Фернандо следует также повиноваться и юнгам; все это люди выносливые и сильные, им от восемнадцати до двадцати лет; ведь они‑то и взбираются на мачты и реи, когда ветер крепчает и надо убрать бинеты и оставить только брамсель, то есть парус на фок‑ и грот‑мачтах; они‑то и гребут на шлюпках и лодках, откачивают воду насосом и, словом, выполняют все работы, требующие особой ловкости.

Всем матросам и юнгам полагается всегда иметь при себе за поясом нож, чтобы перерезать, если нужно, какой‑нибудь канат, конец или бечевку.

– Нож, парень, необходим, как пища: не раз бывало, что ударом ножа удавалось спасти корабль от крушения.

Юнгам надлежит также следить за тем, чтобы в битакоре, деревянном ящике, где стоит компас, всегда имелось бы масло и фитиль, если его освещают лампадой, и сальные свечи, если освещают фонарем; точно так же все должно быть наготове, если потребуется зажечь кормовой огонь.

Наконец приступил он к перечислению обязанностей корабельных слуг, подобных Куэвасу.

Все это были парнишки от тринадцати, до семнадцати лет, основным делом которых являлось пение.

– Поутру вы должны пением приветствовать день, а в конце дня, когда смеркается, приветствовать вечер. Когда настанет ночь, вы споете молитву, чтобы заступились за нас грешные души чистилища, и вслед за этим все прочитают «Отче наш» и «Богородицу». Утром и днем вам следует подметать палубу и помещение, где живут матросы, а в свободное время – трепать пеньку.

И так как Фернандо не понял, он пояснил, что пенька образуется, когда раскручивают старые канаты, а служит она для того, чтобы вязать концы и разные корабельные снасти.

– И точно так же как матросы и юнги постоянно носят за поясом новый конец, который всегда им сможет пригодиться, так и слугам надо иметь наготове за поясом побольше пеньки или бечевки, на случай если они кому‑нибудь потребуются. Когда стемнеет, они должны внести фонарь в битакору, чтобы рулевому и лоцману хорошо был виден компас; а если завяжется бой, им надлежит подносить горящий шнур бомбардирам и стрелкам.

Им следует непременно знать на память разные молитвы, которые на протяжении дня читают матросы на испанских судах, отмечая ими ход времени.

Когда забрезжит утро и розоватый свет зари слегка окрасит море, один из корабельных слуг, поднявшись на носовую башню, должен запеть так:

По волнам скользя морским,

Горячо благословим

Бога в вышних, свет дневной,

Троицу и крест святой,

Душу, вложенную в нас

Тем, кто день зажег сейчас,

Тем, кто нас от всех невзгод

В океане бережет.

После этого он прочитает молитвы «Отче наш» и «Богородицу» и, сказав «аминь», добавит:

«Да пошлет нам господь добрый день, добрый путь, доброе плавание сеньору капитану, сеньору маэстре и всей честной компании! Да пошлёт он много счастливых дней вашим милостям, сеньорам на корме и на носу!»

В обеденный час слуги также должны были оповещать об этом существенном жизненном событии такими восклицаниями:

За стол, сеньор капитан, за стол,

И шкипер, и весь экипаж!

Обеденный час уже пришел,

Обед остывает ваш.

Пусть правит над морем и над землей

Кастильский король всегда.

А кто пойдет на него войной,

Того постигнет беда.

А кто позабыл молитву прочесть,

Тому не дадим мы пить.

А кто не хочет к столу подсесть,

Тот может не приходить.

Вечером подавался ужин, на который людей созывали примерно такими же возгласами и по окончании которого корабельные слуги читали «Отче наш», «Богородицу» и «Верую», заканчивая все это пением молитвы во славу богородицы, к которой присоединялся весь экипаж.

