— А на людей?
— А на людей не действует, впрочем, как и на Хранителей — просто хорошее вино.
Мы добрались до двери Май, я легонько стукнула костяшками пальцев по косяку и решительно распахнула дверь.
Эльфиечка в длинной, ночной рубашке — близнеце моей собственной, сидела на подоконнике и тоскливо смотрела на крадущиеся по ночному небу луны.
— Майка, третьей будешь? — усмехнулась я, сгружая бутылки на обнаружившийся и в этом номере низенький столик, — «Драконья кровь» как-никак?
— «Драконья кровь», говоришь? — повернула к нам удивленную мордашку Май, — Конечно буду!
— Лин, а Лин, — осторожно уточнила я у вилы шепотом, — а ей пить-то можно, не рано?
— Ну конееееееечно, — послышался от подоконника ехидный голос эльфийки, — Как замуж — так в самый раз, а как «Драконью кровь», так маааааааленькая.
— Ну, я так, уточнить, — покаянно ответила я, — а потом «маленькая» — понятие условное. Я вот раза в три тебя младше, если в годах считать
— Что, правда? — глаза у Май стали круглыми, как блюдца, — но у тебя же уже есть детииии?
Линарис сноровисто откупорила бутылку, разлила вино по высоким, пузатым бокалам, и я предложила тост:
— Ну, за крушение стереотипов!
Вино и правда было чудесным — оно пахло летом, земляникой под солнцем и почему-то детством. Я смаковала его понемногу, растягивая удовольствие, любовалась на игру света в бокале, и решительно была намерена остаться с трезвой головой — кто их знает, этих эльфов, что у них с устойчивостью к алкоголю, Май же и Лина принялись за дегустацию всерьез. Маленький женский междусобойчик, меж тем, шел по накатанной колее: сначала мы обсудили бренность и краткость человеческой жизни, семейную жизнь вообще и свадьбы в частности, и тут Май понесло. Как мы с Рамзи и предполагали — наша принцесса рванула в бега, узнав, что её хотят выдать замуж.
Младшая принцесса младшей ветви, которую тогда звали длинным, многосложным именем, росла тихой, послушной и умненькой девочкой. Май прилежно училась тому, что должна знать эльфийская принцесса, вышивала, много читала, бродила по парку вокруг усадьбы и, в силу своего дара, старалась держаться одна: мысли дорогих родственников не всегда способствовали её душевному равновесию. В общем, умением быть в тени и не привлекать к себе внимание Май владела в совершенстве. Все изменилось два года назад, когда во время одной из прогулок к её ногам упал молодой парнишка. Да-да, упал, и весьма прозаически — сорвавшись с паркового забора на который он полез, спасаясь от погони. И Май, глядя в его смеющиеся карие глаза, впервые забыла о том, что она эльфийская принцесса: вместо того, чтобы вызвать охрану и выдворить нахала из парка она помогла ему спрятаться в заброшенной беседке и принесла ему еды. Тот хохотнул, представился Гаем, и, не сумев в третий раз выговорить её имя, спросил — нет ли у нее второго, покороче. Так и началась их дружба, и жизнь Май стала яркой, веселой и очень насыщенной. Гай поселился в деревне неподалеку, устроился в кузницу, благо в роду у него были гномы, и стал регулярно наведываться через забор в ту самую беседку — поболтать со своей спасительницей. Он рассказывал о местах, где ему довелось побывать, о жизни других людей и нелюдей, обычаях и обрядах, о своих мечтах увидеть столицу и о том, что когда-нибудь он вырвется за пределы Рубежей. В общем — окончательно задурил голову романтическими бреднями о любви и путешествиях Учить её защищаться «а то мало ли что может случиться» тоже начал Гай. А еще он приносил ей книги: не те, парадные фолианты, рассказывающие о жизни прекрасных дев и благородных рыцарей, что в избытке водились в библиотеке отца, а книги, часто с потрепанной обложкой и замусоленными страницами, в которых герои ругались, мирились, ходили в гости и на службу, в общем — жили обычной жизнью. Гай не был красив ни по меркам людей, ни уж тем более эльфов: невысокий, кряжистый, с большими руками, лицом с резкими чертами, раскосыми глазами и большим носом. При этом — на свидания Гай убегал из беседки с завидной регулярностью. Как-то Май собралась с духом и спросила, почему это так. Гай тогда усмехнулся, попытался объяснить, но только рукой махнул, сказав, что она обязательно это поймет сама — красота не только снаружи. Закончилось все внезапно — однажды в беседку пришел необычайно серьезный Гай и вручил в подарок топор, сделанный своими руками. За его плечами висел мешок, и Май сразу поняла — почему и зачем. Гай ушел, взяв с нее обещание, что она выйдет замуж только за того, кто ее «разглядит». А еще он поклялся что он и его семья, которая перебралась в столицу, будут рады ей помочь, если что-то случится. И жизнь Май стала потихоньку покрываться ряской, как гладь стоячего пруда.
