Мы прошли на Серегину территорию. В маленькую комнату.
— Серый, — сказал я, — ты мне не одолжишь пять тысяч баксов? У меня в Москве есть. Но надо срочно. Хочу помочь одному человеку.
— Держу пари, — усмехнулся Дерябин, — что этот человек — баба!
— Да, моя знакомая, — неохотно признался я. — Она разбила чужую машину и теперь просто в отчаянии.
— Еще бы. Такие деньги на дороге не валяются.
— Так одолжишь?
Серега лениво потянулся.
— Как только достану машинку для печатания долларов, сразу одолжу.
Просто выразить не могу, до чего я разозлился.
— Да пошел ты… — И я быстро направился в прихожую.
Серега догнал меня и взял на плечи.
— Ты что, Руднев?
— Ничего, — резко вырвался я.
— Хорошо… Считай, что я неудачно пошутил.
— В следующий раз шути удачнее.
Мы вернулись в комнату.
— Она просто в отчаянии, — повторил я.
— Я ее отлично понимаю. Но и ты меня пойми — откуда у бедного киномеханика такие бабки?
— Прекрасно! Будь здоров! — вскочил я со стула.
— Да погоди ты, — удержал он меня за руку. — Дай сообразить.
— Сколько ты собираешься соображать? Десять лет?!
Дерябин внимательно на меня посмотрел.
— По-моему, ты влюблен. Все симптомы налицо.
— Ты лучше быстрее соображай, — посоветовал я.
Серега начал соображать. А я принялся ходить из угла в угол, постепенно успокаиваясь. В самом деле, чего я так дергаюсь? Может, Серый прав, я действительно влюбился в Ксению? Да нет, чушь собачья. Она мне, конечно, нравится, но так — чисто эстетически…
— Есть! — выкрикнул Серега. — Есть у меня один дед! Пал Палыч. Ему почти девяносто лет. Он был приятелем моей бабки. В принципе, у него могут быть зелененькие. Недавно его приглашали в Москву, в американское посольство, для вручения какого-то ордена за боевые заслуги во время войны. Наверняка и деньги к ордену полагаются. Давай бросим к нему кости. Попытка не пытка.
И мы «бросили кости» к Пал Палычу.
Пал Палыч был до того старый, что уже слегка походил на мертвеца. Даже взгляд у него был потусторонний. Откуда-то оттуда.
— Один мой хороший знакомый, — принялся рассказывать старик надтреснутым голосом, — страдал весьма редкими заболеваниями. Например, из-за одной болезни ему нельзя было есть много — умрешь, а из-за другой — мало, тоже умрешь. Сейчас он уже на кладбище.
Дерябин попытался перевести разговор ближе к делу.
— А вот у него, — показал он на меня пальцем, — есть одна знакомая…
— Тоже на кладбище, — сочувственно покачал головой Пал Палыч.
— Пока еще нет, — сказал я.
— А я во время войны был боевой генерал, — похвастался старик.
— Генерал? — повторил я.
— Да! Боевой!
— Всю жизнь мечтал познакомиться с боевым генералом.
— Считайте, молодой человек, что ваша мечта осуществилась.
— Пал Палыч, — сделал попытку Серега, — а вы нам не дадите…
— Не дам, — тут же ответил старик.
— Я же еще не сказал, что.
— Я вам ничего не дам, — твердо заявил Пал Палыч.
Дерябин украдкой сделал мне знак рукой: мол, спокойно. И мы продолжили светскую беседу.
— Вы смотрели фильм Баварина «Корабль, идущий в Эльдорадо»? — спросил я.
— Нет, не смотрел.
— Обязательно посмотрите. На Каннском кинофестивале эта картина стала заметным событием.
Старик моргал красненькими глазками.
— Для меня в жизни осталось только одно заметное событие, — прошамкал он. — Мои собственные похороны.
— Зачем же о грустном, Пал Палыч? — встрял в разговор Серега.
— Что, не нравится? — ядовито захихикал старик. — Погода слишком хорошая, да? Нет, молодые люди, жизнь — такая штука: сегодня ты есть, а завтра тебя уже нет.
— Это верно, — тут же согласился с ним Дерябин. — И главное, что туда с собой ничего не заберешь. Ни рубли, ни доллары…
— Да, не заберешь, — вздохнул Пал Палыч.
