Тимофей Николаевич Чернов

В те дни на Востоке

Тимофей Чернов

В те дни на Востоке

Другу и советчику моему Людмиле Дмитриевне

Часть первая Разные пути

Глава первая

На взгорье Арышев остановился, оглядывая окрестности. Серая песчаная дорога, опускаясь в широкие низины и поднимаясь на пологие холмы, уводила в сопки. Позади виднелась залитая утренним солнцем небольшая станция. Там стояли составы с товарными вагонами и зеленым пассажирским поездом, на котором только что он приехал. А по сторонам желтела старой пожухлой травой степь, и только в низинах зеленела реденькая мурава. В небе звенели жаворонки. Трепыхая крыльями, повисла пустельга, высматривая добычу.

Этот край был хорошо знаком лейтенанту Арышеву. Здесь прошла его солдатская служба, отсюда он был направлен в военное училище. Но, как и прежде, пытливо смотрел на степные просторы, где громоздились сопки самых причудливых форм!

Перекинув с правой руки на левую шинель и взяв с земли маленький чемодан, лейтенант зашагал дальше, напевая знакомую армейскую песню:

– «Забайкалье, Забайкалье, Забайкалье – край родной…» Дорога привела его к подножью сопки и по узкой лощинке опустилась в обширную падь. Со склона падь казалась большим огородом со множеством гряд и борозд, только трубы говорили о жилищах – солдатских землянках. Около них занимались бойцы. Они упражнялись на снарядах, маршировали на плацу. Здесь располагалась часть, в которой Арышеву предстояло служить.

«Где же штаб? – пытался определить лейтенант. Все землянки были однолики, но около одной сидело несколько военных, стояла у коновязи лошадь, запряженная в рессорку, туда и обратно сновали люди. – Видно, здесь.

Когда он подошел поближе, то увидел на скамейке троих офицеров. Один из них в новом кителе с золотыми погонами рассказывал что‑то смешное. Его немного вытянутое лицо с бачками и усиками показалось Арышеву знакомым. «Померанцев! Вот здорово!»

Офицер в кителе взглянул в его сторону.

– Кого я вижу! – Он вскочил и кинулся навстречу Арышеву. – Привет, привет, Толик! Какими судьбами?

Анатолий посмотрел на его сапоги, отливавшие глянцем, потом «а погоны.

– Тебя не узнать. Ишь, как, принарядился!

Померанцев сдвинул набекрень фуражку, из‑под которой выпал светлый чуб, с гордостью отрекомендовался:

– Адъютант командира полка. Шишка! – И разразился раскатистым смехом, который помнился Арышеву еще с детства.

– Из дому что‑нибудь получаешь? – спросил Анатолий.

– Нет, – покрутил головой адъютант. – Бабуся у нас в прошлом году концы отдала. Мать распродала вещи и разъезжает где‑то по фронтам с концертами. Хорошо, что с тобой нас еще сводит судьба.

– Признаться, я думал, что ты уже на фронте. Воюешь.

– Что ты! Нашего брата из Забайкалья не очень‑то отпускают. Сидим, как тут говорят, в глубоком тылу, кричим: «Смерть немецким оккупантам!» – и не находим себя в списках награжденных…

«Все такой же балагур», – подумал Арышев. Померанцев поправил фуражку, погладил пальцами усики.

– Ты еще не получил назначения? Тогда идем, пока батя у себя… От командира полка Арышев вышел с назначением в первый батальон.

– Ну что ж, земляк, действуй, – напутствовал адъютант. – Сначала взводом бронебойщиков покомандуешь, а там посмотрим. Держи только со мной связь – полный порядок будет!

Арышев хотя и не нуждался в помощи Померанцева, но ему приятно было встретиться с земляком. Радовало его и то, что Иван «в люди выбился». Как он смело и деловито разговаривал с командиром полка, давал советы! Это по его предложению Арышева направили в роту противотанковых ружей. Адъютант убедил подполковника, что дальше там нельзя оставлять взвод без офицера. А как он уверенно держится, словно родился для этой должности.

