Оставив позади Голландию, мы быстро пересекли Германию и продолжили нашу поездку по Дании. Насколько я помню, Дания была очень красивой страной, и Видкун не упустил возможности показать мне все ее достопримечательности. Он долго рассказывал о важной роли этой страны в европейской истории, не забыв упомянуть о ее близкой связи с Россией из-за породнившихся царских семей. Он напомнил мне, что вдовствующая императрица Мария Федоровна, бывшая датская принцесса Мария Дагмар, сейчас живет в Дании с ее младшими внуками после их побега из Крыма.

Но опрятно выглядевший пейзаж, со всем его очарованием, казался чужим и совершенно не напоминал мне Россию. Я объяснила Видкуну, что когда я прежде думала о Дании, то представляла страну, где родился Ганс Христиан Андерсен. Видкун, однако, не был обескуражен. Через некоторое время я сказала, что все эти люди кажутся настолько успешными и счастливыми, разъезжая повсюду на своих велосипедах, что и мне захотелось присоединиться к этой занятой и деловой толпе. Это моментально вызвало еще одно предложение.

— Послушай, Ася, это нетрудно сделать. Если хочешь, мы купим тебе велосипед, и ты сможешь пожить здесь некоторое время. Фредериксхавн находится недалеко от Осло, поэтому я смог бы часто навещать тебя, — сказал Видкун полушутя-полусерьезно. В то же время его лицо выражало смятение и тоску.

Мое терпение подошло к концу, и я решила взять быка за рога.

— Послушай, Видкун, что это с тобой? Сначала ты бросил меня в Париже без какого-либо объяснения. Как только я стала привыкать к этому городу, ты вдруг решил перевезти меня обратно в Осло. А теперь, когда мы находимся всего в нескольких часах езды от него, ты снова пытаешься избавиться от меня. Я не понимаю тебя. Ты же знаешь, насколько несчастной ты меня сделал, да и ты сам не выглядишь слишком счастливым. Нет, дай мне закончить то, что я хочу сказать. Я всегда считала тебя мудрым и благоразумным человеком. Прошу тебя, скажи мне честно, наконец, что с тобой происходит?

Видкун внимательно выслушал меня, глядя на меня с грустью и болью в глазах.

— Ася, ты знаешь, что я был счастлив с тобой в эти последние дни, счастлив так, как не был долгое время прежде. Я бы хотел путешествовать с тобой без конца, вокруг света, только ты и я. И мне так жаль, что нам нужно возвращаться домой, а мне ехать в Телемарк!

Он выглядел таким несчастным, что я почувствовала сильную жалость к нему. В тот момент я была готова отправиться с ним куда угодно.

— Почему тебе нужно ехать в Телемарк? — спросила я.

— Ну, потому что Мара ждет меня там, — сказал Видкун ничего не выражающим голосом. Затем он сказал мне, что привез Мару прямо к своим родителям домой, не останавливаясь в нашей квартире в Осло. Больше он ничего мне не объяснял, а я ничего не могла сказать или сделать после этого. Я сама захотела узнать правду, но эта правда не принесла мне покоя. Единственным утешением было то, что Мара не жила в моем доме.

Несмотря на то, что я была потрясена услышанным, я все же почувствовала легкое волнение и облегчение, когда поздно вечером мы прибыли на Эрлинг Скалгссонсгат, 26. Здание было таким же, каким я его запомнила — желтым, большим и почти не отличимым от других домов в этом квартале. Это был наш с Видкуном дом, в котором мы провели первые месяцы нашего брака. В квартире было темно, поскольку электричество было отключено, но, к счастью, это был сезон «белых ночей», как говорят у нас в России. Я открыла тяжелые портьеры и распахнула окно. Тусклый свет ночного северного небосклона осветил комнату. Тем временем Видкун спустился вниз за остальным моим багажом. Вместо того чтобы войти в квартиру, он остановился у входной двери и сказал:

— Я очень тороплюсь, Ася. Мне нужно сразу же ехать в Телемарк.

Я была поражена этим неожиданным поворотом событий.

— Как, так сразу? Ты не можешь бросить меня здесь одну в такое позднее время без газа, электричества и даже воды. Если тебе действительно необходимо сразу уехать, не мог бы ты распорядиться, чтобы включили электричество и воду?

