Пам вскочил – неожиданно резво для такого пожилого человека.

– Ты кощунствуешь. Из-за этого боги и оставили нас.

Унху расхохотался.

– Ну, раз так, мне не стоит опасаться их мести. Пускай проваливают хоть к Куль-отыру в зубы.

– Ты видно, пьян, кан. Мы вернёмся к этому разговору, когда ты протрезвеешь. А пока прощай.

Кулькатли развернулся и направился к выходу. Но у самой двери вдруг столкнулся с воином, вошедшим со двора.

– Господин, – пролепетал воин, вбегая в горницу и кланяясь кану. – Русичи перекинули нам через стену две тамги. Это тамги Олоко и Юзора.

Унху побледнел, а Кулькатли кинул в его сторону злорадный взгляд.

– Вот они – плоды твоего небрежения к бессмертным. Теперь мы и впрямь обречены.

Небо затянула белесая плёнка. Блеклое солнце скользнуло по ней к окоёму и утонуло за дальними холмами, растекшись напоследок багрянистым вином. В наступивших сумерках выплыли уродливые тени конурника, тайга погрузилась во мрак, исторгавший из себя волчий вой и порывы ледяного ветра. Едва видимый сквозь облака диск луны с трудом вскарабкался на небо и засиял мертвенным светом. В югорской столице замерцали огоньки костров, задвигались крохотные фигурки. Утёсы, воздвигшиеся над городом, сделались похожими на былинных витязей, окаменевших от лютой стужи. Острые верхушки их и восточные склоны окрасились разбавленным молоком, налипшим на выступы и кроны деревьев. Другая сторона утёсов была погружена в непроницаемый мрак и угадывалась лишь по резкой кромке между сероватой рыхлостью неба и чёрными глыбами гор.

Ядрей въехал в русский стан, слез с оленя и кашлянул в кулак, содрогнувшись от мороза. Сопровождавшие его всадники спрыгнули на землю, повели лосей к чумам. Воеводу окружили вятшие люди, давно поджидавшие его здесь, Завид Негочевич спросил:

– Ну как, сдаются?

– Сдаются, – кивнул воевода.

Русичи просияли.

– Слава богу, – произнёс Сбыслав Волосовиц.

– Пошли в шатёр, перетолкуем, – сказал воевода.

Хрустя снегом, бояре и купцы проследовали за воеводой в шатёр. Скинув шапки и шубы, расселись вокруг пылающего очага. Ядрей отцепил пояс с ножнами, стянул с себя наручи и наплечи, снял шлем с бармицей. Покрасневшее от мороза лицо его при свете костра приобрело кровавый отлив. Он почесал непослушные, давно немытые волосы, осклабился.

– Завтра обещались открыть ворота. Просили только войско в город не вводить. Говорят, пропустят человек пятьдесят, чтоб дань приняли.

– А сами они к нам рухлядь вывезти не могут? – сварливо полюбопытствовал Сбыслав. – Вот нам ещё заботы – по югорским сусекам скрести!

– Могут, – ответил Ядрей, отчего-то сразу ожесточившись. – Да только кто поручится, что не обманут? Скажут, мол, ничего больше нет, а на деле у них кладовые от добра ломятся. Потому и настоял я, чтоб наши люди самолично дань по дворам собирали.

Сбыслав скуксился, поняв, что невольно задел Ядрея.

– Ратников всё ж таки не помешает возле города поставить, – подал мысль Яков Прокшинич. – Мало ли что.

– Как в прошлый раз, – усмехнулся Савелий.

– Поставим, – согласился Ядрей. – Я уж и место заприметил. В рощице с восточной стороны заплота.

– А кто знак подаст, ежели югорцы коварство замыслили? – осведомился Сбыслав. – Я слышал, зырянин-то сбёг от Буслая. А без него как управимся?

– Управимся, невелика потеря, – проворчал Яков Прокшинич.

– Да как сказать, – уклончиво возразил Сбыслав.

– Ты что же, думаешь, вся рать новгородская не стоит одного пермяка?

– Да пожалуй, что и не стоит. Без него мы бы ещё в первом городке головы сложили.

– Пермяк этот – нехристь и баламут. Без него даже воздух чище.

– Возможно, – согласился Сбыслав. – Но он доставил нам победу.

– Победу доставил нам Господь Бог и мечи булатные.

– Что ж, тогда и зырянина нам Бог послал.

Яков Прокшинич поджал губы, чтобы с языка не сорвалось ругательство, яростно посмотрел на купца и промолчал.