В штабе батальона, куда вошел Арышев, за столом сидели капитан и старший лейтенант. Оба что‑то рассматривали на карте. Арышев узнал капитана. Вспомнилось, как получал ему сухой паек, как потом провожал на станцию. Командира роты Сидорова тогда переводили в другую дивизию. С тех пор прошло два года. Как и прежде; он носил коротко подстриженные волосы, зачесанные на пробор, только в плечах стал пошире, да поглубже пролегли морщинки у рта.

Арышев доложил о своем прибытии…

Сидоров оторвал взгляд от карты, удивленно протянул:

– О‑о‑о, товарищ Арышев! Лейтенант! Ну, здравствуй, здравствуй. Вот не ожидал! Познакомьтесь, Михаил Петрович, – взглянул он на своего заместителя по политчасти старшего лейтенанта Дорохова. – Мой бывший солдат.

Грузный человек с большой бритой головой подал мягкую руку и предложил Арышеву сесть.

– А как изменился! – продолжал Сидоров. – Помню, был щуплым юнцом, немного сутулился. А теперь откуда что взялось: и выправка, и осанка. Что значит армейская закалка! А вот ямочка на подбородке осталась неизменной. По ней и узнал.

– По одной ямочке? – усмехнулся Анатолий.

– Нет, конечно, – поправился капитан. – Ну, а как родители, живы, здоровы?

– Отец воюет. Только мать с братишками дома.

– Они все там же, в Томске? Не бывал у них за это время?

– Не пришлось, товарищ капитан. Теперь уж когда на фронт поеду, так, может, загляну.

Сидоров укоризненно покачал головой.

– На фронт рвешься, а кто будет Восток охранять? На доброту японцев пока не можем рассчитывать: по‑прежнему держат большие силы на границе, провоцируют. Месяц назад напали ночью на заставу, захватили двух солдат и офицера. Так что…

– Неужели Сталинград их ничему не научил?

– Может, чему‑то и научил, но намерений своих не оставляют.

В тот же день Арышев принимал взвод. В узком проходе между нар в одну шеренгу были выстроены бойцы. Остававшийся за командира взвода старший сержант Старков – пожилой, с пышными усами – долго выравнивал строй, отчитывал бойцов за неряшливость. Ему хотелось представить их новому командиру опрятными, подтянутыми.

Арышев с нетерпением ждал окончания этой процедуры. Приближалась минута, о которой он много думал. И, как это бывает у молодых учителей перед первым уроком, его охватило волнение – сможет ли он показать себя таким, каким должен быть офицер?

Наконец, Старков доложил, что взвод построен. Арышев подошел к бойцам. На лице его выступил румянец, как когда‑то у доек» перед классом.

– Товарищи, как вы уже догадываетесь, с сегодняшнего дня я буду вашим командиром. – Он мельком окинул притихший строй, переступил с ноги на ногу. Двадцать пар глаз неотступно смотрели на него, следили за каждым движением. – Опыта в работе я еще не имею, но думаю, что общий язык сумеем найти…

– Найдем! – выкрикнул кто‑то на левом фланге.

Лейтенанта будто холодной водой окатило. «Общий язык… Черт знает, что несу. Офицер, называется»…

Но в голову, как назло, ничего не шло. Куда девались те простые слова, с которыми он собирался обратиться к своим будущим подчиненным?

– Вы у нас временно или постоянно?

– А когда нас на фронт направят?

Арышев вспомнил наказ комбата: «Берите их сразу в руки, а то поздно будет».

Волнение его перешло в раздражение. Плотно сжав губы, он поднял прищуренные глаза.

– Насколько мне известно, вопросы задают по одному, а не хором. – Строгий тон лейтенанта заставил всех смолкнуть. – А на фронт, к вашему сведению, направляют только дисциплинированных. У вас же я таких не вижу.

– По‑вашему, мы всю войну должны здесь сидеть? – А кто воевать будет?

Больше всех возмущался молодой веснушчатый боец на левом фланге. Пряжка на его гимнастерке сбилась в сторону, на одной ноге спустилась обмотка.

– Прекрати, Шумилов! – одернул его Старков. – Патриот нашелся! А кто будет здесь служить? Небось, самураи не лучше фашистов!

На тонких скривленных губах солдата заиграла лукавая усмешка. Глаза озорно блеснули.

– Ну и сиди тут, тренируйся: «Лежа, одно и то же, прицел вчерашний!»