– Как вам сказать…
Девушка, конечно же, никогда не видела печей.
– У меня была печка, – говорит покупатель, – когда я жил в Маньчжурии. Она напоминает калорифер, но это не одно и то же. Она вделывается в стену, как камин. Какое удовольствие – сидеть у печки зимой и подбрасывать в неё поленья!
– Вам упаковать как подарок?
– Нет, нет. Просто заверните.
Покупатель достаёт из чёрного кожаного бумажника деньги, расплачивается, берёт свёрток и, поблагодарив девушку, уходит. По его манерам и одежде видно, что он солидный человек, занимающий высокий пост в какой‑нибудь фирме.
Придя на службу, он разворачивает свёрток, ставит покупку на стол, закуривает сигару и нажимает кнопку. И шкатулка так же, как там, в магазине, поёт очаровательную песенку:
Как весело у печки
В холодный снежный вечер.
Гори, огонь, гори,
И мы поговорим…
– Подпишите, пожалуйста, – говорит, входя в кабинет, молодой клерк с папкой в руках и, заметив на столе музыкальную шкатулку, восторженно восклицает: – Ого!.. Это ваша шкатулка, господин управляющий? – Он улыбается, показывая белые крепкие зубы.
– Конечно, моя!
– Купили сыну подарок?
– Мой сын учится в колледже. Ему скорее подойдёт какой‑нибудь духовой инструмент, чем музыкальная шкатулка, – рассмеявшись, говорит управляющий.
Молодой человек тоже смеётся и поворачивается, чтобы уйти, но управляющий останавливает его в дверях:
– Постой, Кусуноки. Говорят, ты собираешься жениться.
– У меня есть на примете девушка. Но о женитьбе ещё разговора не было.
– Гм… да, супружеская жизнь… – многозначительно произносит управляющий и тут же добавляет: – Впрочем… об этом не стоит… Приготовь‑ка, пожалуйста, бумаги к докладу.
2
Управляющий долго сидел за столом, покуривая сигару, и разглядывал купленную шкатулку. Незатейливая песенка разбередила в его сердце старую рану.
«Как весело у печки в холодный снежный вечер…» – пробормотал он вслед за шкатулкой.
С этой песенкой для него была связана одна история, которая случилась лет восемь назад.
Тогда тоже дул холодный ветер, небо было пасмурным, а к вечеру повалил снег. Это случилось, кажется, незадолго до рождества.
После какого‑то очередного делового банкета, устроенного в ресторане на Янагибаси, его усадили в одну машину с председателем правления фирмы.
– Вы здорово поработали, Аримура‑кун! Поздравляю! – председатель откинулся на сиденье.
– Что вы! Вышло не так уж удачно, как хотелось… но устал я порядочно…
– Что ж, теперь не грех и отдохнуть! Тут неподалёку, на Гинзе, я знаю очень уютный бар… Кстати, как здоровье вашей супруги?
– Спасибо… немного лучше. Как будто поправляется.
– Ну, сердечно рад… Да, трудновато вам приходится… А как сынок?
– Ничего, слава богу… У меня сейчас тёща гостит, так что легче…
Итиро Аримура посмотрел в окно. За стеклом машины мелькал снег, огни; еле пробивающийся сквозь порошу свет неоновых реклам напомнил Аримуре тусклый огонёк в окне больничной палаты, где пятый месяц лежала его жена, страдавшая тяжёлой формой диабета.
И тут же ему вспомнилась круглая беленькая мордашка сына. Мальчик наверняка давно спит. Сегодня с утра он всё просил – купи музыкальную шкатулку. Теперь она лежала в портфеле.
Как весело у печки
В холодный снежный вечер.
Гори, огонь, гори,
И мы поговорим…
Теперь как раз холодный снежный вечер; городские сумерки заштрихованы снегопадом, но снег лишь слегка побелил улицы, где виднеются следы автомобильных колёс и отпечатки ног.
Близилось рождество.
– Остановите здесь, пожалуйста.
Машина остановилась у здания фирмы «Джинцу». Касаи и Аримура вышли и, завернув в переулок, спустились в бар. Как только они открыли дверь, в лицо им пахнуло тёплым, душным специфическим запахом бара. Одна из женщин встретила их бесцеремонным: «А! Добро пожаловать!» Они прошли и сели в полумраке кабины – друг против друга. Женщины подходили, подсаживались, здоровались. Бой принёс горячие мокрые полотенца. Аримура растерянно следил за этим обязательным для баров Гинзы ритуалом, прислушивался, о чём говорит Касаи с женщинами.