Крупным камнем в безмятежную гладь жизни Май булькнуло известие о грядущем замужестве. Май заволновалась, вспомнила книги, что приносил Гай, преисполнилась романтического трепета и стала ожидать официальной помолвки. О женихе она знала только, что он красив и ему чуть больше трехсот — и все воображала себе, что однажды он увидел ее… ну хоть, прогуливающуюся в парке, и влюбился в её одинокую, грустную фигурку. Ждать было невыносимо, поэтому, когда жених прибыл к ним в поместье и устроился в малой гостиной с отцом и главой рода, она отправилась как бы на тренировку, мимо дверей малой гостиной с твердым намерением узнать об избраннике побольше. Каждое слово, услышанное ей, ложилось на её мечты погребальным камнем. Узнать, что сама она, Май, жениха вообще не интересует, было очень больно. Тот собрался жениться по необходимости — пост, на который он претендовал, мог занять только женатый мужчина. Новобрачную же, по планам начинающего карьериста, ждала ссылка в одно из семейных поместий. Жена должна была вести хозяйство, вышивать, читать романы и с нетерпением ожидать, пока «солнечноликий» муж одарит ее своим временем и вниманием, не мешая тому вести прежний образ жизни и не доставляя никаких неприятностей. Отец и глава рода согласились, что такая невзрачная, серая мышка, как Май, подойдет как нельзя лучше. Она подобающе воспитана, послушна, и её невзрачная внешность с одной стороны защитит будущего мужа от украшения в виде рогов, а, с другой, гарантирует, что она примет это предложение, потому что другого может и не быть. Май вспыхнула, и решила взглянуть в мысли жениха, надеясь, что он просто подыгрывает в очередной дурацкой мужской игре. От этой экскурсии стало еще гаже, и захотелось вымыться.
Принцесса не помнила, как она вернулась в свою комнату, но отлично помнила, как металась по ней в бессильной ярости, глотая слезы и кидая в стены все, что попадется под руку, желая то ли убить потенциального мужа, то ли покончить с собой. Остановил ее насмешливый голосок, который уточнил, будет ли она и дальше вести себя, как обиженный ребенок, или у неё есть план. Это оказалась Раравис-пересекающая-рубежи, рыжий зверек с полосатой спинкой, прибежавшая с приветом от Гая. Тот почувствовал невнятное беспокойство и отправил с Раравис письмо с адресом его семьи в столице на тот самый «мало ли какой случай». Май тут же сообщила Раравис, что этот самый случай уже настал, в гробу она видела и этого жениха, и эту свадьбу, что раз главе рода так этот жених нравится — пусть сам на нем и женится, а папенька торчит в деревне и вышивает гладью. Раравис, уже светловолосой девушкой с двумя косицами, в синей длинной юбке, светлой рубахе, с руками, унизанными браслетами и оберегами обрезала шелковый водопад волос принцессы, рассказывала, как их выкрасить. Она еще пыталась предостеречь и наставить, отсоветовала одевать эльфийское — вычислить могли и по одежде. Они чуть-чуть не успели — на изнанку они нырнули под решительный отцовский стук в дверь. Что было потом — я примерно представляла. У меня еще оставались вопросы к принцессе, но Лина решительно принялась рассказывать весьма отредактированную версию об их с Гинивер споре, и о последствиях оного, причем рассказ изобиловал сентиментальными подробностями, Лина в нем представала несчастной отвергнутой девушкой, вампир — безвинно пострадавшим рыцарем чести, а все злодейские происки были щедрой рукой приписаны Гинивер.