Пакеты с микрофильмами оказались на месте. Связанный боевик исчез, равно как и труп его коллеги. Вместе с ними исчезла Диана — и Леснику очень бы хотелось знать, где она сейчас…

И чем занимается.

Буланский удивил Лесника: вернувшись к пленнику, бегло заговорил с ним на арабском. Вот ведь полиглот, черт его побери…

Юхан Азиди нехотя отвечал на том же языке, некоторые реплики Богдана попросту игнорировал.

Лесник кусал губы, не имея возможности помешать разговору, или хотя бы понять его смысл. А что, если все патриотические слова Буланского о России, имеющей шанс стать мировым гегемоном, — лишь маска? Что, если его честолюбие уже в 1904 году окажется куда сильнее лояльности к Инквизиции? Призрак власти над временем, власти над миром, — заманчив, ох как заманчив…

— Бесполезно, — сказал Буланский по-русски спустя некоторое время. — По-моему, милостивые государи, перед нами умалишенный. Смерти он, видите ли, не боится, ибо уже умирал… Придется разговаривать с ним совсем иначе.

— Господин коллежский асессор! — неприязненно повысил тон Старцев. — Применения пыток я здесь не допущу, что бы там ни оказалось в вашем предписании!

Капитан-лейтенант сделал знак боцману Кухаренко. Чернобородый гигант придвинулся поближе к пленнику, положил руку на свой чудовищный револьвер. И сказал с легким сожалением:

— Так точно, вашскобродие! Хотя в Туркестане, помню… — не договорил, завершив фразу вздохом.

— Помилуйте, Николай Иванович, кто же говорит про пытки? — удивился Богдан. Повернулся к Леснику:

— Скажите, коллега, вы владеете месмерическими методами допроса?

— В незначительной степени, — покачал Лесник головой. — Не настолько, чтобы вести допрос самостоятельно.

— Мне всего лишь нужен ассистент. Плотный контакт с расстроенным разумом этого господина требует подстраховки. Я попросил бы вас, Николай Иванович, отослать матросов на палубу. Сами же, при желании, можете понаблюдать за допросом. И убедиться, что ни единый волос не упадет с головы вашего дорогого некомбатанта.

Буланский тяжело дышал, волосы слиплись от пота. Бессильно откинулся на спинку стула, молчал… Араб медленно выходил из транса — и, по всему судя, пока не понимал, где он и что с ним происходит.

Старцеву казалось, что после всех недавних событий его способность удивляться начисто атрофировалась. Однако же вновь удивился. Да, флотской контрразведке не грех кое-чему поучиться у господ из Синода… Он-то всегда считал месмеризм шарлатанством и салонным развлечением, сродни гаданию по магическим кристаллам или столоверчению. Оказалось же, что животный магнетизм — более чем эффективное средство для ведения допросов.

— Можно было бы попробовать навязать этому господину нашу волю, — сказал Богдан Савельевич тихо и устало. — Чтобы сам сходил к тайнику и принес нам график, не отдавая отчета в своих действиях… Но я не стал рисковать. Заложенная в медиума-новичка… э-э-э… не знаю даже, какое тут слово больше подходит…

— Гипнограмма, — подсказал Урманцев словно бы машинально.

— О! Замечательный термин вы придумали, милостивый государь, очень точный! Так вот, гипнограмма у медиума-новичка подвержена многим случайностям, нам же рисковать не резон. Но, думаю, теперь у нас появилась вполне реальная возможность договориться с господином Азиди. Готовность к сотрудничеству я ему все-таки внушил.

Помянутый господин меж тем окончательно пришел в себя.

Старцев обратился к нему на английском:

— Вы готовы отдать нам график перемещений корабля во времени?

— Возможно… Но что я получу взамен?

Если он и в самом деле обрел стараниями коллежского асессора готовность к сотрудничеству, то сотрудничать в ущерб себе явно не собирался.

Арабу ответил Буланский:

— Получите жизнь. И свободу — возможность убраться со своими уцелевшими людьми в любое интересующее вас время.

Урманцев быстро добавил:

— Кроме двадцать первого века, разумеется. Иначе вы, вновь вооружившись пеленгующей «Тускарору» аппаратурой, наверняка затеете новый тур той же игры.

