‑ Андрию, подойди ко мне!
Ты смотри, все‑таки "заметила"! А как же "грязный скот"? И что у нас теперь?..
Я спешился, не торопясь, шагнул к "баронессе".
‑ Слушаю, пани.
‑ Ты ‑ молодец! В жизни не видела таких... м... м... силачей. Если бы не ты, пришлось бы возвращаться, объезжать. А так... так мы уже дома. Из‑за меня вымазался весь, сорочку порвал. Ничего, все исправим, ‑ говорила она нарочито ласковым тоном, но глаза, как и прежде, оставались безразлично‑холодными. Видно, еще до конца не решила, как лучше меня "употребить".
‑ Марыся! Вели воду греть. Козаку помыться нужно. Да и ужин пускай готовят.
Обращалась Мирослава к небогато, но опрятно одетой худощавой женщине, вышедшей из господского дома. Ее темные волосы собраны и спрятаны под замысловатый чепец, в ушах бирюза, взгляд быстрый, острый. Сразу видать, не местных кровей. Скорее всего, полька, также как и ее хозяйка.
‑ Благодарю, пани Мирослава!
Коль мне предстоит провести здесь вечер, а возможно, и ночь, нужно переводить наши отношения на иной уровень. Я ей ‑ не слуга. "Баронесса" должна это усвоить! Да и заинтриговать немного тоже не помешает.
‑ Ты знаешь, как меня зовут, юноша?
‑ Я знаю и умею многим больше, чем вы думаете, пани, ‑ на этот раз я ответил по‑польски.
Казалось, что грянул гром среди ясного неба. Мирослава побледнела, отступила на шаг. Но быстро взяла себя в руки. Понимающе улыбнулась. Теперь она тоже говорила по‑польски.
‑ То‑то я гляжу, как ты ловко управился с теми тремя во дворе. Что ж! Тем интересней... Рада, что не ошиблась. Без посторонних можешь меня так и звать просто ‑ Мирослава. Но только когда вдвоем! А пока ступай за Марысей приведи себя в божеский вид, загадочный Андрий Найда.
"Баня" была на заднем дворе ‑ между конюшней и хозяйскими постройками.
Я сидел в огромной деревянной кадушке. Горячая вода, пахнувший медом "шампунь" стали лучшей наградой за все "подвиги". Да и сама банщица, если признаться, была весьма недурна, стройна и хороша собой. Тонкая, полотняная рубаха быстро намокла и липла к телу. Она скорее подчеркивала, чем скрывала женские прелести. Сквозь ткань соблазнительно проглядывали небольшие упругие груди с вишенками сосков, талия, плоский животик с впадинкой пупка, округлость бедер и темное пятнышко поросшего волосками лобка.
Нежные, но сильные руки терли мою спину, ягодицы мочалом. Быстрые пальцы, играя, перебирали волосы, теребили уши, гладили шею, сбегали на грудь, живот.
Лишенный ложной скромности, я целиком отдался в ее умелые руки. Закрыв глаза, наслаждался прекрасными мгновениями.
Вначале подчеркнуто‑равнодушная, очень скоро и она увлеклась "игрой". Теперь, время от времени, будто случайно, касалась меня грудью. Горячие руки скорее ласкали мое тело, становясь требовательнее, настойчивее и смелее. Дыхание ‑ глубже. Пару раз она проглотила полный рот слюны.
Чуть приоткрыв ресницы, заглянул в ее глаза... глаза женщины истосковавшиеся по мужской ласке.
‑ К‑хы... к‑хы,.. ‑ раздалось за неплотно прикрытой дверью.
Мою банщицу словно окатили ушатом холодной воды. Встрепенувшись, она поникла, отстранилась и произнесла дрожащим с хрипотцой голосом:
‑ Твои вещи я заберу. Выстираю, залатаю. Пока одень чистые. Вон там, на лаве.
И... вышла прочь.
Если честно ? я был разочарован. Продолжение могло стать весьма занятным. Ну что ж, подождем немного. Похоже, за этим дело не станет.
Уж не знаю, как удалось им подобрать мой размерчик, но вся одежда была почти впору. Разве рубаха чуть узковата в плечах.
В господский дом меня проводил молчаливый дворецкий. Передал "с рук в руки" миловидной служанке. Шагая за ней, поглядывал по сторонам.
Замок "по закону жанра" был сложен из грубо отесанных камней. Кое‑где между ними даже проступал красноватый мох. Сырость, прохлада и полумрак безраздельно царили в коридоре. Масляные светильники в целях экономии горели через один. Тени жались к хмурым стенам, а шаги гулко отзывались эхом где‑то впереди. Наверно по ночам здесь гуляют привидения. Звенят цепями, пугают обитателей замка.
