Посему Хьюмэн-Хименес предпочел не валяться на пляже Майами — откуда, собственно, он и был выдернут известием о выгодном деле. Узнав об оном, наемник немедля сорвался в путь — чтобы в энный раз шагать по аэровокзалу чужой для себя страны… и улыбаться окружающим своей безупречной белозубой улыбкой.

Улыбкой, похожей, скорее, на оскал хищника.

Обращение председателя Совета Национального Возрождения Хорхе Мануэля дель Гадо к гражданам Республики Маньяда.

Дорогие сограждане! Меньше года прошло с того дня, когда наша страна твердо встала на путь свободы, демократии и открытости. За это время она прошла путь, на который многим государствам мира понадобились десятилетия. Тяжелое наследие прежних режимов — коррумпированных, тираничных и бездарных, сегодня почти преодолено. Наша страна уверено движется по избранному пути и не намерена сворачивать с него.

Но я не могу не упомянуть и о тех тучах, что пытаются застить наши ясные горизонты. Речь идет о людях, так и не нашедших себя в новой жизни. О так называемых «повстанцах» — о бандах вооруженных налетчиков, что скрываются в джунглях, грабят грузы и терроризируют мирных граждан.

Но сколь бы ни были отвратительны их преступления, даже эти люди вправе рассчитывать на понимание и сочувствие. Ибо на путь преступления зачастую встают те, чье положение — безвыходно; те отчаянные, кому, казалось бы, нечего терять. Обедневшие крестьяне, разорившиеся торговцы и наемные работники — которые потеряли работу из-за сложной экономической ситуации. Они взяли в руки оружие лишь для того чтобы добыть себе пропитание и спасти свою жизнь.

Также, многие из тех, кого называют повстанцами, поддались на лживые увещевания своих главарей — а также преступных сообществ, стоящих за ними. Поверили в ту ложь, что приписывала всю вину за их беды нашему Совету, а также иностранцам — особенно гражданам нашего нового союзника США.

И когда эти люди брали оружие в руки, когда убивали своих сограждан и приезжих — они выступали не более чем слепыми орудиями; не более чем марионетками своих главарей. Они верили в то, что творят благородное дело — и этой верой готовы заразить окружающих. Вправе ли мы ненавидеть их за это? Вправе ли желать смерти? Нет — но мы вправе прекратить бессмысленное кровопролитие. И восстановить в нашей стране мир и порядок.

Совет Национального Возрождения принял непростое для себя решение — объявить амнистию участникам повстанческих отрядов. Тем из них, кто твердо решит сойти со своей преступной стези и вернуться к мирной жизни.

Как отец из библейской притчи был рад возвращению блудного сына — так и наш Совет приветствует раскаяние бывших преступников, их готовность вернуться к мирному труду на благо страны. Я официально заявляю: те из повстанцев, кто не совершил тяжкие преступления, будут полностью восстановлены в своих гражданских правах, смогут получить работу и достойный заработок. Всех же остальных ждет суд — справедливый и беспристрастный.

Я обращаюсь к каждому из рядовых участников повстанческого движения — что лично для тебя лучше? Лить кровь, а затем возвращаться в свое неуютное и негостеприимное убежище в джунглях? Или жить нормальной жизнью — той, которую ты потерял и только из-за этого взялся за оружие.

Не верь своим главарям и самозваным «командирам». Они используют тебя, заставляя делать кровавую и грязную работу — и однажды оставят тебя умирать от пули или от тропической лихорадки. Ты нужен им лишь до тех пор, пока способен стрелять. И убивать тех, на кого они укажут. Убивать и грабить.

Совет Национального Возрождения предлагает тебе выбрать другой путь. Приди к ближайшему лагерю для раздачи гуманитарной помощи, сдай оружие — и тогда, только тогда у тебя появится шанс снова стать полноценным гражданином своей страны.

Вива ля Маньяда!

