— Неужто, они действительно не все отъявленные негодяи? — однажды утром, за чашкой кофе спросил у него Нон. — Не думаю, что тогда вы бы стали сидеть с ними целыми днями на этих чертовых скалах.

Все засмеялись.

— О чем вы разговариваете с ними? — спросил Кейвз чуть погодя. — Или думаете, или мысленно говорите, или что там еще, — поспешно поправился он. Большинство рейдеров до сих пор не могли привыкнуть к телепатическому общению. Рейнор думал, что его опыт общения с Керриган сильно помог ему принять эту идею и освоить азы. Не то, чтобы его не смущали возникающие в его голове чужие мысли, но его это больше не пугало, хотя иногда и случалось неожиданно.

— Об истории, — честно ответил Рейнор. — Они делятся со мной своей историей.

Джим глотнул кофе и подумал еще немного.

— Это честь, — сказал он затем. — Они никогда не позволяли другим расам узнать о себе так много. И теперь я понимаю, почему. Чем больше я узнаю об их прошлом, тем больше понимаю, кто они сейчас, и почему.

— Это… безопасно? — спросил Кейвз. На его лице отразилась тень былой ксенофобии.

— Да, никаких проблем, — заверил его Рейнор. — Ничего страшного, на самом деле. Нет причин для беспокойства. Важно только знать, что они никогда и ни при каких условиях не предадут нас.

Он знал, что сказал правду. Понятия чести и верности являлись сутью протосской расы, даже до того, как Кхала объявила их основой репутации каждого. Даже темные тамплиеры, при всей их бунтарской и недоверчивой натуре, оставались исключительно благородными. И они хранили абсолютную преданность своей расе. Тассадар тоже это видел, и Джим видел, что уважение верховного тамплиера к темным собратьям, и к Прелату в частности, растет с каждым днем.

Особенно после того, как уроки Зератула вновь начались.

«Мы почти уничтожили Айур», — без предисловий начал Прелат на третий день, едва Тассадар и Рейнор расположились на небольшой площадке у края долины. — «Но в этом виновны были не только мы. Дело в том, что Адун надеялся образумить нас и раскрыть глаза на ошибочность наших путей».

Зеленные глаза Зератула стали невероятно глубокими. Джим понял, что Прелат вспоминает древнюю историю — слишком древнюю, чтобы быть ее свидетелем, но Тассадар пояснил, что протоссы способны делиться воспоминаниями так полно, как будто внимающий лично проживал жизнь рассказчика.

«Он пришел к нам с приказом нас уничтожить», — мягко сказал Зератул, и обернулся на бессловесный крик Тассадара. — «Об этом старейшины, разумеется, тебе не сказали. Почему?

Признаться, что они послали своих верных тамплиеров, чтобы уничтожить их собственных же братьев, чьей единственной провинностью было нежелание следовать навязанным догмам?»

Старый протосс кивнул.

«Теперь ты видишь всю глубину тех заблуждений, в которые тебя погрузили», — добавил он, и прозвучало это скорее печально, чем торжествующе.

«Но Адун воспротивился приказу», — продолжил Прелат. — «Он не мог заставить себя убить родичей. Вместо того чтобы учить нас тому, чему учил Кхас, он рассказал, как высвободить силу, спящую внутри нас. Он надеялся, что мы откроем свои разумы единой связи и поймем, насколько глупым было наше сопротивление».

Зератул остановился. Рейнору показалось, что темный тамплиер больше не в силах говорить.

— Это не сработало, — глядя на молчащего протосса, резюмировал, наконец, Джим. В ответ рейдер заработал что-то вроде горького смешка. Но напоминание о том, что его все еще слушают, вынудило Зератула продолжать историю.

«Нет», — признал он. — «Не сработало. Мы познали всю нашу силу, да. Но мы оказались недостаточно дисциплинированы, чтобы контролировать ее. В этом Кхала, по крайней мере, хороша: с рождения она приучает протоссов к дисциплине, к постоянному самоконтролю и единству желаний и мыслей. С такой тренировкой наш народ может использовать свои таланты без страха».

Прелат покачал головой.

