За спиной грохотал браунинг Буланского. Впереди — одиночные выстрелы, пистолетные и винтовочные. Затем бабахнуло что-то непонятное, но мощное, Лесник мимолетно подумал о гранатомете, хотя откуда ему быть у моряков Рожественского…

Высоко подпрыгнул, зацепился за холодный металл, перебросил тело наверх, к антеннам… И понял, что опоздал, что все закончилось.

— Говорил же я, вашскобродие: пистоль надежная, не то что пукалки нонешние… — пробасил гигантского роста моряк с окладистой черной бородой.

— Да уж… — не стал спорить капитан-лейтенант с острыми чертами лица (Лесник уже знал, что носит он фамилию Старцев).

Пуля из огромного револьвера все же не пробила оранжевую накидку, но ее владельцу этот факт никак и ничем не помог — получивший тяжелейшую контузию боевик умер через несколько минут, не приходя в сознание. Его товарищу оцарапал кисть руки брошенный Лесником нож, и миостагнатор подействовал почти мгновенно.

Потери у абордажной группы оказались куда выше — две очереди почти в упор по столпившимся людям сделали свое дело… Наверное, арабы могли перестрелять всех, но опасались зацепить своего шефа, Юхана Азиди. Однако и без того — два матроса и мичман Казакевич убиты на месте, еще четверо ранены… Из высадившейся на борт «Тускароры» партии в строю осталось меньше половины.

Уцелевшие, выставив караульных, собрались в помещении, заставленном приборами непонятного назначения (вернее, Лесник подозревал, что служат они для спутниковой навигации, но не стал делиться подозрениями с Буланским и Старцевым).

Богдан Буланский, очевидно, не желал рассказывать матросам, где они очутились — и начал объяснять ситуацию Старцеву по-французски. Узнав, что Лесник этим языком не владеет, удивился — но с легкостью перешел на немецкий.

— Потопить сей корабль — дело недолгое, — сказал Богдан, выслушав предложения Лесника. — Одна минная атака судна, на коем мы сюда прибыли… Вопрос в другом: стоит ли предпринимать столь нерасчетливый и необратимый шаг? Коли уж судьба дает России шанс вырваться далеко вперед в непрекращающейся гонке держав — отчего бы оным шансом не воспользоваться? Уверен, что именно Россия, с ее исконным миролюбием, станет надежным гарантом мирового порядка… Не Англия, стремящаяся захватить все, до чего способна дотянутся. И не Германия, опоздавшая к разделу мирового пирога и жаждущая переделить его на свой манер. И не молодые заокеанские хищники с быстро растущими клыками. Одна лишь Россия.

«Начинается, — подумал Лесник с неприязнью. — Еще один вершитель судеб мира объявился…»

Старцева слова о минной атаке вырвали из отрешенной задумчивости. Капитан-лейтенант, похоже, поверил известию, что оказался на борту плавучей машины времени, — но полностью осознать его так и не смог.

— Помилуйте, Богдан Савельевич! О какой минной атаке идет речь? Лейтенант Новосильцев увел миноноску и едва ли вернется обратно. Более того, думаю, что и в докладе Зиновию Петровичу изобразит дело так, что командующий воздержится от посылки сюда второй партии.

— Новосильцев? — деланно удивился Богдан. — Я ведь говорил, что командовать кем-либо и чем-либо он решительно не способен. И не командует. Миноноска отошла в сторону по моему приказу. Всего лишь для того, чтобы не пугать своим видом неприятеля и не обрекать нас на долгие поиски в недрах корабля.

Капитан-лейтенант не понял.

— Неужели вы в самом деле считали, что я отправился в свою одиссею на «Князе Суворове» в полном одиночестве? И полностью завишу от капризов адмирала? Нет, Николай Иванович, учреждение, где я имею честь служить, привыкло действовать по-другому…

Буланский достал из кармана бушлата фальшфейер, продемонстрировал его собеседникам.

— Мне достаточно зажечь его так, чтобы пламя было видно с моря — и через считанные минуты миноноска вновь пришвартуется к борту, после чего…

— Не пришвартуется, — перебил Лесник.

— В каком смысле?

