За миг до того, как меч вампира начал опускаться, острый охотничий нож, который метнул юноша, вонзился в правый глаз палача и глубоко засел в черепе. Сраженный потерял равновесие и рухнул навзнич. Это был один из ударов, одинаково смертельных и для человека, и для вампира. В следующее мгновение Светозар оказался над ним, подхватив боевой клинок из разжавшейся ладони и выдернув свой нож из раны. Охотник выпрямился и окинул взглядом застывшую толпу перед собою.

Потрясенные виллены молчали, не двигаясь. Шок от увиденного потряс их сердца и рассудки, отказывавшиеся воспринимать происходящее. Так всегда бывает, когда Личности, которые выше толпы, совершают на глазах окружающих нечто, мыслимое невозможным. Каждый лужанин в глубине души мечтал о расправе над ненавистными хозяевами, но совершить такое в реальности... И потому в толпе, качнувшейся к Светозару, пока еще не было даже страха перед наказанием за убийство господина ‑ была лишь зависть и ненависть к тому, кто изменил устоявшийся миропорядок.

Быстрее всех опомнился жрец. Он быстро сделал несколько шагов назад и прошептал, переходя на крик и указывая на охотника:

‑ Неслыханно... Люди! Он поднял руку на господина в защиту ведьмы! Убейте его, иначе гнев великого Хейда обрушится на каждого из вас!

Светозар быстро оглянулся по сторонам, оценивая свои шансы. Бежать он не собирался, и потому изготовился отбиваться, сжимая в одной руке меч вампира, в другой ‑ охотничий нож. Верный Хват рычал и скалился рядом. Юноша вглядывался в лица, только что бывшие родными ‑ и видел лишь пустые глаза рабов, исполняющих волю господина. Лишь лицо матери Светозара, неподвижно стоявшей, прижав руки к груди, отличалось от других ‑ она просто не могла поверить в произошедшее... Гнев захлестнул молодого охотника, и он, уже не задумываясь о собственной участи, закричал толпе:

‑ Трусы! Я сделал то, что хотел сделать каждый из вас! Почему вы идете ко мне, а не громить замки ублюдков Хейда?! Если вы такие сильные и храбрые, то почему слушаетесь их приказов? Вы ‑ рабы мертвецов, потому что сами давно стали мертвецами в душе! Вас же теперь все равно уничтожат на страх другим ‑ и вы собираетесь убить меня и идти, как бараны, к палачам?! Предатели! Ваш страх сильнее, чем кровное родство! Неужели вы готовы убить меня, бывшего вашим братом?

Иногда в нашей жизни случается даже то, чего быть не может. Остановить фанатичную толпу невозможно. Однако слишком недавно накинули лужичам рабское ярмо, и еще их прадеды плечом к плечу, под предводительством былинных богатырей, отбивались от наседающих воинов Хейда. Слишком свежа была память унижений и оскорблений, слишком многие по воле господ лишились друзей и родственников! И ‑ чудо! ‑ лица людей вновь начали принимать осмысленное выражение. Светозар каким‑то внутренним наитием понял, что лишь исключительно решительный поступок может вырвать вилленов из‑под власти слов старого жреца. И тогда охотник швырнул оружие на землю. Меч и нож упали к ногам стоявших перед ним людей, а сам он продолжил с еще большей страстью:

‑ Мне стыдно, что я родился среди вас! Если в ваших жилах течет болотная жижа, а не кровь, то я не хочу жить! Убейте меня, если в вас нет ни капли гордости! Все равно вы не надолго переживете меня! Если же среди вас есть те, кто с детства, как я, ненавидит вампиров. Пусть такие встанут рядом со мною.

Не прошло и пяти мгновений, как стоявший прямо перед ним крепкий молодой виллен стремительно поднял с земли брошенное Светозаром оружие, подошел к охотнику и протянул ему оба клинка. Нашлись и еще смельчаки, решившиеся встать на сторону бунтаря. Вскоре рядом со Светозаром набралось около полутора десятка человек, и расправа над преступником грозила перерасти в общую драку с непредсказуемым исходом. Старый жрец понял это. Понял он также и то, что с прибытием в поселок любого разъезда вампиров он не только возвратит свою власть над вилленами, но и легко выкорчует любые ростки непокорности. И служитель Небесного Господина, воздев руки, провозгласил:

‑ Прочь отсюда, помраченные! Или вы готовы усугубить грех бунта и убийства еще большей кровью?!. Мы, смиренные рабы Творца и верные слуги непобедимого Хейда, отрекаемся от ваших заблуждений, ибо нет иного родства, кроме единой Веры! Прочь! Прочь!!