– Что‑то вы давно, Каса‑сан, к нам не заглядывали.
– Но, клянусь, остался вам верен. Просто сейчас дел по горло – конец года.
– Что‑то не верится. А кто с вами?
– Господин Аримура, управляющий отделом нашей фирмы.
В связи со всякими деловыми встречами Аримуре порой приходилось бывать в барах на Гинзе, но они ему не нравились; в барах он чувствовал себя так, точно ему показывают по частям один и тот же утомительный фильм. И зачем только взрослые люди сюда ходят? Все эти заведения на одно лицо, и разговоры здесь ведутся без конца одни и те же.
– Какой он скромный, этот господин. Прямая противоположность вам.
– Он‑то? О, да! Про него сказано у поэтов: «примерный муж и преданный отец». Послушайте, мадам, а не совратить ли вам его?..
Аримура понял: сидящая против него женщина в чёрном кимоно с оранжевым оби – хозяйка бара. Положив руки на колени, она сплела ослепительной белизны пальцы и улыбнулась Аримуре.
И тут же ему представилась жена, её бледное лицо – она лежит на койке у белёсой стены, и тело у неё маленькое, худенькое, сморщенное.
– Мальчик здоров? – спрашивает она.
– Разумеется. Обещал тебе написать.
Аримура опускает голову и водит носком ботинка по полу, пропитанному дезинфекцией.
– Я подурнела… стала тебе противна.
– Дура! – сердится он. – Болтаешь всякие глупости.
Вспомнив разговор с женой, Аримура спохватывается – где музыкальная шкатулка? Здесь, в портфеле!
3
– Папочка, прямо беда! – говорил на следующее утро Соитиро, засовывая руки в кармашки кофты.
Тёща и прислуга помогали Аримуре собираться на работу.
– Что ещё за беда? – спросил он, завязывая галстук.
– Папочка, шкатулка шипит, – сказал Соитиро виноватым голосом.
– Не может быть. Вчера хорошо играла.
– Вчера играла, а сегодня шипит.
Аримура послал прислугу за шкатулкой. В самом деле, в каком‑то месте песенка оборвалась – послышалось шипение и треск. Видно, что‑то там было плохо смазано.
– Ладно, не беспокойся – я отнесу в починку.
Он ушёл с работы пораньше и отправился в магазин, где накануне купил игрушку. Оказалось, что в ней отсутствовала какая‑то важная деталь. На починку нужно было не меньше недели. Аримура согласился. Он взглянул в окно – внизу, насколько хватал глаз, простирались заснеженные улицы и дома, освещённые лучами зимнего солнца.
«И во всех этих домах, похожих на спичечные коробки, живут люди – мужчины, женщины. Они мучаются, страдают», – подумал Аримура. Может быть, такие мысли приходят к нему, потому что он уже не молод? Сорок лет… в этом возрасте начинаешь испытывать какую‑то грусть, какую‑то боль утраты.
Чей‑то голос за спиной сказал:
– Аримура‑сан, если не ошибаюсь?
Повеяло запахом духов. Аримура оглянулся и увидел женщину в чёрном кимоно – хозяйку бара, куда водил его вчера директор Касаи.
– Здравствуйте…
– Спасибо за вчерашнее посещение. Вы за покупками?
– Да… что‑то в этом роде… – неопределённо ответил Аримура. – А вы?
– Принесла в починку электрическую кашеварку. Почему‑то не работает.
«Ночная бабочка» с Гинзы принесла в починку кашеварку. Аримура чуть не расхохотался. Хотя ничего в этом смешного не было. Есть же у них свои дома, куда они возвращаются после работы и где живут серой жизнью, подобно обитателям тех домов, о которых он только что думал, глядя в окно.
Аримуре понравилось, что эта женщина прямо, без обиняков и ложного стыда сказала, зачем пришла.
Из магазина они вышли вместе. На улице Аримура коснулся шляпы: «Ну…»
– До свиданья! – ответила женщина с лёгким поклоном. – Приходите, пожалуйста, к нам в бар.
Пока она не затерялась в толпе, Аримура провожал её глазами. Ему опять почему‑то вспомнилось бледное лицо жены, но он всё ещё ощущал аромат, исходивший от этой женщины.