– Во! – старовояжный дернул Лешека Мавра за рукав.– Глядь! Она самая. «Изабелла». Ишь как ее сердешную нарядило...

«Инфанте Изабелле», исправившей в срочном порядке полученные повреждения и столь же быстро загрузившейся, предстояло теперь идти к островам Принца Валлийского, далее судно должно было следовать в Сан‑Франциско за хлебом. Рыжебородый, с лицом цвета спитого чая, шкипер – капитан «Инфанты», завернувшись в парусиновый балахон старомодного квакерского покроя и постукивая по палубе тростью из позвонков акулы, отдавал приказания негромко, но внятно:

– Людей к шпилю! Поднять якоря!

Шкипер Йорт Йорт, датчанин по происхождению, не имел звания капитана на флоте, хотя был капитаном коммерческих судов, да и звали его все капитаном.

Живо был поднят якорь и поставлены паруса. Как положено по Морскому уставу, судно и берег попрощались пушками. «Инфанта Изабелла», разрезая воды Ситхинского залива, заскользила прочь от берега.

– Эй, на баке! Накинуть лот!

Разматывающийся в руках Лешека лотлинь с вплетенными в него кожаными и цветными шерстяными метками быстро натянулся за бортом в тугую струну.

– Глубина живет подходяща! Тридцать семь сажен!

Матросы весело шныряли по шканцам. Свежий ветер развевал над головой послушника трехцветный флаг Российско‑Американской компании. Приобрели, видно, мореходы славные у ведунов перышко заветное вороново, заколдованное, потому и ветра сторговали вдосталь. Ближе к ночи по бортам засветили сигнальные огни: по правую сторону красный, по левую – зеленый. Йорт Йорт, продолжая постукивать своей акульей тростью, спустился в командирский салон. На столе лежали квадрант и бронзовый хронометр, стоивший по лондонской цене добрые восемьдесят фунтов стерлингов; рядом – дельная книга, морские ландкарты, предписания РАК. Датчанин пододвинул к себе шканечный журнал и углубился в чтение...

Часть вторая

В Новом Альбионе

V

От Ситхи до Калифорнии. Прерванный молебен. Воспоминания о Кускове. Экскурсия по Россу. Прибытие испанцев

Остров Баранова и крепость Росс разделяют четырнадцать сот миль, которые можно пройти в неделю, а можно – и в целую вечность...

Снявшись с якоря на Западном рейде, зафрахтованное Российско‑Американской компанией судно покидало Ситхинский залив. Благополучно миновали опасные воды с мелкими каменистыми гребнями, прошли остров Святого Лазаря и при свежем попутном ветре вступили в открытое море, до того распростясь по ненадобности с лоцманом‑креолом. Римма оглянулся назад, но берега уже не увидел; лишь легкое облако дыма поднималось от невидимой курящейся вершины горы Эджкомб. Норовистый попутный ветер, наполняя множество поднятых до последнего дюйма парусов, позволял бригу давать ровный ход в четыре‑пять узлов. «Изабелла» стремительно неслась вперед к берегам Русской Калифорнии.

Судно направлялось в Сан‑Франциско за хлебом и сухарями. По пути оно должно было зайти на Ферлонские камни и доставить оттуда в крепость Росс партию добытчиков‑алеутов. Ходили упорные слухи о дикой резне, учиненной на этих российских островах бостонцами; о неурожае пшеницы во всей Северной Калифорнии, и потому, стало быть, возвышенная цена могла угрожать оскудением жизненного продовольствия всей Русской Америки.

...На Великий океан сошла ночь. Облокотившись о поручни, наблюдает со шканцев за бурливым ходом брига вахтенный кондуктор. Поодаль, у штурвала, обдаваемый всеми ветрами и перескакивающими через гакаборт солеными океанскими брызгами, недвижно застыл рулевой. Тусклые оранжевые отсветы ходовых фонарей, чередуясь с теневыми полосами, перебегают по волглому настилу квартдека, по стоячему и бегучему такелажу бизани. На гроте на бронзовых цепях покачивается тяжелая спермацетовая лампа. Йорту не спится. Щелкнул крышкой серебряного хронометра; решил проверить, все ли ладно на борту. Поднялся шкипер с привинченного к полу табурета... С шумом разбиваются о борт пенистые волны, поскрипывает просмоленная обшивка, свищет в упругих снастях неистовый Борей. Грузно протопали за перегородкой тяжелые морские сапоги: кого‑то ждала в сей унылый предутренний час тягостная собачья вахта. А судно стремительно неслось вперед и вперед на встречу с Солнечной Калифорнией...