— А мое имущество? — кивнул Азиди на железный ящик и свертки из ткани, пропитанной, как показалось Старцеву, гуттаперчей.

— Нет, — отрезал Урманцев. — В конце концов, мы и сами можем добраться до графика. Сумели уничтожить половину вашей шайки — перебьем и остальных.

Капитан-лейтенант подумал, что у коллеги Богдана Савельевича глаза убийцы…

— А теперь, батенька, скушайте-ка вот это… — сказал Богдан по-русски, явно пародируя какого-то земского врача. Затем добавил фразу по-арабски.

Азиди недоуменно смотрел на протянутый ему крохотный предмет. Насколько мог разглядеть Старцев, это была пилюля в новомодной желатиновой оболочке.

Вторая арабская фраза Богдана Савельевича прозвучала гораздо резче, в руке блеснул браунинг. Боцман Кухаренко переводил недоуменный взгляд с одного участника мизансцены на другого. Капитан-лейтенант тоже ничего не понял. Лишь Урманцев, по видимости, сообразил, в чем дело, и кивнул одобрительно.

Араб взял наконец пилюлю, глотнул с видимым усилием. После чего дотошный Буланский заставил пленника широко открыть рот и проверил, не утаил ли тот лекарство где-нибудь за щекой.

Вытянул за цепочку часы из жилетного кармана, отщелкнул крышку, взглянул на циферблат. Удовлетворенно сказал по-английски:

— Ну вот, милейший, теперь в вашем распоряжении десять минут, чтобы получить это… — он продемонстрировал небольшую плоскую склянку коричневого стекла, тоже с пилюлями.

Азиди, освобожденный от наручников, в буквальном смысле бегом устремился к двери. Боцман Кухаренко, вышедший проводить пленника, вернулся и доложил:

— Сиганул на бак, душа некрещеная, словно пятки салом смазаны…

— Яд и противоядие? — догадался Старцев.

Буланский рассмеялся.

— Прихватил сегодня с собой пилюли от морской болезни. Вот и пригодились, хоть и для другой цели… Ну как наш азиатский друг, оказавшись на воле, передумал бы исполнять обещанное? А так у него даже времени на изготовление фальшивого документа не будет.

Араб уложился в три с небольшим минуты — тяжело дыша, запыхавшись после быстрого бега, протянул Буланскому свернутую в рулончик бумагу, показал жестом: давай, дескать, скорей свое противоядие. Торопливо проглотил заветную пилюлю и буквально рухнул на вращающийся табурет.

Коллежский асессор развернул свиток, быстро просмотрел два столбика цифр. Ткнул пальцем в одну из них, отмеченную крестиком. Спросил:

— Насколько я понимаю, это — наше текущее положение? В волнах, извините за высокопарное выражение, моря Хроноса?

Араб, до сих пор не восстановивший нормальное дыхание, молча кивнул.

— Вы понимаете, что вас ждет, если вы солгали?

Новый кивок.

— Разрешите взглянуть, — попросил Урманцев. — Я хорошо помню все хронопереходы с момента нашего прибытия на борт «Тускароры».

— Вашего? — быстро поднял голову Буланский. — Вашего — с кем?

Старцеву показалось, что «коллега» чиновника Синода испытал секундное замешательство. Однако же ответил без запинки, даже с иронией:

— Надеюсь, вы не думали, Богдан Савельевич, что я добрался сюда в одиночку, на плотике из двух связанных бревен? Нет, конечно же. Я зафрахтовал рыбачье судно в Эсбьерге… К сожалению, нервы у моих спутников оказались слабее, чем у экипажа вашей миноноски…

В разговор вступил наконец отдышавшийся араб:

— Я выполнил свою часть сделки. Очередь за вами.

— Не спешите, милейший, — покачал головой Буланский. — Если даже вы единственный продавец на этом рынке, мы не обещали покупать негодный товар. Почему некоторые точки не обозначены датами?

Азиди пожал плечами.

— Определения проводились астрономическими методами. Иногда, при слишком быстро следовавшими друг за другом переходах, произвести их не позволяли погодные условия.