Обо всём этом Юзору говорил Олоко, когда оба они возвращались в свои уделы после совета у кана. «Сегодня он убил Аптю, а завтра примется за нас, – шептал старик. – Подумай, Юзор, крепко подумай, нужен ли нам такой кан». И Юзор задумался. Но чем дольше он думал, тем больше убеждался, что нет у него другого выхода, кроме как поддержать кана в его борьбе. Ловкий Унху всё так подстроил, что на одной чаше весов лежала его судьба, а на другой – предательство. Иного было не дано. И если бы Юзор поддался справедливому гневу, Унху, вероятно, погиб бы, но при этом заслужил славу героя, защитника родной земли. А те, кто бросил его в беде, остались бы жить с клеймом предателей. Вот из чего приходилось выбирать хонтую полуденной Югры. И он выбрал. Оттого и пробирался сейчас с войском сквозь болотистый ельник к столице Югорского края, спеша выручить кана, обложенного русским войском.

Наверно, урман был нарочно придуман богом метелей и холодов Войпелем, чтобы вредить людям. Иначе как объяснить, что такая труднопроходимая чащоба была открыта всем ветрам? Ветки махрились белой пеной, роняли тяжёлые снежные ошмётки на головы людям, словно смеялись над ними. Нарты двигались медленно: то и дело приходилось огибать логи и буераки, плутать меж разлапистых елей и лиственниц, продираться сквозь лозняк. Возницы по нескольку раз на дню должны были слезать с нарт и брать оленей под уздцы, ведя их вслед за проходчиками, что проверяли крепость льда в еланях. Под ногами неостановимо кружилась позёмка; иногда её взметало кверху, и она била в лицо, обжигая морозом нос и щёки. Яркое солнце стекало по оцепеневшим стволам деревьев, разбивалось сотнями искр в кронах, ударялось о сугробы, бросая слепящие блики в глаза. Люди продвигались вперёд с неумолчным пыхтением, скрипом полозьев по снегу и хрустом ветвей. Казалось, будто целая семья шатунов ломилась через урёму, голодно ворча и поругивая холод.

До югорской столицы оставалось два дня пути, когда отряд набрёл на путника. Его заметили издалека: человек приближался на лыжах с восточной стороны, петляя меж бугристых комлей и уворачиваясь от нависавших ветвей. Он тоже увидел отряд, но не стал прятаться, а напротив, заторопился навстречу ратникам, словно ждал этой встречи. Несколько воев остановились и на всякий случай сняли луки. Остальные продолжали свой путь, понуро опустив головы и не глядя по сторонам. Хонтуй поначалу тоже не остановил нарт, но затем передумал и решил поговорить с человеком. По виду тот был охотником, каких много бродило по югорской тайге. Поношенную тёмную малицу его перетягивала тетива большого лука, из-за плеча выглядывал колчан, заросшее грязное лицо подсказывало, что человек провёл немало дней в лесу. Он выехал на лыжах к воям и спросил:

– Вы – люди Юзора?

Говорил он с лёгким акцентом, выдававшим жителя зауральских мест. Треух его, завязанный под подбородком, съехал на самые брови, узорчатый платок выбился из воротника и касался левого уха. Редкая чёрная бородёнка позванивала крохотными сосульками.

– А ты кто таков? – спросил один из воинов.

– Пермяк. Русичи схватили меня, чтобы я показал им дорогу, но я сбежал от них и теперь иду к хозяину южной Югры.

Юзор задрал подбородок, утыканный жидким русым волосом, громко спросил:

– А чего тебе надобно от хонтуя южной Югры?

Человек перевёл на него взгляд и, мгновенно смекнув, с кем имеет дело, быстро поклонился.

– Господин, я ищу у тебя спасения и несу добрую весть. Моё имя – Арнас. Возьми меня к себе на службу.

– А зачем ты мне сдался?

– Я знаю, как погубить новгородцев.

– И как же?

Зырянин поколебался.

– Это слишком драгоценное знание, чтобы кричать о нём на весь лес.

Юзор прищурился, слез с нарт, вперевалочку приблизился к путнику. Югорский отряд, уже ушедший вперёд, остановился, ратники сошли на землю, принялись разминать затёкшие ноги и спины. Хонтуй смерил зырянина оценивающим взглядом.

– Ты идёшь уже много дней, – заметил он. – Лицо твоё осунулось, кожа обморожена. Видно, новгородцы плохо обращались с тобой.

– Ты прав, хонтуй. Они – злые люди.

– Я отогрею и накормлю тебя, если ты расскажешь мне о руси.

– Я расскажу всё, хонтуй.

