Д.Э., подглядывавший в замочную скважину, прикусил кулак и что есть силы впился в него зубами. Через минуту дверь распахнулась, пропуская хозяйку, судорожно прижимавшую костлявые ладони к попышневшему лифу: в заветное место была спрятана фотография, изображавшая ее в крайне туманных обстоятельствах: одновременно в одиночестве, сидящей в кресле, и спускающейся по ступенькам лютеранской церкви под руку с…

Взмокший от волнения, Джейк вернулся в комнату.

— Отличный кофе, — Дюк наконец-то смог приложиться к своей чашке.

Мастер фотографического дела только что утек поправлять здоровье на честно заработанную долю. Заодно и пленку для своей «Вест-Камеры» прихватил.

— Еще бы поесть, — проворчал компаньон, у которого от волнения и стояния в полусогнутом виде свело живот, а сахарница уплыла из-под самого носа.

— Ну, вы, сэр, даете! — Дюк достал из кармана два куска сахара и бросил ему в чашку. — Вчера мечтали, чтобы нас не выкинули на улицу, а сегодня сидите при квартире, пьете кофе и все вам мало!

— Да, — Джейк выловил один кусок прямо рукой и съел. — Еще как мало. Теперь я хочу есть, чтобы у меня не было сифилиса, были деньги и идея.

— Слушай, включи фонарь, а? — попросил Дюк. — Там картинки смешные были.

Простыню натягивать поленились, и на стене обозначился филин со злобным лицом и в цилиндре.

— Ух ты, Флинт! — рассмеялся М.Р. — На меня, наверное, подействовало.

Он повернул ручку и за филином последовала старая леди-гриф в розовом чепце.

— А я думал, показалось, — отозвался Джейк. — Это же вылитая тетка Гейзер!

Третьей картинкой был кузнечный мех с ногами и круглым, похожим на улыбающийся блин, человеческим лицом. Не хватало только очков и кружевного воротника.

Компаньоны долго, с подозрением ее рассматривали.

— Ты на морды их посмотри! — прошептал Дюк. — То есть, лица. То есть, тьфу ты, клюв, — ну, в общем, обрати внимание: все вместе смотрят в сторону филина. А вот он сам — видишь? — ни на кого. Он себе под ноги смотрит.

— Думает… — растерянно пробормотал Джейк. — Точно, думает! И ведь посмотри, как выражение морды похоже! И даже шляпа!

Головной убор филина в точности напоминал полинявшее сооружение на лысом флинтовском черепе.

— А блин с какой рожей на него….

— Вылитая бабуля, просто вылитая.

Кудрявая голова М.Р. отбрасывала устрашающую тень. Он продолжал крутить ручку: гусь с голубым бантом что-то писал, затем чиж в зеленом сюртуке обольщал чижиху в розовом платье, неприлично полусогнув тощие лапки, а чижиха краснела и отворачивалась.

— Вот это номер! — восхитился Джейк.

Карточки показывали совсем не будущее.

Мисс Буддл до умопомрачения напоминала чижиху на карточке. Она даже отворачивалась совершенно так же застенчиво. (Д.Э., стоявший иногда на стреме, сам краснел — сколько ни повертывался спиной к целующейся парочке). Дюк, правда, возмущался, что штаны у него, может, и зеленые, но ноги точно не кривые! Со своей стороны и Джейк категорически отрицал сходство с гусем. Даже с поправкой на: «ну и гусь же ты, компаньон!»

— Почему это я гусь? — возмущался Джейк.

Помните, как на борту «Матильды» он прочил М.Р. карьеру ясновидца? Да, леди и джентльмены, вы угадали: идея предсказывать будущее принадлежала Д.Э. Достаточно было Козебродски, который с утра обыкновенно бывал не в духе, высказаться: «Вы видели, как ведут себя эти старые женщины с этим животным, у которого произрастает из ушей?», как искатель приключений немедленно обнаружил, что сошлись еще две детали головоломки.

— Эй, — сказал он, — я тоже хочу предсказание! Только не с фотографиями, а вот это, настоящее!

— Семьдесят пять центов, — невозмутимо заявил М.Р. — Тебе скидка.

— Да пожалуйста! — расхохотался тот, вынимая из кармана деньги и отсчитывая ровно семьдесят пять центов. — Для вас, сэр, не жалко!

— Не валяй дурака. Моду, понимаете, взял: из банка деньги таскать.

Банком называлась жестянка от кофе.

— Да я пальцем банк не трогал! — обиделся Джейк. — Это, можно сказать, дополнительные средства!

— Ты сколько с бабки содрал? — ахнул Дюк. — Мы же договорились больше одного бакса не брать!