Не известно, как далеко зашло бы красноречие жреца, но Светозар решительно перебил его:

‑ Отлично! Пусть будет так ‑ я не хочу проливать ни капли крови лужичей. Я покину дом вместе с теми, кто готов на это. Прочие пусть остаются, и надеюсь, что никто не пожалеет о сделанном выборе!

Блики походного костра отражались в глазах неподвижно сидевшего чуть в стороне человека огромного роста. Казалось, что он спит или погружен в мысли, но это было не так. Рингаллу и в самом деле не требовалось крутить головой по сторонам, чтобы быть на чеку ‑ он и без того был готов в любую секунду вскочить и броситься на врага, если таковой появится. За время следования за людьми Хиргарда он выучил лишь несколько самых необходимых слов ‑ "еда", "оружие", "враг" и другие ‑ но и без лишних разговоров понимал: даже здесь, в глубине Империи Хейда, нашлись люди, не согласные быть рабами. Они сражаются с вампирами, а значит ‑ и он сам должен быть с ними. Остальное скрывал туман, не покидавший Рингалла со дня последней битвы пиктов за свободу. Только и оставалось сидеть, молчать и время от времени прислушиваться к голосам Хиргарда и Вальгаста у костра:

‑ И все‑таки я не могу понять тебя, Хиргард! Как можно сражаться против Хейда и в то же время верить в Небесного Господина и прочие сказки, которые...

Хиргард повелительным взмахом руки прервал менестреля. Пепельные волосы и повязка на левом глазу делали его лицо мрачным, но с близкими друзьями вожак лесной дружины мог и посмеяться, и поспорить о, казалось бы, отвлеченных вещах. Единственная область, в которой он становился непреклонен ‑ это его вера в Небесного Господина. Вальгаста Хиргард уважал, но смеяться над Творцом не позволял никому.

‑ Не богохульствуй! Только потому, что Небесный Господин придает мне сил и помогает, я до сих пор сражаюсь с вампирами!

Но Вальгаст сдаваться не собирался:

‑ Как же ты можешь надеяться на помощь Творца, если его служители учат людей не противиться тирану? Если саму эту веру вводил Хейд, когда завоевывал земли свободных племен поколения назад?

‑ Жрецы ‑ тоже люди, и они исказили Истину. Но Небесный Господин сотворил этот мир чистым от мерзости...

‑ Откуда ты это знаешь? Откуда ты знаешь, что он вообще существует?

‑ Я верю в это! ‑ и глаза Хиргарда сверкнули гордостью несломленного, непобежденного вождя ‑ Так меня учил мой отец, так верили мои предки, которыми я горжусь! Отречься ‑ это предать их.

‑ Однако ‑ выдержал насмешливую паузу Вальгаст, ‑ однако ты не вспоминаешь о тех предках, которые действительно были свободны, не кланялись никакому Хейду...

‑ Ты говоришь о язычниках? О тех, кто приносил в жертву идолам живых людей? Но посмотри: я, раб воли Творца, много лет с маленьким отрядом сражаюсь против всей Империи, а они, язычники, за чьей спиною были многочисленные армии и укрепленные твердыни, были завоеваны...

‑ Ну, людей они в жертву вряд ли приносили. И ты забываешь о том, что Великая Страна на Восходе так и не покорилась ни тирании Хейда, ни власти Бога‑рабовладельца.

Хиргард с сомнением покачал головой:

‑ Я многое слышал о Народе Рос. Одни говорят, что это и не народ вовсе, а множество племен, которые даже не имеют до сих пор единого вождя и предпочитают драть глотки в спорах на многотысячных сходках. Говорят, что их языческие игрища в честь Богов и Предков состоят лишь в пьянстве и разврате, что они простодушны и глупы, что они ненавидят друг друга до того, что даже бьются селением на селение по особо установленным дням И я бы во все это поверил. Но еще я слышал, что воины ариев бросались грудью на вражеские клинки, чтобы последним ударом все‑таки настигнуть недруга. Мне рассказывали, что витязи, хранящие границы Арьяварты, спят на голой земле, намотав на руку поводья коней, чтобы по первой тревоге вскочить в седло и ринуться в бой, что когда чужеземные захватчики врывались в их города, женщины сражались рядом с мужчинами и предпочитали покончить с собою, но не попасть в плен, что этот народ презирает золото и не желает знать рабства, а вместо клятв говорит: "Если я не исполню обещанного, да будет мне стыдно!". И мне трудно сказать, что тут правда, а что ‑ ложь.