Наконец боцман, придя в полный восторг от порядка и благополучного хода жизни этой судовой республики, сообщал и о своих собственных обязанностях, при выполнении которых ему всегда приходилось браниться с молодежью – юнгами и корабельными слугами, потому что ему следовало быть суровым и взыскательным, чтобы его боялись и слушались:

– Мне полагается править шлюпкой, когда она снует между кораблем и берегом, отвозя и привозя все то, что подлежит разгрузке и погрузке под командой маэстре или корабельного мастера. Дважды в течение суток я осматриваю мачты, взбираюсь на марсы, чтобы взглянуть, не оборвались ли где какие снасти. Я слежу за тем, чтобы фонари и сальные свечи были всегда наготове, на случай когда они понадобятся в темную ночь, а также за тем, чтобы на ночь гасили огонь в очаге, и за тем, чтобы все судно было чистым сверху донизу. Вместе с кладовщиком я забочусь о припасах, стараюсь, чтобы прежде всего пускались в ход те, которые быстрее портятся, и, кроме того, отвечаю за вес и меру продуктов, с тем чтобы каждым матрос получил все, что ему положено.

Боцман умолк, считая, что рассказал все, что требуется. Пока он говорил, корабельный слуга следил тревожным взглядом за беготней людей, которые таскали на спине мешки и ящики с берега на судно и грузили их в трюм под присмотром опытного в делах погрузки корабельного мастера Чачу.

– В первые же дни путешествия, – продолжал Хиль Перес, – ты научишься обращаться с песочными часами, поймешь, что надо делать, чтобы они не засорялись, и как следить за ними, чтобы петь каждые полчаса, когда песок высыпется до конца. Ты выбрал неплохую службу, и тебе посчастливилось иметь хорошего учителя. С помощью господа бога и тумаков, которыми я тебя буду наставлять на путь истинный, из тебя в конце концов выйдет хороший моряк! Да хранит тебя господь!

Тут он отвернулся от Фернандо и бросился к одному из люков, чтобы показать корабельному мастеру, какие мешки и ящики надо разместить по‑новому, поближе к этому люку, потому что они понадобятся в первые же дни плавания.

Второго августа был традиционный праздник святой девы – покровительницы Рабиды, который в этом году отмечался с особой торжественностью, так как на следующий день флотилия должна была сняться с якоря.

Большая часть экипажа отправилась в монастырь к мессе. Многие моряки, в том числе и верховный капитан, исповедовались и причащались.

На следующее утро, в пятницу 3 августа, за полчаса до восхода солнца, все три судка втащили свои шлюпки на палубу, чтобы прекратить всякие сношения с землей. Сто двадцать человек, участников экспедиции, среди которых было только девяносто моряков, уже занимали каждый свое место на каравеллах и корабле.

На берегу, возле которого стояла на якоре флотилия, экипаж увидел настоятеля монастыря Рабида в сопровождении нескольких монахов, лекаря Гарей Эрнандеса, землевладельца Кавесудо, старика Перо Васкеса и других шкиперов города, Диэгито – сынишку Колона, которого через несколько дней должны были увезти в Кордову, и множество семей моряков.

Некоторые женщины молча плакали. Другие же громко кричали и с андалусским неистовством рвали на себе волосы, как плакальщицы на похоронах. Такое долгое путешествие! Припасы на целый год… Вернутся ли когда‑нибудь их мужья из такого необычайного плавания? Некоторые женщины проклинали чужеземца, который всем им на беду появился в Палосе.

Шкиперы, остававшиеся в городе, старались заставить их замолчать. Разве не по своей воле уходят в это же плавание сеньор Мартин Алонсо, его братья и другие родственники, все люди обеспеченные, которых нужда не гонит навстречу опасностям? Разве не признали это путешествие вполне возможным такие ученые люди, как городской врач и настоятель монастыря, которые отлично разбираются в астрологии? Плавание – дело мужское, и только мужчины могут понять и выгоды его и опасности. Молчать, женщины!

На кормовых башнях трех маленьких судов, возле увенчивающих их фонарей, стояли навытяжку капитаны. Юнги карабкались на реи и разворачивали паруса. Скрипели кабестаны, поднимая и наматывая якорные канаты.

В чистом утреннем воздухе раздавался бодрый голос Мартина Алонсо. На какое‑то мгновение он перестал подавать команду, чтобы с андалусской приветливостью ответить на просьбы, которые с берега выкрикивали его друзья по сборищам у Перо Васкеса. Он обещал, что никого из них не забудет. Каждому он привезет на память по золотой черепице из тех, что найдет на крышах домов Сипанго.