– Я б на его месте тоже сбежал, – буркнул Савелий. – С Буслаем разве уживёшься?

С того дня, как отец Иванко изгонял бесов из Моислава, купец натерпелся немало страху и теперь пытался вернуть себе уважение знати. Но усилия его шли прахом. Вятшие взирали на него с презрением, ушкуйники и вовсе потешались. Думал подлизаться к Якову Прокшиничу, да только хуже себе сделал. Боярин почитал его отныне за пустое место. Один Сбыслав оставался к нему добр, но разве могло это утешить Савку? Он мечтал о подвигах и славе, а что получил? Унижения и насмешки. Душа его корчилась от боли, а разум неустанно искал способы мести. На совете Савелий теперь больше помалкивал, а если и вставлял словцо, никто не обращал на него внимания, будто дитё малое лепечет. Вот как сейчас – вроде все услышали сказанное, а виду не подали. Улетели его слова прочь, и нету их.

– Надо решить, кто пойдёт в город, – сказал Ядрей.

– Кто бы ни пошёл, попа пусть возьмёт, – посоветовал Яков Прокшинич.

– Это ещё зачем? – удивился воевода.

– Затем, что кудесники югорские могут прельщение навести. С попом оно как-то надёжнее.

– Как в прошлый раз, – вновь усмехнулся Савелий.

– Думаешь, поп наш прельщение распознает? – ухмыльнулся Сбыслав.

– Через попа с нами Господь пребудет, – объяснил Яков.

– Лучше уж зырянин. Тот хотя б знал, чего от кудесников ждать.

– Хватит уже о зырянине, – повысил голос Яков. – Нет его и не будет больше. Сгинул он.

– Так-то оно так. А только неплохо бы узнать, отчего он сгинул. Катался здесь как сыр в масле, и вот на тебе!

– Не для того мы здесь собрались, чтоб пермяка обсуждать, – отрезал Яков.

Он и сам чувствовал, что с бегством пермяка что-то не так. Но думать об этом, отвлекаясь от главного дела, не хотел – напрасная трата времени.

– Зырянин нам более без надобности, – поддержал Якова воевода. – Жив ли, мёртв ли – нам что за дело? Давайте лучше решим, кто в город пойдёт.

– Ты и пойдёшь, – буркнул Яков Прокшинич. – Ты да поп с ратниками. Буслая ещё с собой возьмите, чтоб ушкуйнички не тревожились. А то волнуются они, боятся, что обманем.

– А ты что же, не пойдёшь с нами? – прищурился Ядрей.

– Негоже всех в одно корыто совать. Ежели расплещется, кто войско обратно поведёт?

– А Завид чем плох?

– Завид чудинов не знает. А я знаю. Сумею через край Заволоцкий ратников провесть.

– Хитрый ты, Яков Прокшинич, – пожурил боярина воевода.

– Не хитрый, а рассудительный.

Тут опять встрял Савелий:

– Буслая я бы тоже не отправлял. Неча пускать козла в огород.

– Тебя что ль послать? – с неприязнью откликнулся Ядрей.

Купец растерялся, не ожидал такого, а Яков ухватился за эту мысль:

– А и впрямь, чего бы нам Савку не послать? Пускай там разведает всё, поглядит, а потом нам расскажет.

– Да вы что? – забормотал купец. – К югорцам я не сунусь. Ты, Яков, раз такой умный, сам и иди к ним. Мне и здесь хорошо.

– Савку, Савку к ним надо отправить, – согласился Завид Негочевич, впервые с начала совета подавший голос.

– В самом деле, Савелий, с чего бы тебе к югорцам не пойти? – добавил Сбыслав Волосовиц.

Купец затравленно поглядел на всех, открывая и закрывая рот.

– Ты ж мечтал о славе, – продолжал Сбыслав. – Вот она, слава-то, сама тебе в руки просится.

Савка отшатнулся от него как от огня, побледнел.

– Какая ж это слава, – пролепетал он, смущённый, что кто-то выдал его тайну.

– Самая настоящая. Первым в покорённый город войдёшь. Чем не слава?

– Ну вас к дьяволу. – Он рванулся было к выходу, но Яков схватил его за руку.

– Погодь. Мы ещё не закончили. – Дёрнув купца за запястье, он усадил его обратно. – Негоже с совета сбегать. Всё ж таки дело всех касается.

– Выю мою под секиру подставить хотите? – злобно произнёс Савелий.

– Отчего ж под секиру? Югорцы тебя и пальцем не тронут. Чего ты испужался?

– Ага, не тронут, как же!