— Нет, слишком поздно, это можно будет сделать только завтра. Оставайся и спи крепко. Уже скоро будет утро. Позже управляющий сделает все, что тебе будет нужно.

Я видела, что он спешил уйти. Заверив меня, чтобы я ни о чем не беспокоилась, и пообещав вернуться как можно скорее, он оставил немного денег на столике в прихожей, дал мне коробку спичек, поцеловал в лоб и исчез.

После того, как Видкун ушел, я была скорее сбита с толку и рассержена, чем испугана. Все-таки я и прежде жила одна в этой квартире, к тому же у меня были друзья и родственники, с которыми легко связаться. Лучше последовать совету Видкуна и попытаться заснуть.

В прихожей я нашла огрызок свечи, зажгла ее и пошла в другие комнаты. Все постельные принадлежности были упакованы в чемоданы, но я чувствовала, что слишком устала, чтобы распаковывать их поздно ночью. Я только хотела смыть с себя дорожную пыль и попить воды, но воды не было. Все в квартире напоминало о нашем долгом отсутствии. Воздух был затхлый, всюду пыль, мебель накрыта простынями и в серебристом свете выглядела как-то нереально. Проходя по комнатам, я почувствовала дурноту. Сейчас все это не имело ничего общего с моими мечтами о возвращении домой, в мое безопасное и счастливое пристанище, где я была бы занята приятными семейными заботами.

Я провела большую часть этой ночи и другие ночи на нашем балконе, где мне иногда удавалось задремать. Иначе я совсем не могла бы спать, зная, что мой муж, который еще недавно всячески доказывал мне свою любовь, пытается убедить свою семью в том, что Мара — его настоящая жена. Как и в эту первую ночь дома в Осло, так и в течение многих лет впоследствии я ничего не знала о рассказах Видкуна и Мары о том, как он женился на мне фиктивно с единственной целью — вывезти меня из России. А после этого он получил развод, чтобы жениться на Маре.

Наконец, наступило утро. Электричество, газ и воду включили, что сделало мою жизнь более комфортной, но это не могло избавить меня от тяжелых мыслей, которые овладели мной после того короткого периода безоблачного счастья. В моей памяти по-прежнему были свежи парижские воспоминания, и я содрогалась от мысли, что мне снова придется иметь дело с Марой.

Шли дни, но мне никто не звонил. Мои попытки связаться с людьми, которых я знала, были безуспешными. Казалось, что все уехали из города на летние каникулы. В своем первом письме из Телемарка Видкун подтвердил это, сказав, что в это время года все норвежские города пустеют. Он просил меня быть терпеливой и ждать его возвращения. Как обычно, ни в этом, ни в последующих своих письмах он не упоминал о Маре. По приезде я нашла несколько писем, адресованных мне. Они были сложены в аккуратную стопку, и это говорило о том, что Видкун заезжал в квартиру до того, как привез меня в Норвегию. Письма были от мамы, от друзей из Парижа и России, а также от тети Жени, которая написала мне очень милое письмо. Она сказала, что безумно любила папу и маму, и была бы счастлива меня увидеть, если я снова когда-нибудь буду во Франции.

Письма от Видкуна приходили из Телемарка по меньшей мере раз в неделю. В них он давал мне много советов, но рассказывал очень мало новостей и ни слова не говорил о том, когда вернется. Я потеряла ощущение времени, но думаю, что пробыла в Норвегии четыре или пять недель, после чего моя жизнь неожиданно резко изменилась. В один прекрасный день Видкун и Мара без какого-либо предупреждения прибыли в Осло со всем своим багажом, грубо нарушив мой покой.

Мара была в прекрасном расположении духа, очень загорелая, словно только что вернулась из отпуска. Она тепло меня приветствовала.

«Я так рада, что ты здесь, и что теперь мы будем все вместе!». Я едва оправилась от шока, увидев ее с Видкуном на пороге нашей квартиры, а это новое заявление о нашем ожидаемом проживании вместе совершенно меня поразило. Когда мое смятение немного утихло, я почувствовала отвращение. Одна мысль о том, что мы будем жить втроем под одной крышей после всего случившегося, казалась дикой. Я понятия не имела, что еще Видкун и Мара рассказывали о своем браке, кроме истории, украшенной деталями о нежной дружбе между всеми нами, а особенно между мной и Марой[118].