Лесник слушал, никак не выказывая своих эмоций. Диана задумчиво предложила по-русски:

— Не выкинуть ли нам его за борт, привязав для груза что-нибудь тяжелое, вроде якоря? Остальных запрем в трюме, или в кубрике, или в канатном ящике — чтобы не сбежали, пока мы будем на «Тускароре».

— А что потом? — поинтересовался Лесник без малейшего энтузиазма. — Оставим неуправляемую «Ариту» болтаться у борта эсминца? Или попытаемся самостоятельно освоить процесс швартовки в открытом море? И как тебе мыслится возвращение на сушу?

— Сами и пришвартуют, и доставят на берег, — под дулом пистолета.

— По-моему, в навигации здесь разбирается лишь шкипер. А вот ты сможешь определить, какая из этих кнопок, которую он словно бы невзначай нажмет, — Лесник широким жестом обвел рубку, — включит аварийный радиобуй, выдающий сигнал бедствия и пеленг?

Шкипер Андерсон с интересом прислушивался к диалогу на непонятном ему языке. И, судя по всему, догадался о его смысле. Впрочем, как вскоре выяснилось, познания шкипера в русском оказались несколько глубже, чем он продемонстрировал в «Старом Боцмане».

— Если же вы, yop tvoiu mat’, надумаете, — сказал он елейным тоном, — совершить, yop tvoiu mat’, акт морского разбоя, сиречь пиратства, то знайте: команда только что предупреждена мною по громкой связи. Радист заперся в радиорубке и не откроет дверь до конца рейса, даже если под ней будут резать на куски его родную тещу. И через десять минут, если не услышит условный стук, выдаст в эфир сигнал: «Захвачен пиратами!». При большой удаче вы успеете унести ноги, но эта чертова лоханка вам уже не достанется. Кстати, для справки: датчане люди добродушные, а их судьи — образец гуманности. Но когда речь заходит о морском разбое, прямо-таки звереют. Не иначе оттого, что их предки сами немало занимались этим промыслом. Вот, yop tvoiu mat’, и подумайте, что вам выгоднее — двадцать лет скрываться от правосудия или честно поделиться? Сдается мне, здесь всем хватит и еще останется.

Лесник не захотел повторять знаменитую сцену торга в «Старом Боцмане», одного раза вполне достаточно. Он сказал деловито:

— По рукам, господин полиглот. Призовые деньги делим фифти-фифти. Вздумаете юлить — пристрелю и скормлю селедкам. А затем попробую уговорить радиста отпереть радиорубку — думаю, пара миллионов крон окажется действенней, чем разрезанная на куски родная теща.

Андерсон хохотнул:

— Так он же, радист, вообще холостой! Не беспокойтесь — слово Андерсона тверже железа. На корабль поднимемся вчетвером — вы двое и я с юнгой. За дело, компаньоны!

Юнгу звали Торстен, и он оказался тем самым впередсмотрящим, что разглядел в тумане «Тускарору». Был юнга не так уж юн — лет двадцать с лишком — и явно имел самый разносторонний жизненный опыт. По крайней мере, Лесник подозревал, что угловатый предмет, который Торстен старательно скрывал под штормовкой, — отнюдь не альбом с семейными фотографиями. Похоже, шкипер Андерсон не слишком доверял консенсусу, достигнутому между ним и нанимателями.

Но все-таки молодость есть молодость — чувствовалось, что Торстен рад предстоящему приключению. Он с готовностью забрал у Диана тяжелую сумку и перескочил на борт покинутого корабля вторым — сразу вслед за Андерсоном. Шкипер принял с борта «Ариты» канат и закрепил его за один из носовых кнехтов. Затем двое матросов перекинули с борта на борт трап, и Диана, аккуратно держась за швартовочный конец, тоже перебралась на эсминец. Замыкающим шел Лесник, неся еще одну большую сумку.

