Сисели швырнула диванную подушку через всю комнату.

– Вот как я себя чувствую! - сказала она и сердито посмотрела на своего в какой-то там степени кузена Ричарда Сполдинга.

– Господи боже, – заметил он с приличествующей степенью сочувствия в своём ленивом голосе.

– А ты сидишь тут бездельничаешь у меня в комнате и смеёшься надо мной! Я решительно тебя ненавижу, Ричард!

– Перестань! – запротестовал он. – Я не смеялся, честно-пречестно!

Сисели была исполнена презрения.

– Мне вконец надоело всё это. До смерти надоело. – Сисели кивнула так энергично, что её тёмно-русые стриженые локоны, казалось, подпрыгнули. – До конца жизни никогда не захочу отправиться на ещё одну танцевальную вечеринку.

– Это плохо, – сказал Сполдинг учтиво. – Что же вызвало это чувство пресыщения?

– Всё. Я доведена до того, чтобы заорать! Мне хочется сделать что-нибудь отчаянное!

При этих словах Сполдинг распрямился и отбросил недокуренную сигарету.

– О, замечательно, Сис! Я надеялся, что, если подожду достаточно долго, ты оттаешь. Когда это случится? Будь уже умницей и...

Сисели закрыла уши руками.

– Нет, нет, нет! Я не желаю делать ничего настолько отчаянного!

Ричард снова осел на диван.

– Так и подумал, что это слишком хорошо, чтобы быть правдой. – Он вытащил из жилетного кармана записную книжку в кожаной обложке и принялся писать с унылым видом.

– Что это? – спросила Сисели.

– Дневник.

– Но что ты пишешь?

– "Пятница. Сделано предложение Сисели. Отказано".

Против воли Сисели хихикнула.

– Дик, балда! Когда ты престанешь?

– Когда мы поженимся.

– Мы не поженимся! – Подбородок Сисели демонстративно приподнялся.

– Ты не можешь сказать наверняка. Никогда не знаешь, к чему можешь прийти, – проговорил Сполдинг бодро.

– Я никогда к этому не приду! И раз мы продолжили данную тему, могу также сказать тебе, Ричард, что это ещё одно, чем я сыта по горло. Ты просишь выйти за тебя замуж семь дней в неделю, а я...

– Нет, я этого не делаю! – Сполдинг был праведно возмущен. – Я только три раза просил тебя на этой неделе... и три с половиной на прошлой. Это значится в записной книжке, если хочешь проверить.

– Ты не можешь побыть серьёзным ни мгновение? Это одно из тех качеств, которые я в тебе ненавижу. Ты до безобразия легкомысленный!.. Ты ничего не делаешь. Мой муж должен трудиться!

– Он будет, – пробормотал Ричард.

Сисели не удостоила его вниманием.

– Я знаю, ты думаешь, что много делаешь, – баллотируясь в парламент и... и всё такое, – но ты просто... хлипкий!

Ричард, спортсмен и боксёр-любитель, выпустил еще одно облачко сигаретного дыма.

– Ты когда-нибудь в своей жизни занимался целый день трудом – тяжёлым, ручным? – требовательно спросила Сисели.

– Отличный парковый оратор. Четыре года в окопах. Вот и всё.

Сисели немного смягчилась.

– Я это не беру в расчёт, – сказала она.

– И не думал, что ты это сделаешь. Что дальше?

– Ты слишком цивилизованный. Слишком опаркеченный. Мне хотелось бы чувствовать, что я могу полагаться на своего мужа, – и не только в том, что он будет пользоваться огромным успехом на каждой вечеринке, на которую я его приведу. Всё, о чём ты думаешь, – это одежда и гонки и в порядке ли твой галстук. Это недостаточно хорошо для меня.

– Думаю, через пять минут я снова сделаю тебе предложение… – сказал он. – Жаль, что тебе всё так надоело.

– Я нашла лекарство, – сказала Сисели. – Я собралась уединиться.

– Где? В монастыре?

– Нет, дуралей. Я собралась в деревню. Сняла коттедж.

– Коттедж? Ты? Хочешь сказать, что дядя Джим настолько обезумел, чтобы разрешить тебе уехать самой?.. Где он? – требовательно спросил Ричард, готовясь встать.

– Он ушёл. Кроме того, ты здесь ни при чём. Собственно говоря, я не поеду одна.

Сполдингу, казалось, стало немного легче.