Легкий ветерок игриво ласкал серебристую поверхность Великого океана. Ярило впервые за все время плавания удостоил своим взглядом «Изабеллу». На верхней палубе мореходы похожим на луковицу мылом‑корнем стирали белье в соленой морской воде. Слева по борту открылась береговая полоса. Спустя некоторое время побережье было видно как на ладони. «Изабелла» проплывала роскошные пляжи с обширными дюнами, девственные леса и высокие утесы с дымящимися подле индейских вигвамов кострами, цепи зубчатых гор. На открытых местах то и дело попадались лежбища сивучей и морских зайцев‑лахтаков, в лагунах – одетые в мелкопятнистую шкурку собакоголовые ларги. В послеобеденной истоме, напитавшись кальмарами и светящимися анчоусами, нежились на волнах морские котики. Вокруг брига резвились веселые дельфины‑гринды; проплывали стада «морских дьяволов» – серых китов, ежегодно мигрирующие вдоль калифорнийского побережья. Благополучно‑умеренный свежий норд‑вест способствовал хорошему ходу «Изабеллы» в протяжение всех последующих дней. И все бы хорошо, кабы не возникшие по курсу скопища бурых водорослей, простирающиеся на тысячи километров в округе и цепляющиеся за проходящие суда. Сущее проклятье моряков!

Еще ранее, при выходе из залива Святой Троицы, когда океанская волна поменяла свой цвет с сине‑зеленого на грязновато‑коричневый, Йорт Йорт, нехорошо выругавшись, приказал взять мористее миль на пятнадцать. Слева по борту на траверзе в сопровождении небольшой шхуны с косыми гафельными парусами показалась первая партия байдарок алеутов‑китобоев.

Нелегок и опасен китобойный промысел. Нередки были случаи, когда могучие животные разносили в щепы шлюпки и таранили океанские суда. Но все же киты – это и «живые горы» съедобного мяса, и жир, и ворвань, и целебный спермацет, и драгоценная ароматическая амбра, и ус, употребляющийся на изготовление охотничье‑рыболовных снастей и дамских корсажей; даже ребра и челюсти животных шли в дело при постройке примитивных жилищ. Промысел китов составлял особую статью в продовольствии Русской Калифорнии. Тем более, что алеуты не употребляли в пищу говядины. Офицер русского флота Ал. Макаров пишет: «У алеутов тот день почитается праздничным, когда они найдут где‑нибудь кита, выкинутого морскими волнами на берег. Первые нашедшие этот клад, не говоря о том никому, запасаются сначала на будущее время и наедаются до упаду; потом объявляют о своей находке землякам, и те, как косатки, нападают на мертвого великана и оставляют от него одни только кости». Ни один народ не мог заменить алеута в искусстве промысла морского зверя. Россияне промышляли сивучей, котиков, нерп, лахтаков, каланов на всем протяжении калифорнийского побережья, включая Ферлоны, и, естественно, в этом занятии главными их помощниками и добытчиками были прежде всего алеуты. Несколько неказистый на вид «алеут, когда сидит в своей однолючной байдарке и, разумеется, в своем национальном костюме,– замечает епископ Иннокентий,– совсем другой человек, чем на земле; в то время кажется, что он создан для байдарки, или байдарка изобретена для того, чтобы показать его с самой лучшей стороны».

Утром немного распогодилось, посветлело, хотя поднимавшаяся со стороны калифорнийских берегов сероватая туманная дымка продолжала заволакивать солнце и скрывала от мореходов Матерую Землю. Из‑под форштевня, подобно перепелкам, вылетали стаи испуганных морских летучих рыб. Палуба «Инфанты» была буквально усеяна незадачливыми летунами, оглушенными ударами о такелаж. Чаще всего падали они с наветренной стороны борта, под напором восходящих здесь воздушных вихрей. Летучие рыбы, отваренные в соленой морской воде или изжаренные на медвежьем сале, были чрезвычайно вкусны; жаль, что и костлявы они были также до необыкновенности...