— Собрались устроить пикник посреди моря? — иронически спросил Андерсон, когда все четверо оказались на палубе эсминца. И кивнул на багаж агентов.

— Вы забываете, что мы ученые, — ответствовал Лесник. — Наша задача — за минимальное время провести максимум исследований и анализов, и привезти из этой экспедиции как можно больше информации. Естественно, обрабатывать полученные данные мы будем уже дома, в университетской лаборатории. Но компакт-лаборатория у нас с собой тоже есть.

Шкипер вздохнул и неодобрительно покачал головой, словно хотел сказать: «Ври, да меру знай!» Юный Торстен тоже покачивал головой, но восхищенно, рассматривая оборудование, размещенное на палубе, весьма необычное даже на взгляд дилетантов в морских делах, — каковыми, собственно, и были Лесник с Дианой.

— Кто-то здесь уже побывал, — сказал шкипер, указывая на ракетную установку. — Причем совсем недавно. И загреб все оружие, что сумел найти. А повесят это дело на нас, лишь бы не платить денежки… Что-то мне все меньше это нравится…

И в самом деле, заглушки с подернутых ржавчиной труб малых ракетных установок были сняты, причем относительно недавно — внутренние поверхности не успели даже окислиться. Ракет внутри не было. Направляющие двух других установок, гораздо большего размера, тоже пустовали.

Лесник догадывался, что помянутый шкипером «кто-то» носил имя Говард Харпер. Вполне логично, что покидая терпящий бедствие корабль, лейтенант постарался его разоружить. Непонятно лишь, отчего он не отключил главное оружие «Тускароры» — хроноустановку. Но и с этим вопросом Лесник рассчитывал разобраться…

А вот первоначальный энтузиазм шкипера угас весьма быстро. Похоже, Андерсон начинал жалеть, что ввязался в подозрительную историю.

— И это вот спасательная шлюпка? — риторически вопрошал он, указывая пальцем на предмет, и в самом деле подвешенный на шлюпбалке, но шлюпкой отнюдь не выглядевший — цилиндр трехметровой длины и чуть более полуметра в диаметре.

Лесник подошел поближе, и сказал, осмотрев укрепленный на предмете алюминиевый шильдик:

— Судя по этой табличке — действительно шлюпка.

— Я умею читать по-английски! — немедленно окрысился шкипер. — Но как прикажете спасаться в такой консервной банке, если ты не консервированная сардина?! А как вам нравится указанный там срок очередной проверки — 2051 год?!! Куда вы меня затащили, морской дьявол вас поимей?!

Диана попробовала восстановить историческую справедливость:

— По-моему, никто вас никуда не затаскивал — сами полезли, прельстившись призовыми деньгами.

Но Андерсона было уже не остановить.

— Это что — краска?! Покажите мне идиотов, которые обмазали пузырящимся птичьим дерьмом надстройки и корпус!

И в самом деле, краска — если это действительно была краска — оказалась весьма специфичная. Неровная, словно вспененная поверхность… Хотя насчет птичьего дерьма Андерсон явно погорячился.

Причем по мере приближения к корме странное покрытие находилось в куда менее приличном состоянии — во многих местах отслоилось, обнажив металл, успевший покрыться ржавчиной. На кормовых надстройках, насколько смог разглядеть Лесник, псевдо-краски не осталось вообще. Он пояснил Андерсону:

— Думаю, что таким «птичьим дерьмом» красят свои корабли люди, не желающие, чтобы их засекали радары противника. Да и мы бы спокойно проплыли мимо, останься всё покрытие в целости и неприкосновенности.

— Секретный корабль… Военные тайны… — прямо-таки простонал Андерсон. — Они же не заплатят нам ни цента! В лучшем случае законопатят до конца дней в какую-нибудь секретную тюрьму на Кубе, а то и пустят пулю в затылок в укромном месте… Идиот я, идиот… Ну почему я не стал бухгалтером, как хотела моя мама?