— Вот поэтому и дайте нам пять тысяч долларов, — рубанул с плеча Серега. — И не просто так, а в долг. Я бы, конечно, у бабули попросил, но вы же знаете, Пал Палыч, она давно на том свете. А как она вас любила, как любила…
Лицо старика затуманили воспоминания.
— Наденька Дерябина… И я ее любил. Стихи писал: «О, приди же! Звезды блещут! Наши души так трепещут!»
— Прекрасные стихи, — сказал я.
Пал Палыч подозрительно посмотрел на Серегу.
— А отдашь ли?
— Монсеньер, — сделал Дерябин преувеличенно честное лицо, — за кого вы нас принимаете? Вернем с процентами, клянусь здоровьем бабушки.
14
На следующий день я сказал Ксении, что деньги будут в самое ближайшее время. Она благодарно поцеловала меня в губы. И мы пошли в кино. Только не в тот задрипанный кинотеатр, где работал Серега, а в центральный, под названием «Космос». Впрочем, он тоже был достаточно задрипанный.
Здесь шел ретроспективный показ фильмов Баварина. Надо полагать, в честь его приезда в родной город. И мы попали как раз на «Корабль, идущий в Эльдорадо».
Свет в зале погас, и на меня вновь нахлынули воспоминания. Именно с этого кинотеатра у нас с Ириной началось освоение неизведанного, сладостно-заманчивого материка эротики.
…Ирина надела голубое платье, которое было на столько же выше колен, насколько ниже талии, а также белые туфельки без каблуков, скорее напоминающие тапочки. Ей все это ужасно шло. Мы выпили в баре ледяной коктейль с экзотическим названием «Куэнтро Кэпиринха» и сели на диванчик в фойе.
Ирина была настроена очень игриво, и все время хихикала.
— Хочешь, я тебе кое-что покажу? — шепнула она мне.
— Хочу.
— Тогда отойди к лестнице.
Я встал с диванчика и отошел. Ирина сидела с хитрой улыбкой и поглядывала на меня. В фойе толпился народ. По лестнице то и дело кто-то поднимался и спускался. Справа от Иры сидели два молодых лейтенанта. Кинув на них быстрый взгляд, она слегка раздвинула колени. Сначала я ничего не понял. Ирина показала глазами вниз и еще шире развела колени. Я скользнул взглядом под ее платье… еще скользнул…
И чуть было не вскрикнул от неожиданности. На Ирине были прозрачные трусики.
Я просто ошалел от восторга.
Ирина подошла ко мне. Глаза ее возбужденно блестели.
— Я купила их специально для тебя.
— Сними совсем, — попросил я.
— Как, прямо здесь?! — округлила она глаза.
— Нет, в туалете.
С того дня все так и пошло…
Но до самого главного у нас дело не доходило. Ирина боялась забеременеть. Впрочем, мы и без этого отлично обходились, используя малейшую возможность, чтобы поласкать друг друга. В кинотеатре на последнем ряду; в парке на укромной скамеечке; в темном подъезде… А уж если у нее или у меня никого не было дома, мы, сломя голову, неслись в пустую квартиру и, лежа голенькими в позиции «69», ласкали друг друга. Короче говоря, сексуальная энергия била из нас ключом.
— Я себе тоже хочу ребеночка завести, — шепнула мне Ксения.
— Что? — Я очнулся и поглядел на экран.
Баваринские герои по ходу сюжета занимались любовью.
— Дети нам нужны для оправдания, — продолжала шептать Ксения.
— Как это? — Я все еще не мог понять, о чем она говорит.
— А так, — туманно ответила Ксения и отвернулась к экрану.
После нескольких постельных сцен фильм закончился печально. Любящие друг друга герои погибли. Ксения даже немного всплакнула. Но я ее утешил, сказав, что в другом варианте фильма все закончилось венчанием. И она сразу успокоилась.
Мы вышли из кинотеатра и свернули в боковой переулок, чтобы не идти вместе с остальными зрителями. Чернели провалы подворотен. В окнах светились экраны телевизоров. Было очень тепло, словно это не весенний вечер, а летний.
— Почему ты меня тогда поцеловал? — спросила Ксения.
— Когда?
— На кладбище.
— Красивое лицо всякий поцелует.
Она капризно надула губы.
— Я не люблю, когда меня называют красивой.