— В самом прямом. Короткий миг дурноты, что все мы почувствовали несколько минут назад, — признак хроноперехода. Ваша миноноска осталась в 1904 году. А где сейчас мы — неизвестно. Правильнее даже сказать не где , а когда

После паузы Лесник добавил на английском:

— Вернее, известно лишь этому вот господину, — кивок на Юхана Азиди. — Но он делиться информацией категорически не желает. Я думаю, нам стоит попробовать интенсивные методы допроса.

— Ла илихи илла Ллаху ва Мухаммад расулу Ллахи… — пробормотал Азиди. Глаза у него были совершенно безумные.

Затем, словно в голове араба щелкнул переключатель, взгляд его разительно изменился. И в тоне вновь зазвучала снисходительная ирония. Казалось, Азиди по-прежнему считает себя хозяином положения.

— Неужели русские моряки способны причинить вред некомбатанту, да к тому же еще и гражданину не воюющей державы? — изумился он несколько наигранно, и Лесник понял: слова араба, обращенные по видимости к агенту Инквизиции, на деле адресованы Старцеву.

— Нет, конечно же, — сказал капитан-лейтенант, не задумываясь. — Очевидно, господину Урманцеву просто не известно, что…

«Благородство — очень полезная вещь, — досадливо подумал Лесник. — Особенно для подлецов, имеющих дело с благородными людьми…»

Но, как тут же выяснилось, у Богдана Буланского были свои понятия о благородстве. Равно как и о мерах, кои возможно применять к некомбатантам.

— Боюсь, вы ошибаетесь, любезный, — обратился он к Азиди, бесцеремонно перебив Старцева (обратился на великолепном английском, кстати). – Некомбатанты, с оружием в руках захватывающие суда, именуются несколько иначе, — пиратами. А касательно их, пиратов, существует один чудесный международный договор, подписанный в Лондоне еще в 1820 году, к которому впоследствии присоединилась и Россия. Согласно означенному договору, захваченных пиратских главарей можно и должно вешать без судебного разбирательства — в случае невозможности доставить их для оного разбирательства. Рей я здесь что-то не видел, но, думаю, мы найдем, к чему привязать веревку.

— Ла илихи илла Ллаху… — забормотал Азиди. Взгляд его вновь стал отсутствующим, устремленным куда-то далеко-далеко…

Громкий крик караульного матроса оборвал разговор. Подхватив оружие, все высыпали на палубу — все, кроме араба, прикованного наручниками Буланского к тянущейся вдоль переборки трубе.

Тревога оказалось ложной, боевики Халифата никаких попыток отбить главаря не предпринимали. Неподалеку, в паре кабельтовых от «Тускароры», проплывал пассажирский лайнер — точь-в-точь как злополучное ганзейское судно: материализовался полупрозрачным призраком, на несколько секунд обрел вещественность, затем снова истаял, растворился в клубящемся тумане…

На сей раз обошлось без столкновения, и людей разглядеть не удалось, — даже смутные тени не мелькали за многочисленными окнами непропорционально высокой надстройки. Лишь донесся отзвук игравшей внутри музыки. Мотив показался Леснику знакомым…

«Современной постройки судно, — подумал он, — если, конечно, в этом прилагательном сейчас остался хоть какой-то смысл… Конец двадцатого или начало двадцать первого века. Интересно, а если бы мы столкнулись, как с тем злополучным коггом, и я попытался бы перескочить к ним на борт — угодил бы в свое или почти свое время? Или какой-нибудь побочный эффект зашвырнул бы к ихтиозаврам?» А вслух сказал:

— Тут неподалеку, господа, сложен груз, в котором весьма заинтересованы наши террористы. Предлагаю перенести его сюда, — он кивнул на дверь за спиной. — Будет хоть какой-то предмет для торга.

Капитан-лейтенант, не медля, отдал приказ — трое матросов и боцман Кухаренко пошагали следом за Лесником. Туман, рассеявшийся было после очередного хроноскачка, сгущался…

В помещении, послужившем временным убежищем Диане и Леснику, последнего ждал неприятный сюрприз: водонепроницаемый контейнер оказался взломан. Лесник откинул крышку — содержимое ящика кто-то перерыл, явно в спешке, но на первый взгляд все на месте, набит почти доверху… Хотя, конечно, пропажу какой-либо одной книги или схемы исключить нельзя. Или даже нескольких.