакала и подумала, между прочим: «Не таков ли удел всех жён вообще? Не таков ли удел всех женщин?..»
А девушки из бара смеялись. Кто‑то из них сказал:
– Какая ерунда! Если я буду несчастна с мужем, я убегу!
Но Кадзуко кажется – мужа и жену связывает нечто более глубокое, чем счастье или несчастье…
Пока Кадзуко думала обо всём этом, Кэнкити и Митико, пьяные от счастья, шагали по оживлённому Синдзюку, и будущее представлялось им в розовом свете.
НОВЕЛЛА ЧЕТВЁРТАЯ
МУЖСКОЕ СЕРДЦЕ
1
Зима в этом году – ранний гость. Дует резкий холодный ветер, небо пасмурно, кажется, вот‑вот повалит снег.
А в универсальном магазине тепло и уютно. Люди, входящие с улицы, сразу словно оттаивают.
В отделе игрушек у прилавка – толкучка. Скоро рождество. Молоденькая продавщица в опрятном форменном халатике показывает какому‑то покупателю музыкальную шкатулку в виде горской хижины. Нажмёшь кнопку – в хижине, утопающей в глубоком снегу, вспыхивает красный огонёк, точно там разожгли камин. Потом распахивается дверь и доносится приятная песенка:
Как весело у печки
В холодный снежный вечер.
Гори, огонь, гори,
И мы поговорим…
– Возьму, – говорит покупатель, мужчина средних лет. Он принимает из рук продавщицы шкатулку. – Когда я был маленьким, мне часто эту песенку пела сестра. Вы знаете, что такое печка?