– Шевалье! Посмотрите, какая великолепная рыба! – изумился Мюррей.

– Мне кажется, это лосось, – предположил Кавальон.

– Предлагаю, установить истину опытным путём, – Брисак уже разрезал дар моря кинжалом, – выбирайте господа, кому какой кусок.

– Мне – вот этот, с вашего позволения. Он смотрит прямо на меня и умоляет его откушать, – Кавальон подцепил кусок кинжалом и откусил. – Бесподобно! Пахнет травами и мёдом. Давно не вкушал ничего подобного!

Вересковый мёд богини Медб лился рекой и делал своё дело. Мосты между кельтскими девушками и рыцарями Килмартин наводились особенно энергично. Все были довольны и веселы от выпитого вереска и эля. Молодые кельты рассказывали истории о былых военных походах и славных победах, искусно вплетая в них легенды о боге солнца Руте, о богинях – неба Мидире и природы Флидас. Рыцари тоже не отставали. Виконт де Монпелье, несмотря на свою молодость, участвовавший в отражении осады сарацинов замка Тартус, не жалея красок и подробностей, от которых кровь стыла в жилах, живописал эту героическую историю. Особенно, оценила рассказ мужская половина кельтов.

Достаточно наговорившись и наслушавшись героических сказаний, кельты решили, что мёд и эль – это слишком слабо, гости должны отведать иарнгуал[57]. Что за иарнгуал рыцари не имели понятия, но отказаться было невозможно, не обидев хозяина праздника – лорда Мак Кумала, а посему, решили рискнуть. После первой чаши, Кавальон решил, что плывёт по штормовому морю. Напиток оказался настолько крепкий, что рыцари окончательно потеряли ориентиры, затрудняясь найти ему французский аналог.

После чаши иарнгуала шевалье заметил, что молодые кельтские девушки вовсе не так и стыдливы, как положено в их возрасте. Они смело разговаривают с мужчинами, смотрят прямо в глаза, не стесняясь признаться в своих желаниях. Да, видимо, представление о достойном женском поведении претерпели в Шотландии сильные изменения. Шевалье махом осушил ещё одну чашу с иарнгуалом и, явно не рассчитав свои силы, на некоторое время – отплыл в неизведанные дали.

Каэльт Мак Кумал объявил:

– Друзья, мои! Уже за полночь и нужно умилостивить бога Аннуина[58]. Друид ждёт нас в святилище!

За столом возникло явное оживление. Обозначились явные симпатии. Шевалье де Брисак ухаживал за рыжеволосой голубоглазой красавицей с красивым дорогим ожерельем на шее. Монпелье вился около другой – совершенной копией красавицы Брисака. Кавальон сначала подумал, что у него в глазах двоится от выпитого иарнгуала. Две чаши такого смертоубийственного напитка оказалось слишком много для первого раза, хотя кельты, видимо, воспитанные на нём с юных лет, чувствовали себя прекрасно.

– Шевалье де Брисак, простите, мне кажется или нет, ваша дама и дама Монпелье – на одно лицо? – решил прояснить ситуацию Кавальон.

– Да, они сёстры! Хороши, неправда ли?

– Слава богу, я ещё соображаю, и перед глазами пока все по одному. Больше не буду пить этот, как его… иарнгуал, – решил Огюст, едва удержавшись на ногах.

Он накинул плащ, поверх на плечи – шкуру волка и вышел из дома. Глоток свежего воздуха привёл его в чувство, стало легче, предметы больше не расплывались, постепенно приобретая чёткие очертания.

Молодая пышная девушка с роскошными золотыми волнистыми волосами, собранными несколькими серебряными гребнями на затылке, откровенно проявляла интерес к графу де Безье, теперь уже по шотландским понятиям, лорду. И судя по всему, ему нравились ухаживания пышки, он прямо-таки млел под её взглядами. Шевалье наблюдал за всей этой картиной и диву давался: «Ну, кто бы мог подумать, что почтенный сиятельный граф Антуан де Безье может увлечься женщиной?!»

Де Мюррей, де Сен-Женье и де Монсюлон, приобняв за талию своих избранниц, с таинственным видом увлекли прелестниц в направлении лесного алтаря.

