Имя Джулии Дей звучало в гостиных, в парках и на бульварах, в лавках, страховых обществах и бюро по бракоразводным делам. Тираж «Ежедневного компаньона» вырос в два раза, а гонорар Джулии Дей из «полтора доллара за колонку» превратился в два.

Искатели приключений заплатили за квартиру, питались исключительно за общим столом, отложили десятку на доктора, купили новые носки, летние подштанники «Пороснит» и парижское мыло для бритья «Коко». Оставалось только, чтобы повезло еще совсем чуть-чуть: насчет сифилиса.

— Ну, а если и да, — сказал как-то Д.Э., тотчас получив от компаньона по лбу газетой, — так еще почти неделю можно жить спокойно! И вообще, сейчас все лечится!

За табльдотом на них смотрели. Особенно в этом смысле удавалось мисс Буддл, без промаха стрелявшей выразительными взглядами в М.Р. Дюк алел ушами и опускал, бесстыжая морда, свои девчачьи ресницы.

Мы заглянем в столовую миссис Гейзер в один из этих прелестных июльских вечеров: посмотреть, как там поживает object du passion наших соперниц.

На стене щелкают маятником часы — самые точные часы в городе. На ужин — ягненок с картофелем, поджаренный коричневый хлеб, бараний бульон, вареный картофель, зеленый горошек, пикули, замороженный пудинг из грецких орехов и клубника. На столе горит лампа. Помолодевшие в ее неярком свете пожилые прелестницы ведут светскую беседу с Флинтом — так, как если бы он бы приличным, приятным человеком и так же мило и приятно отвечал. Раньше старикан склонялся над тарелкой, злобно зыркая из-под лохматых бровей. Теперь он — видели, да? — исподлобья пялится на новый бюст миссис Гейзер. Но и бабуля Буддл не теряется. Она роняет вилку и мило смотрит на Флинта. Старикашка понимает, что отделаться не удастся. Ворча себе под нос, он нагибается поднять вилку. Повисает какая-то странная пауза. Бабуля Буддл приятно улыбается.

Флинт выпрямляется и начинает есть. Лысина его розовеет, как ягода клубники с белым бочком. Но хозяйка поднимает руки — поправить прическу — и несчастному старику угрожает косоглазие.

— Мистер Флинт, — с тихим укором произносит миссис Гейзер, — ну как вам не стыдно. Это же неприлично!

— Вот уж действительно, — миссис Буддл кривит рот резиновым колечком, — неприлично!

Дамы выразительно смотрят друг на друга. Мистер Флинт отодвигает пустую тарелку, бубнит что-то такое неразборчивое, что можно с равным успехом можно принять и за ругань, и за благодарность, и возвращается к себе в комнату. Как обычно, он кряхтит, сопит и хлопает дверью так, что у лестницы валится с гвоздя моток бельевой веревки.

— Золотое сердце! — миссис Будлл вонзает вилку в кусо мяса.

— Люди с нежной душой, — миссис Гейзер принимается за пикули, — не любят показывать вида.

Ужин чинно продолжается.

М.Р. под столом передает Д.Э. записку. Д.Э. — тоже под столом — ее берет, тихонько бросает под ноги мисс Буддл и невзначай потирает щеку, любуясь зеленым абажуром, как раз сегодня доведенным мисс Загреб до той степени чистоты, которая называется «как новый». Абажур напоминает ночной горшок, на который присел слон. Мисс Буддл опускает глаза и улыбается. Она стаскивает под столом туфлю и начинает гонять записку ножкой, стараясь зацепить.

Вдруг миссис Гейзер спохватывается и бежит наверх.

— Мистер Флинт! — кричит она. — Мистер Флинт! Чай!

Пока бабушка, возмущенно жуя, смотрит ей вслед, мисс Буддл потихоньку поднимает письмо.

— Что? — рассеянно спрашивает Д.Э.

— А? — отзывается М.Р. — Я ничего.

Он долго и старательно отряхивает плечо компаньона, изобразив на лице полнейшую невинность, и дожидаясь, пока до того дойдет податься вбок. Когда это все-таки происходит, шепчет: «Прекрати улыбаться, балбес!»

Ровно через полчаса после ужина в комнату Флинта заглядывает миссис Буддл.

— Не желаете мармеладу? — интересуется она с улыбкой. — Купила свежий, очень хороший, ежевичный!

