Землянам это уже знакомо. До поисков нового дома мы созрели…
— В судьбе вторжений из космоса, — продолжил Нур-Нур, — всегда действует закон оптимального развития мыслящей материи. Есть такой закон! Суть его в том, что заинтересоваться вашей планетой могут только такие же существа, как мы или как они. То есть, такие же, как вы. Разумным существам иной природы, иных категорий ваша планета не подойдёт, будет ни к чему. Они не смогут на ней жить. Хотя она, на мой взгляд, и прекрасна. Потому что сами иные существа будут высшим, оптимальным результатом, венцом творения другой среды, другой природы. И именно её будут искать в космосе. Как мы ищем планету, подобную нашей. И не сможем свободно и спокойно жить на другой — ни большего размера, ни с иной атмосферой или иной водой. Иные условия породят иной вид разума. Мы уже знаем, что встречается разум в облаках космической пыли. Что есть планеты, где разумен мировой океан. Что чётко организованные сообщества могут создавать гигантские насекомые, заселяющие целые планеты. Но зачем нам такие космические дома? Рядом с их разумом мы не уживёмся. К их природе не приспособимся. Да это и не нужно. Потому что разум, не соответствующий данной природе, сразу же будет угнетён ею, деградирует, а потом и уничтожен. Этот закон оптимального развития мыслящей материи надо учитывать загодя, до начала своих действий. Иначе они будут бессмысленны, и конец их будет ужасным. Вот, примерно, таким…
Я увидел, как гигантские пауки мчатся широко размахнувшимся полукругом по зелёной равнине и сжигают веерными лазерами всё живое на своём пути: людей, скот, небольшие посёлки… А потом эти же пауки, неподвижные, бессильные, грязно-серые, издыхают на берегах озёр и рек, из которых хотели напиться. Обычная вода стала для них быстрым ядом.
— Это из нашего фантастического фильма. — Нур-Нур усмехнулся за кадром. — Ещё в юности я его видел… К счастью, подобных вторжений моя планета не пережила… Но не исключено, что и твоя планета давно под тем же колпаком, что и моя. Под колпаком наших биологических братьев… Просто вы этого не замечаете. Ибо не понимаете, того, что видите. У нас когда-то было то же самое. В древности наши народы не понимали космического наблюдения и потому не замечали его. Даже когда наблюдатели делали для нас что-то очень полезное. Например, создавали алфавиты древнейшим государствам. Лишь в новое время выяснилась странная общность всех древнейших алфавитов. Их создатели не имели корней в своей нации, возникали ниоткуда и в никуда исчезали. Историки не могли докопаться ни до их родителей, ни до их детских и юношеских лет.
И не могли найти их могил. Появился человек, создал алфавит для народа, тихо исчез… А уж на базе древнейших алфавитов возникали другие, вторичные, более молодые. Их создатели просматриваются чуть ли не до пятого колена. И могилам их поклоняются толпы… Космическое наблюдение мы заметили лишь с этого…
Я вижу, как три гигантские «летающие тарелки» с иллюминаторами ровным строем идут сравнительно невысоко над землёй. А навстречу им — эскадрилья «махолётов», чёрных и мрачных. И «махолёты» разворачиваются, рассыпаются, удирают на разных высотах к своим базам. А «тарелки» собираются в треугольник и неподвижно повисают над местом несостоявшегося боя.
— Так была предотвращена одна из малых войн, — комментирует Нур-Нур. — Пиратский налёт на маленькую страну не состоялся… Тут уж все признали инопланетное вмешательство. Других объяснений быть не могло! А поначалу инопланетные корабли считали шпионскими аппаратами конкурирующих держав. Десятилетия прошли, пока удалось разобраться, что конкурирующим странам такая техника не под силу. Но к моему созреванию всё стало предельно ясно: и недоступность их кораблей нашим средствам изучения и обороны, и демонстративная, больше показная их нейтральность, и способность помочь нам в критических ситуациях, спасти жизнь людей, а порой и судьбу малых стран. В то же время обнаружилось и жестокое стремление чужаков изучать нас любой ценой — хоть откровенным и навечным похищением, хоть расчленением на части.