– Тогда пойдём к моим нартам.

Арнас неспешно заскользил за ним, с любопытством оглядывая отряд. Ратники тоже хмуро пялились на него, не доверяя чужаку.

Усевшись на край нарт, хонтуй поднял глаза на пермяка.

– Что ты хотел сказать мне? Какую тайну открыть?

– Великий хонтуй! Я шёл к тебе, чтобы сказать: если ты немедля нападёшь на русский стан, то одержишь славную победу. Новгородцев осталось всего двести человек. Одна сотня ушла громить владения Олоко и вернётся не скоро. Русичи придут в замешательство от твоего удара и не смогут дать отпор.

– Я слышал, у новгородцев много железного оружия, а сами они – добрые бойцы, – с сомнением произнёс хонтуй.

– Русичи страшны лишь в стремительных набегах. Долгая война изматывает их, и они теряют хватку, как прогнившая кожа теряет прочность. К тому же, помни: тебе не придётся сражаться с ними в одиночку, на помощь твоим бойцам придут воины кана. Они совершат вылазку из города, и новгородцы обратятся в бегство.

Юзор в задумчивости подёргивал рыжие волоски на подбородке. Молодая кровь бурлила в нём, подначивая к схватке, но опыт прежних битв подсказывал, что надо поостеречься. Для начала неплохо бы послать разведчиков, а там уж решить, что делать. Так ему говорил рассудок, но неизжитая лихость кружила голову, наполняя грёзами о подвигах.

– Как же ты нашёл нас? – спросил он, всё ещё мучимый сомнениями. – Неужто знал, что мы пойдём этим путём?

– Боги хотели нашей встречи, – просто ответил Арнас. – Им тоже несносно, что русь оскверняет югорские святилища и убивает мирных жителей.

– Ты прав. Иначе как ещё тебе удалось бы отыскать нас в бескрайней тайге?

– Боги благоволят тебе. Они помогут твоим бойцам одолеть русичей.

– Верно! – воскликнул Юзор, хлопнув ладонью по коленке. – Мы налетим на врагов подобно метели, разметаем их стан и перебьём пришельцев всех до единого. Это говорю я, Юзор, и да отнимется у меня язык, если я вру.

– А я проведу тебя, хонтуй, чтобы твой отряд не заметили русские сторожа. Верь мне, и я принесу тебе победу.

– Хорошо, если так. Садись на передние нарты. Ты будешь показывать дорогу.

Весь день шли они, ведомые зырянином. К вечеру остановились на привал. Поставили чумы на луговине посреди замёрзших топей, разожгли костры. В лесу было студёно и сумрачно. Светили яркие звёзды, чёрные кроны деревьев дрожали в жемчужном сиянии полного месяца. Тьма, объявшая людей, наплывала призраками, стелилась по снегу уродливыми тенями, растекалась гнойными ранами возле пламени. Ветер порывами выпрыгивал из-за деревьев, сводил щёки судорогой, бился о скулы. Войпель гулял вовсю.

В такую погоду даже привыкшие ко всему ненцы предпочитали отсиживаться в чумах, не высовывая носа наружу. Известно – трескучий мороз по нраву лишь злобным кули, рыщущим в поисках человеческой крови. Потому югорские дозорные не шибко всматривались в охваченный мраком лес и беззаботно грелись у костров, травя байки и болтая о домашних делах. Разве придёт кому в голову устроить засаду в такую ночь? А где-то в недрах чащобы уже сгущалась темнота, прыгали едва заметные тени, в просветах меж ветвей мелькали блики лунного света. Хруст снега под ногами ратников, полукольцом окружавших луговину, тонул в свисте ветра, треске костра и смехе югорских сторожей, разгонявших страх и тоску смачными шутками. Всё же безошибочное чутьё охотников в последнее мгновение не подвело их, подсказало, что приближается смерть, однако спустя миг они уже лежали вокруг огня со стрелами в глотках.

Лавиной хлынули русичи на спящий отряд. Сражения не получилось – была бойня. Новгородцы поджигали чумы, кромсали горящие берестяные стены, рубили наотмашь выбиравшихся на свет божий югорцев, снося им головы. Луговина превратилась в одно большое пекло: среди пылающих чумов с криками и яростным рёвом носились русичи, преследуя израненных врагов, метались олени, взметавшие снопы искр рогами, слышалась задорная брань и оглушительный треск ломающихся слег. Перепуганные олени спотыкались о нарты, падали оземь, круша полозья, некоторые врезались в горящие чумы, поддевали рогами берестяные ошмётки и бегали по стану, словно небесные лоси с сияющим над головой солнцем.