Из-за приоткрытой двери слышится мрачное, как из дупла филина, «угу». Миссис Буддл с счастливым лицом возвращается к себе в комнату, по дороге едва не задевая плечом миссис Гейзер с кусочком сливового пирога на блюдечке.

— Старая калоша, — цедит миссис Гейзер сквозь зубы, не переставая улыбаться.

Бабуля оборачивается через плечо, но встречает еще более любезную улыбку.

— Старая потаскуха. Одной ногой на кладбище, а все туда же! — чревовещает она от двери третьего номера, и дверь закрывается.

Квартирная хозяйка почти начала спуск по ступенькам

— Миссис Буддл! — бодро окликает она. — Я не расслышала, что вы сказали!

Дверь распахивается. Каждая морщинка бабули излучает любезность и доброжелательство.

— Я сказала: «Спокойной ночи!»

— А! Спокойной ночи!

И миссис Гейзер с прекрасно прямой спиной скрывается внизу.

— … и когда мы повернули на нашу улицу, — взахлеб рассказывала мисс Буддл, налетев на Д.Э. Саммерса на лестнице, — бабушка остановилась поболтать с миссис Фик, а мистер Флинт прогуливался по той стороне, делая вид, что совсем нас не замечает! Думаете, это случайно?

— Не факт, — осторожно ответил Д.Э. Саммерс.

У миссис Буддл сегодня образовалась два срочных вопроса, которые требовали немедленных услуг ясновидящего.

— Бабушка, — мисс Буддл опустила лукавые глаза, — думает, что совсем не случайно.

— Что же она сделала, ваша бабушка? — спросил заинтригованный Д.Э.

— Ну, она… — девица на выданье потеребила муслиновые оборки на сложенном голубом зонтике. — Она с ним поздоровалась.

— А мистер Флинт?

— Он кивнул! — вскричала мисс Буддл. — Представляете? Не так, чтобы особенно заметно, но он кивнул! Я видела это своими глазами!

Нежные, как незабудки, глаза широко раскрылись и барышня на выданье полушепотом, как бы сама себе, проговорила:

Это тайна и секрет,

Ничего прекрасней нет.

Знают звезды и луна,

Знает море и волна,

Знают розы на столе,

И котенок на окне.

Ну, а больше никому,

Знать не надо.

Она посмотрела на Д.Э. и, тоже очень лукаво, закончила:

— Почему?

…Моя тетушка всегда утверждала: не следует приносить себя в жертву случайной встрече на улице, на бульваре или в парке, ведя пустые, мучительные для обеих сторон, разговоры. Совершенно достаточно вежливого кивка, улыбки и…

— Что вы говорите, мисс Буддл?

Разочарование отразилось на нежном лице.

— Почему? — повторила она укоризненно. — Я спросила: «Почему?»

…и поклона, пожалуй. Или нет, не так: легкого поклона.

— Что «почему»?

— Это загадка! «Ну, а больше никому знать не надо. Почему?» Вы не заметили, мистер Саммерс?

— Ах, да? — очнулся Д.Э.

— Немножко пикантно, — улыбнулась барышня, — но…

— Слушайте, а вы знаете это? — перебил дамский Меркурий. — «Коль девчонка твоя целовать не дает… «

Барышня на выданье не слышала раньше ничего подобного.

— Тоже не совсем прилично, — без следов раскаяния на физиономии прибавил Джейк, — но так здорово! Это мне мисс Загреб рассказала.

— Я представления не имею, кто такая эта ваша, как ее там.

— Ну, прислуга. Вы не знали, мисс Буддл?

— Откуда же мне знать, как зовут прислугу!

Д.Э. сделал приятное лицо. Он не очень дорожил знакомством с мисс Буддл. Он боялся, что романтическая особа измучает компаньона ябедами. Если совсем честно: не хотелось опять получить по носу от М.Р. за издевательство над барышней.

— Джулия, как вам не стыдно! — от кудрявого рыцаря пришлось отбиваться подушкой. — Она же тебе самому надоела, хуже английской соли!

— Ну и что! — возмущался тот.

— Вы лицемерка, мисс Дей. Разводите слюни, когда жизнь так коротка!

— Миссис, миссис Дей, балбес. И если хочешь знать, это не слюни!

— А что же?

— Соображения личного покоя! Она мне каждый раз на тебя жалуется! Скоро плешь проест! Джулия! Имейте совесть, ржавый якорь вам в задницу!