– Я поеду со своей подругой Мэйзи Дунканнон.

– Что, та вялая девица, которая околачивается здесь с недавнего времени?

– Ну, её можно описать и так. Ты доволен?

– Нет, не доволен.

Сисели протянула руку, чтобы погладить своего крошку пекинеса.

– Чу-Чу-Сан едет, конечно.

– Это придаёт делу совершенно другой оттенок, – сказал Ричард. – В деревне пекинес будет выглядеть изысканно. Малость расшевелите сельских жителей.

– Он намного отважнее, чем твой гадкий бультерьер! – яростно сказала Сисели.

Сполдинг просиял.

– Слушай, а может, возьмёшь Билла? Давай, Сис! Я бы почувствовал себя намного счастливее, будь у тебя приличный охранник!

– Чу-Чу – хороший охранник!

– О, пожалуй, – поспешно сказал Ричард. – Но ты должна признать, он немного маловат, а? Возьми старину Билла, пожалуйста! Я как раз хотел вытащить его из города на некоторое время.

Сисели заколебалась.

Она знала, что в последнем заявлении совсем не было правды, но рассудила, что Билл принесет с собой несомненное ощущение безопасности.

– Он будет скучать по тебе, – неуверенно сказала она.

– Нисколько. Но всё едино, – подтвердил Ричард, – возьми его, старушка!

– Это ужасно мило с твоей стороны, – поблагодарила Сисели. – Если ты считаешь, что это пойдёт ему на пользу…

– Думаю, самым решительным образом. А кстати, где расположен этот коттедж?

– Блай… я не собираюсь тебе говорить! Никто не узнает об этом, кроме папы, а он пообещал не говорить ни одной живой душе.

– Блай. Я это запомню.

– Ты никогда не найдёшь его!

Ричард распознал нотку вызова.

– Хочешь, сделаем ставки? По шиллингу.

– Я не против. Мои деньги в безопасности.

Ричард улыбнулся и сделал пометку в своей записной книжке.

– Не считай цыплят, пока не вылупились, – сказал он.

Пони рысил вдоль по деревенской улице в неторопливой, рассеянной манере, не внимая голосу своей хозяйки. Взволнованный лай Чу-Чу-Сана – вот что он воспринимал для себя как поощрение действовать.

Он всё бежал себе трусцой.

– Тпру! – резко сказала Сисели. Она натянула поводья. – Тпру! – повторила она ещё раз уже как просьбу.

Пони по-прежнему бежал трусцой.

– О, пожалуйста, тпру! –  взмолилась Сисели. – Тимоти, милый! – Тимоти пошевелил одним ухом, чтобы показать, что обратил на неё внимание. Чу-Чу-Сан снова пронзительно затявкал, и пони пошевелил другим ухом, ускорив шаг. – Замолчи, Чу-Чу! Эй ты, тпру! Стой!

Дальше по улице стоял мужчина, наблюдая за приближением пони. Он был одет в грубый твидовый пиджак и бриджи для верховой езды с грубыми кожаными гетрами и держал в руках короткий хлыст. За усилиями Сисели он следил без улыбки. Когда двуколка проезжала мимо, он шагнул вперёд и поймал повод. Тимоти послушно остановился и огляделся.

– О, благодарю вас! – вздохнула Сисели. – Не знаю, что бы я делала, если бы вы не остановили его. Он ужасно упрямый. Нужна вечность, чтобы заставить его тронуться, а как только он пойдёт, то так просто не остановится… О нет, Билл, не убегай и не задирай эту собаку, пожалуйста!

Она бросила поводья и оттащила выскакивающего бультерьера назад на сиденье. Её спаситель приподнял кепку.

– Рад быть полезен. Полагаю, это пони Дэна Брауна?

– Да, – кивнула Сисели. – Но я понятия не имела, как он несносен, а то бы никогда не наняла. – Она улыбнулась и окинула мужчину оценивающим взглядом.

Он был достаточно высокий и коренастый, с очень широкими плечами и загорелым лицом. Довольно хорош, решила она. И с чудесным квадратным подбородком. Упрямым и решительным. И с жёстким ртом. Голубые глаза, смотревшие прямо, – почти стальные. Сисели почувствовала себя довольно взволнованной. От откровенного осмотра мужчина немного покраснел, но его глаза неколебимо выдержали её взгляд. Сисели не смутилась.