Вдруг послышался приглушенный стон. Да нет! Верно, почудилось. Нафантазировал Бог знает что...
Вместо того чтобы войти в зал, моя проводница свернула на лестницу.
Поднялись на второй этаж. Вначале я увидел гостиную. Пожалуй, если бы не дорогое оружие на стенах, то она показалась бы слишком скромной. Прошли еще несколько полупустых и мрачных комнат, прежде чем добрались к "святая‑святых" ‑ покоям госпожи.
Из приоткрытой двери сразу пахнуло теплом. Переступив порог, отыскал глазами горящий камин. И это в конце лета! Каково же здесь зимой? Зябко поежился. В комнате, как ни странно, было светло. В серебряных подсвечниках ярко горели свечи. Их пламя почти не колебалось ‑ сквозняков нет. Холодный пол устлан мягкими коврами с высоким ворсом. На стене ‑ две небольшие гравюры: портреты пожилого мужчины и женщины. В углу богатый кист, а перед ним большое серебряное распятие.
Мебель резная из красного дерева, стулья обиты зеленым бархатом, стол с причудливо изогнутыми ножками сервирован на двоих. Вся посуда, включая высокие бокалы и графинчик ‑ серебряная, украшена каменьями, вычурными чеканками. Часть комнаты отгорожена шелковой занавеской. Не трудно догадаться, что за ней господское ложе.
Ну что ж! Теперь, по крайней мере, ясно, как меня собираются "употребить". Пока хозяйки "нет дома", подошел к столу. В нос ударили аппетитные запахи. Я вспомнил, что с утра ничего не ел. Рот мигом наполнился слюной.
Слава Богу, долго испытывать мое терпение не собирались. Бесшумно, словно привидение, появилась "баронесса". Как и я, в простой рубахе, поверх которой наброшена парчовая, подбитая мехом накидка. На ногах атласные туфельки. Каштановые волосы, падающие волнами на плечи, чуть сдерживает золотая диадема, украшенная единственным, зато крупным сапфиром.
Похоже, что вместе прежней одеждой Мирослава оставила за дверью высокомерие и шляхетный гонор. Приветливо улыбается.
Галантно предложил ей стул, и лишь потом, правда, не дожидаясь приглашения, уселся напротив.
В ее бездонных голубых глазах, как в омуте, отражалось пламя свечей. Алые губы, приоткрывшись, дарили ослепительную улыбку.
‑ И так, панна, приступим, ‑ не то спросил, не то предложил я.
Панна одобряюще кивнула, позволяя мне сделать первый ход в начинающейся партии. Как опытный игрок не показала любопытства и заинтересованности. Хотя.., хотя мы оба прекрасно знали, чем она завершится... И тем не менее... Я наполнил бокалы рубиново‑красным вином и сосредоточился на предложенных блюдах.
На столе красовались: запеченный молочный поросенок с кашей, целиком зажаренный карп, как оказалось позднее, фаршированный дыней, два вида сыра, мягкие белые пампушки, маслины, разломленные пополам синие с розовато‑зеленой мякотью сливы. И, конечно же, как на Украине без него, нарезанное тонкими ломтиками с красной прорезью сало. Последний продукт, несомненно, был приготовлен для меня ‑ "дикого казака".
‑ Я хочу провозгласить первый тост за вашу несравненную красоту, панна Мирослава!
‑ Благодарю, скажу честно ‑ ты меня удивил... не ожидала... С виду простой казак, и вдруг прекрасно говоришь по‑польски. Хоть и приятно, однако весьма странно для этой дикой страны. На Гетманщине шляхту не слишком жалуют... Ну что же ты? Ешь... ешь.
Весело зазвенело серебро. Вино пилось легко. Чуть с кислинкой, но ароматное и к тому же достаточно крепкое.
Мирослава взяла розовыми пальчиками половинку сливы, немного откусила. Не торопясь, прожевала, проглотила. Я же остановил взгляд на маслинах и поросенке.
‑ Андрий, прошу тебя, не особо усердствуй в лишних комплиментах. Не переигрывай... Я тонко улавливаю фальшь.
‑ Но вы действительно хороши, Мирослава. ‑ Искренне возразил я. ‑ Сейчас даже больше, чем днем. Простые одежды лишь подчеркивают истинную прелесть. А глубина и блеск глаз безнадежно затмевают бедный сапфир.