Д.Э. разжал ладонь: у него, засранца, оставалось еще двадцать пять центов.

— Сэр, вы жулик! — возмутился компаньон.

— Я не жулик, — оправдывался Д.Э. — Нам и за квартиру платить, и есть хочется, и еще потом к этому доктору!

Ему никогда не требовалось много времени, чтобы принять решение. На коробку даже не посмотрел, карточку с картинками вытащил сразу. Это была «Месть слона». Щелчок повернувшейся ручки — и раз: дикарь выстрелил из лука в слона. Два: попал слону в зад. Три: слон бросился в погоню. Четыре — слон догнал охотника и втоптал его в землю. Пять — устроил ему хорошую головомойку в реке. Шесть — вежливо передал в пасть своему другу-аллигатору. И, наконец, семь: дикарь торчит вверх тормашками в зарослях кактуса, сам похожий на кактус от вонзившихся иголок, а вдалеке удалялся слон, злорадно помахивая свинячьим хвостиком.

«Мораль: Никогда не связывайся с теми, кто сильнее тебя!», — сообщала подпись.

— Так, — Д.Э. решительно выключил аппарат и раздернул занавески, — все, хватит фанаберии. Пойдем-ка, компаньон, проветримся. Я сейчас с голоду умру.

Вечером в дверь решительно постучали. Искатели приключений, нервно любовавшиеся потолком, подскочили и бросились открывать. Прибыла конкурирующая сторона: кузнечный мех. То есть, простите, миссис Буддл.

Глава шестнадцатая,в которой осыпается шиповник

Наутро после сеанса бабуля Буддл отправилась в аптеку за своими каплями — то ли от сердца, то ли для сердца, и на сеанс принеслась жена аптекаря, миссис Робинсон. За аптекаршей — бакалейщица, за бакалейщицей — жена продавца птиц, миссис Фик. Искатели приключений уплатили квартирной хозяйке за неделю и азартно продолжали сеансы. Мясничиху, зеленщицу и молочницу, та, правда, та пускать не хотела, но, услышав звон монет, быстро передумала.

В редакцию «Ежедневного компаньона» сыпались письма с просьбой дать адрес ясновидца.

Дамы Сан-Хосе, включая обе половины Дамского Клуба, а за ними и некоторые джентльмены, устремились в пансион миссис Гейзер. С искателями приключений здоровался весь город, даже вдова Морган: она увидела на фото себя с таким стройным станом, что сын сенатора Франка, несмотря на свою молодость, и тот загляделся. Даже цаца мисс Лик, дочь торговца фортепиано с Парк-драйв, обнаружив на сеансе, что папенька купит ей ту прелестную голубую шляпку, теперь при встрече тоже прелестно улыбалась.

Джулия Дей продолжала делиться мудростью своей тетки:

Разведка, то есть миссис Гейзер, доносила сводки с фронтов Сан-Хосе:

Дочь продавца птиц, мисс Фик, сама сделала предложение юному Робинсону, племяннику аптекаря. Помолвка состоялась на следующий же день. Сам аптекарь объявил приехавшей теще, что на время ее визита намерен принять приглашение друзей из Санта-Клары «погостить недельку». Миссис Робинсон, в оправдание поступку мужа, показала матери статью Джулии, та не замедлила приехать в экипаже на вокзал и высказать зятю все то, что думала о нем долгие годы. Аптекарь не остался в долгу. Теща заявила, что всегда подозревала нечто подобное. Аптекарь выразил надежду, что они с тещей поняли друг друга правильно. Та ответила положительно, Робинсон, чувствовавший все-таки смущение, сообщил, что совсем не против ее визитов к дочери, нет, Боже упаси, но не хотел бы омрачать обеим дамам удовольствие. Теща ответила, что очень ему благодарна. В конце концов, оба сердечно расцеловались на подножке поезда. Миссис Менцель, жена городского казначея и смотрителя училищ, объявила председательнице Женского Клуба, миссис Морган, что выходит из кружка дам-хористок. Покровительница дам-хористок в ответ покинула кружок вышивания, которым заведовала миссис Менцель. Обе половины Женского Клуба задумались, смешались и, набравшись смелости по рецепту Джулии Дей, объявили миссис Менцель, что очень ее любят, но что души их всю жизнь взывали более к хоровому пению, нежели к вышивке. Которой, кстати, прекрасно можно заниматься дома, не подвергаясь ни нападкам, ни колкостям, ни мелочной зависти некоторых особ, имена которых прекрасно всем известны. Жена смотрителя училищ осталась в меньшинстве, и участь ее сделалась бы поистине жалкой, не пойми несчастная через две недели, что без хорового пения церковных гимнов и старинных романсов жизнь ее неожиданно лишилась все своей прелести.