Пако шел по ночному Сан-Теодоресу и подмечал все новые перемены, успевшие произойти с городом. Со времени неудачного бегства прошло меньше года — однако перемены были, причем немалые. И с непривычки особенно бросались в глаза.

В первую очередь внимание Пако привлекли небоскребы — несколько громадин из бетона и стеклопластика. Геометрически правильные, не лишенные определенного изящества… они, увы, совсем не украшали столицу Маньяды. Напротив, своим футуристическим видом эти сооружения словно подчеркивали убожество всего остального города. На их фоне бетонные коробки и старинные малоэтажные здания смотрелись особенно архаично и жалко.

Небоскребы покамест были пусты, огорожены бетонными заборами и освещены лишь водруженными на эти заборы прожекторами. Но Пако знал… интуиция подсказывала ему, что очень скоро внутри этих зданий разместятся офисы крупных штатовских корпораций. Тех, которые, собственно, и оплатили переворот почти годовой давности.

На центральных улицах стало больше света — не только от фонарей, но и от неоновых реклам, а также от вывесок недавно открытых торговых центров — от многочисленных, ярких и красочных надписей на английском языке. На ненавистном Пако языке убийц и захватчиков.

Выглядел центр города не в пример симпатичнее и благополучнее, чем при Валадесе. И все же парадный фасад не мог обмануть Пако — успевшего увидеть и обратную сторону этого благополучия. В виде заброшенных, заколоченных маленьких магазинчиков — во многие из которых Пако захаживал и не по разу. А также в виде пьяных и грязных горожан, спящих подле этих магазинчиков… которые, видимо, когда-то были местом их работы.

А вот кварталов бидонвилей на окраине уже почти не было. Впрочем, Пако не обольщался: ни сами бидонвили, ни их несчастные обитатели, скорее всего, никуда не делись. Наверняка эти постройки — отнюдь не украшающие ни один населенный пункт, просто-напросто перенесли за несколько километров от черты города. А то и еще проще — снесли. Оставив жителей трущоб возводить себе новые жилища подальше от столицы.

Патрулей янки — на «хамвиках» и с пулеметами, видно не было. Зато на городских улицах стало заметно больше обычных машин. Да не абы каких — эти сияли глянцем заводской покраски, а свет уличных фонарей отражался на их тонированных стеклах. Что уж там говорить — к примеру, «железный конь» Пако даже до воздушной атаки выглядел бы на их фоне ржавой развалюхой. А уж теперь… теперь это корыто на колесах наверняка уже разобрали на металлолом. Вкупе с пикапом Мартинеса…

Казалось, эти автомобили, новые и красивые, прямо указывали на благосостояние их владельцев. И Пако вроде бы и не прочь был поверить, что по крайней мере столичные жители в большинстве стали жить лучше. Вот только город уже не был тем Сан-Теодоресом, который Пако знал с детства и который покинул почти год назад.

Прежнего духа маньядской столицы как не бывало. Сан-Теодорес словно превратился во что-то другое, переродился… а может, попросту умер. Умер — а его труп жрали и топтали те, кто еще был жив. Начиная от глупых недалеких людишек в глянцевых машинах — и кончая пресловутым Советом с дель Гадо во главе. Жрали, наслаждались… думая, будто на их век хорошей жизни хватит.

А умер этот город явно не своей смертью. Его убили — те, кто в принципе привык убивать: хоть города, хоть людей.

«Вот только меня вам не убить», — подумал Пако со злостью и зашагал решительнее и быстрее.

Эта фраза, сказанная про себя, не была ни метафорой, ни бравадой. Уж в чем-чем, а в ее буквальном смысле Пако Торрес был уверен, как в сменяемости дня и ночи.

Равно как и в цели своего прихода к наряженному и подкрашенному трупу Сан-Теодореса.

Разумеется, в отряде Ларгоса слышали ту злополучную передачу. То обращение, породившее в головах многих повстанцев ложную надежду, а в самом движении — раскол. И принесшее многим участникам этого движения преждевременный конец. Который был отнюдь не «хэппи-эндом» — невзирая на происхождение его «авторов».