Очень многие таинственные необъяснимые исчезновения людей по всей планете, порой на глазах у десятков свидетелей, получили, наконец, логичное объяснение именно в любознательности наших незваных космических гостей. Если бы все они были с одной планеты, давно изучили бы нас до тонкостей, и не понадобились бы им ни похищения, ни расчленения, ни многочисленные опыты на биологическую совместимость. Однако всё это продолжалось, конца не просматривалось, и становилось ясно, что изучают нас представители разных планет, разных цивилизаций. Но, похоже, соседствующих. Об этом говорили и различный их рост и различный внешний облик. Хотя всё было в пределах обычных понятий о гуманоидах. Объяснялось это — и легко! — лишь их происхождением из одного звёздного скопления. Вероятно — из «Феномена».
— Мы были бессильны перед ними, — грустно признаётся Нур-Нур. — Как бессильны перед человеком лесные букашки. И, как букашки замирают порой под безжалостным взглядом, так и нас парализовал обычно их холодный взгляд. Ни рукой шевельнуть, ни ногой… Пока они от нас не удалялись на приличное расстояние… Приятного в этом мало. Но куда денешься? Выскочить со своей планеты почти так же нелегко, как и из собственной шкуры. Наша экспедиция выскочила, но я до сих пор этому не рад. Лучше уж не ходить мне в звездолётчики, чем прожить жизнь так, как я её прожил. А ведь другой жизни не дадут!
Нур-Нур отчётливо вздохнул, и перед ним (и передо мною) промелькнули солнечные картинки его детства с ласковыми руками и влюблёнными глазами родителей, первые свидания с белокожей и рыжеватой девушкой, первые победы в прыжках через высоко поднятую планку, первые полёты над землёй в прозрачном шаре. Обычное начало жизни! И необычное продолжение, тяжкий конец в девственных джунглях чужой планеты, которые сменили, оттеснили и плотно заслонили светлые воспоминания детства и юности.
— Нам удалось, — продолжал Нур-Нур, — разгадать принцип движения ИХ кораблей. Некоторые из них всё-таки терпели аварии на нашей планете… Обломки мы собирали, изучали… И во всех погибших кораблях обнаруживались обязательные торы[1] — горизонтальный и вертикальный. Соотношение их величин было различным — в зависимости от назначения корабля… И все торы — с сильнейшими магнитными полями. Я воспроизвожу их сейчас по памяти, по тем чертежам, рисункам и фотографиям, которые мы изучали в школе звездолётчиков… Понятно, и все конструкции их кораблей были таковы, что в них легко вписывались два перпендикулярных тора. А внутри торов, в нерушимых объятиях магнитных полей, крутился с бешеной скоростью жгут плазмы, или ртути, или просто железного порошка. И эти жгуты поднимали корабль и двигали в любом направлении практически с любой скоростью. Скорость жгута и определяла скорость корабля. Она могла быть и сверхсветовой. Поэтому и казалось, что корабль возникает из ничего и исчезает в никуда. А он просто переходил границу световой скорости…
— Мы начали строить такие же корабли, но не всегда удачно. — Нур-Нур опять отчётливо вздохнул. — Аварий было много! Надёжности — мало. Для медленных экскурсий на небольших высотах они ещё годились. Но для космоса!.. До этого было далеко! Да и сейчас, наверное, далеко. Иначе такие корабли с нашей планеты уже появились бы здесь. А их не видать… Но ещё придут! В покое твою планету они не оставят… Слишком уж она хороша!
— Мы любовались твоей планетой, — признался Нур-Нур, — ещё из космоса. Девственная прекрасная зелёная земля, без городов и дорог, безо всяких следов технической цивилизации. Лишь редкие крошечные первобытные селения… Обилие воды и кислорода, постоянство климата — о чём ещё мечтать? Всё было бы отлично, если бы нашему командиру Капи не пришла в голову идиотская мысль привезти домой, как он выразился, «представителей здешней мыслящей фауны». А заодно и произвести над ними в дальней дороге, по его славам, «несложные эксперименты на совместимость».
1
Тор — полая труба в виде бублика.