«Но у наших кланов этого знания не было. Адун обучил нас как мог. В любом случае на обучение контролю ушли бы целые десятилетия, даже если он приложил к этому все возможные усилия. И многие из нас были слишком стары, слишком упрямы, чтобы столь кардинально менять привычный образ жизни».

Взгляд Зератула задержался на Тассадаре, и Рейнор мог поклясться, что знает, о чем думает Прелат. Здесь, перед ним, сидел верховный тамплиер, высокопоставленный член общества протоссов, но Тассадар был еще относительно молод, еще не столь закостеневший в догмах Конклава — и достаточно беспристрастен — чтобы полностью пересмотреть свои убеждения.

«Ваши силы превзошли ваше умение их контролировать». — Тассадар не спрашивал, он утверждал.

«Да», — подтвердил Зератул. — «Опустошающие бури вырвалась из наших умов и, питаемые старой враждой, пронеслись по всему Айуру. Конклав усмирил стихию, но заплатил высокую цену».

«И ты все равно хочешь, чтобы я следовал этим путем», — мягко сказал Тассадар. Судя по тону, почувствовал Джим, верховный тамплиер уже знает ответ — но ему необходимо было его услышать лично от Зератула.

Его желание исполнилось.

«НЕТ»!

Ответ Зератула был самым эмоциональным из того, что они вообще слышали от старого протосса.

«Не таким путем!»

Зератул с видимым усилием успокоился.

«Это было только начало пути, и оно указало, где мы ошиблись в нашем познании», — объяснил он. — «После изгнания, усвоив печальный урок, мы продолжили изучение дара Адуна, дабы снять ограничения с той силы, что заключена внутри протоссов. Но также мы научились контролировать эту мощь, и контроль этот сильней того, что дает Кхала, и не связан ее границами. Мы научились использовать силу нашей расы в полной мере, и в полной же мере контролировать ее, однако наш разум остался свободен от тех узких рамок и иерархических структур, что были созданы для защиты тех, кто у власти».

«Кхала — не тюрьма», — спокойно сказал Тассадар, хотя за его голосом чувствовалась жесткая, сильная вера. — «Она — основа нашего общества, основа нашего народа».

Светлый тамплиер откинулся назад, полуприкрыв глаза.

«Это невозможно описать полностью», — предупредил он, и Джим рискнул предположить, что это обращение не сколько к нему, а сколько к Зератулу. — «Мы едины в Кхале», — заявил Тассадар спустя мгновение молчания. — «Наши разумы связаны. Но не так, как бывает, если мы разговариваем, не так, как сейчас. Кхала обеспечивает куда более глубокое общение, истинную связь между протоссами. В некотором роде внутри этой связи мы теряем себя, становимся единым целым со всеми другими протоссами, единым величественным существом».

Как Рой?

Джим не мог не удивиться.

Естественно, озвучивать протоссам он этого не стал. Но Зератул был не настолько скромен в выражении своего несогласия.

«Именно поэтому мы от нее отказались», — твердо заявил старый протосс. — «Мы не хотели потерять себя. Мы протоссы, да, но мы также личности. Это тоже важно».

«Разумеется», — согласился Тассадар, открывая глаза, чтобы встретиться взглядом с Прелатом. — «Я никогда и не утверждал обратного».

Он поднял руку, чтобы остановить Рейнора, уже открывшего рот для возражений.

«Мы теряем себя, но не то, что делает нас уникальными, не то, чем мы являемся — мы теряем лишь наше одиночество, нашу изоляцию. В Кхале я все тот же Тассадар, но я больше, чем Тассадар, больше, чем это тело и этот разум. Я един со всеми моими братьями, я часть единого целого — нашей расы».

Молодой предводитель покачал головой, что являлось ментальным эквивалентом вздоха.

«Это не может быть объяснено должным образом, это просто надо испытать». — Глаза Тассадара вспыхнули. Он окинул взглядом собеседников, и Джим разглядел в этом взоре что-то вроде жалости. — «И никто из вас никогда полностью не узнает, что это такое».

Рейнор нахмурился.

— Я знаю, что мне не дано, поскольку я не протосс. Но он-то почему не может? — он ткнул пальцем в сторону Зератула.

Взгляд Тассадара стал еще безрадостней.