Кавальон заметил красавицу из Обана, она явно кого-то ждала. Рыжеволосая чаровница вдруг подошла к нему и, положив себе руку на грудь, сказала:

– Федельм…

Шевалье понял, что это имя красавицы, затем взял её руку и, поцеловав кончики пальцев, представился:

– Огюст…

Она поняла знак внимания и заулыбалась, ведь у кельтов не было принято целовать даме руку. Шевалье галантно предложил Федельм руку, как и подобает рыцарю, она вложила в неё свою, и они последовали за всеми к жертвенному алтарю.

Процессия вошла в лес, покрывающий подножье горы Беннахи. Кавальон увидел камень, в человеческий рост, с изображением множества животных. Нечто подобное, он уже видел в предгорьях Гримпиан. Под ним стоял жертвенник в виде круглого плоского камня, почерневшего то ли от времени, то ли от крови, пролитой на нём за долгие века. Привели овцу, кельт-друид в белом плаще, стоял возле алтаря с жертвенным ножом, напоминавшим серп луны. Бедное животное связали и положили на камень, блеяние обреченной овцы нервировало Огюста. Но рядом стояла Федельм, и он непроизвольно сильнее сжал её руку. По выражению лица девушки было видно, насколько важно для неё происходящее действо. Для шевалье же, как и для других рыцарей, всё это напоминало скорее театр языческих богов.

Друид возвёл руки к небу, а затем обратил взор к земле. Он полоснул ножом животное по шее, и кровь залила весь алтарь. Кельты одобрительно зашумели. Затем друид подставил жертвенную чашу под бьющий алый фонтан крови и наполнил её. У кельтов считалось, что жертвенная кровь животного оградит их от злых духов. Все по очереди подходили к чаше, обмакивая в неё руки, затем шли к источнику, что находился невдалеке, и совершали ритуальное омовение рук и лица.

– Неужели мы тоже должны пачкаться кровью? – зашипел виконт Каркасонский, обращаясь к Безье. – Мы же не язычники!

– Увы, что делать, виконт! Мы приглашены на праздник и находимся здесь в гостях. Жертвоприношение – часть их религии и культуры. Если мы откажемся, то вероятнее всего, дальнейшее общение с кельтами будет затруднительным. Советую, виконт, не усердствовать, когда будите опускать руки в сосуд с кровью. Придётся потерпеть!

Рыцарям пришлось проделать то же, что и кельтам. Некоторые воспринимали происходящее скорее, как забаву, и с напускным серьёзным видом совершали необходимые действия. К чаше подошёл виконт Каркасонский и чуть смочил кончики пальцев. Видя такое дело, друид, следивший за соблюдением обряда, резко поднял чашу, и руки виконта полностью погрузились в кровь. Глаза несчастного наполнились ужасом, но он промолчал и быстро направился к священному источнику омовения.

Федельм подошла к чаше, погрузив неё руки, и так же медленно извлекла их. Кровь капала с её маленьких пальчиков, а лицо девушки неожиданно приобрело хищное выражение. Лишь мгновение длилось происходящее, и Кавальон подумал, что слишком много выпил иарнгуала. Вслед за Федельм он и тоже погрузил руки в чашу. Его охватил необъяснимый трепет, голова закружилась, тошнота подкатила к горлу. Он рывком вынул руки и торопливо, не чувствуя под собой ног, направился к источнику. Вымыв руки и освежив лицо, почувствовал облегчение, но голова слегка кружилась.

Федельм властно взяла шевалье за руку и повлекла вглубь леса. Он безропотно подчинился её воле. Шли недолго, она подвела Огюста к лесному святилищу, округлой формы в виде подковы с камнем в центре. На камне виднелись ритуальные изображения меча и щита. Рядом валялось множество костей животных. Позже Огюст узнал, что это святилище – медионеметон, Кольцо правды. Друиды-жрецы предсказывали в нём судьбу.

На камне лежал маленький связанный кролик, видимо, приготовленный заранее. Федельм извлекла из-под плаща нож, очень похожий на нож друида, но меньший по размеру, ловким взмахом рассекла животное пополам. Наполнив кровью чашу, она сняла с пояса маленький кожаный мешочек, высыпала его содержимое в кровь и сделала глоток.

Кавальон пребывал в оцепенении, ощущение сна и нереальности происходящего не покидало его. Федельм протянула ему чашу, требуя, чтобы он тоже пригубил жертвенный напиток. Шевалье воспротивился: