– Боже мой! Боже мой! – кричал сохранивший способность разговаривать Пьер. – Я этого не перенесу. Мне больше не хочется быть птицей! Я желаю снова стать Пьером!

Через минуту парень снова стал тем, кем был. Осмотревшись, он увидел свои деревянные башмаки в десяти шагах, а шляпу и того дальше! Надев их, Пьер прокашлялся и, будто мельничными крыльями, покрутил руками, чтобы убедиться, что в самом деле превратился в самого себя. Затем, проделав все эти действия, отличающие человека от животных, успокоился.

– Уф! – вздохнул он. – Ну и в западню я попал!

– Вы ошибаетесь, мэтр Пьер, – отвечала гусыня. – Никакой западни не было. Просто вы так спешили, что не сказали, чего именно вам хотелось. Добрый дух, исполнявший ваше пожелание, слышал, как вы говорили о журавлях, и решил, что вашей мечтой было стать этой птицей, и все сделал, чтобы вам угодить.

– Я не только не хочу быть журавлем, но вообще не желаю быть птицей! О‑ля‑ля!.. У меня и сейчас болят кости. Нет уж!.. Если кем и становиться, то важным человеком. Например, солдатом, а лучше – офицером!.. Как те, что неделю назад стояли у нас в деревне.

И, взяв второе яйцо, Пьер со всего маху хватил им о камень.

Яйцо разлетелось вдребезги. И в то же мгновенье раздался оглушительный грохот, будто разом выстрелила целая батарея гаубиц. Впрочем, так оно и оказалось.

Артиллерийская канонада становилась все громче. Облаченный в мундир офицера, Пьер очутился в самом пекле сражения. Уточним, он оказался офицером армии, пытавшейся штурмом взять какой‑то город. По полю скакали ядра, свистели пули, у самых ног землю вздымали пушечные гранаты. Приходилось прыгать то вправо, то влево, то вперед, то назад – в зависимости от того, с какой стороны угрожали разрывы снарядов, летевших из города.

Мундир на Пьере был доблестный, на боку его висела великолепная шпага, ужасно мешавшая движениям. Грудь его украшали награды за отвагу, но мужество его – увы! – мундиру не соответствовало.

– Ах! – кричал он. – Никогда не думал, что у военных такая кошмарная жизнь… Как бы я хотел оказаться в другом месте!

Едва Пьер изрек это пожелание, как ядро вдребезги разнесло верхнюю часть его каски, а сам он грохнулся навзничь.

Решив, что его убило, наш герой лежал, не шевелясь. Потом, не слыша более грохота боя, сперва приоткрыл один глаз, за ним другой, потом осторожно приподнял голову и огляделся. Оказалось, что лежит он на соломе посреди двора собственной фермы, а старая гусыня, гогоча, ходит вокруг и с удивлением смотрит на хозяина.

Пьер сел, вытер лоб и облизал губы, пересохшие от пороховой гари, дыма и – главное – от страха.

И тут в соседском саду он заметил яблоню, увешанную плодами.

– Вот бы оказаться сейчас на ее верхушке со шляпой, полной яблок! – вымолвил Пьер и, не спрашивая у гусыни совета, взял яйцо и разбил его.

В то же мгновение он взлетел на самую высокую ветку дерева, держа в руках шляпу, доверху наполненную яблоками.

Но бедняге не удалось воспользоваться добычей, так как внезапно появившийся хозяин сада схватил дубину и огрел ею по спине незадачливого грабителя, тут же пожелавшего, чтобы добрый волшебник возвратил его домой… И стало так.

– Что это вы чешете себе спину и дергаете плечами? – полюбопытствовала гусыня.

Но вместо ответа Пьер сказал:

– Пойдемте. Мне надо с вами поговорить.

Они вошли в дом, где и предались серьезным размышлениям о том, что же делать дальше…

– Придумал! – воскликнул наконец Пьер.

– Что? – спросила птица.

– Я попрошу, – сказал Пьер, беря очередное яйцо – попрошу денег! Много денег!.. Думаю, на этот раз мы не промахнемся.

Едва прозвучало последнее слово, как яйцо было разбито, а крышка ларя, куда он обычно ссыпал зерно, поднялась и под ней заблестели экю.

Пьер подбежал к ларю, откинул крышку и с радостными криками принялся считать свалившееся на него богатство.

Гусыня взобралась на стул и, вытянув шею, занялась тем же.

Так они провели весь день.

Когда наступил вечер, Пьер нашел огромный замок и навесил его на дверь, боясь воров, чего раньше с ним никогда не случалось.

В полночь он лег спать, а гусыня, как заправский банковский сторож, принялась ходить взад и вперед перед ларем. Но уснуть ему никак не удавалось. Мысль, что в дом в поисках сокровищ могут проникнуть злоумышленники, которым ничего не стоит придушить гусыню, а то и самого Пьера, не давала бедняге покоя. Он ворочался с боку на бок, мысленно рисуя перед собой самые ужасные сцены, переворачивал подушку, чтобы положить голову на ее прохладную сторону, но все было тщетно. Через пару часов, видя, что сон не приходит, Пьер подошел к окну и уставился на звезды. В этом положении его и застала утренняя заря.

Как вы заметили, дорогие дети, чрезмерным умом наш герой не отличался. Но даже он сообразил, что пожелание стать птицей или офицером и даже фантазия есть чужие яблоки были довольно неразумным способом использования появившихся у него чудесных возможностей. Потому‑то последнее желание показалось Пьеру менее глупым, чем предыдущие. Однако, едва оно исполнилось, как на него свалились заботы об охране обретенного богатства. Вот почему он сказал подошедшей к окну гусыне:

– Должен признаться, госпожа гусыня, все, что мы… или, точнее, я сделал до сих пор, совершенно бездарно. Не знаете ли вы другого способа стать богатым, то есть сделать так, чтобы кто‑то другой стерег казну, а я бы только из нее брал то горсть золота, то пригоршню серебра.

Птица насмешливо взглянула на своего хозяина и спросила:

– А почему бы вам не сделаться королем? Короли только тем и занимаются, что тратят деньги, за которые отвечает министр финансов и которые стерегут солдаты.

– Ах ты, черт! Как это я сразу не сообразил? – сам себе удивился Пьер. – Я сейчас же стану королем! Сейчас же!

Схватив очередное яйцо, как по волшебству оказавшееся под рукой, он бросил его к порогу.

Превращение свершилось в мгновение ока! С жестким гофрированным воротником на шее, с тяжелой короной на голове и в мантии с длинным‑предлинным хвостом Пьер стоял посреди огромного зала в центре толпы придворных, склонившихся в глубоком поклоне.

Не зная, что сказать в ответ на подобное приветствие, он оглядел всех и спросил: «А в котором часу, господа, дадут есть?»

– В девять часов утра, Ваше Величество! – услышал он в ответ.

Как мы уже говорили, обычно наш герой просыпался в восемь часов, а потому сейчас был страшно голоден и, не удержавшись, спросил о чашечке кофе с кусочком сыра.

Тут же ему ответили, что кофе он уже выпил, а что касается сыра, то подобная пища слишком груба для высокородного государя.

В это самое время Пьер заметил среди придворных старую гусыню, присевшую в книксене.

– Как вам здесь нравится, сир? – спросила она довольно ехидным тоном, который все чаще звучал в ее голосе.

– Вот что я вам скажу, госпожа гусыня, – ответил он, – если быть королем означает исполнять чужую волю, а не свою, а также не есть, когда голоден и обедать с этим испанским воротником на шее, из‑за чего невозможно поднести ложку или вилку ко рту, то я готов отречься хоть сейчас! Но… на улице светит солнце, и я, пожалуй, спущусь в сад и поваляюсь на травке…

Едва король произнес эти слова, как к нему подскочил перепуганный человек и сказал:

– Сир, не делайте этого! Это опасно!

Изумленный Пьер спросил:

– Что опасного в том, что я хочу полежать на лугу?

– Дело в том, что я только что раскрыл страшный заговор против Вашего Величества.

– Вы?

– Да. Я.

– Вы кто? Министр по делам полиции?

– Ваше Величество изволит шутить?.. Вы должны меня хорошо помнить, сир… Вчера вы назначили на эту должность именно меня.

– Ах ты, черт! – воскликнул Пьер и поскреб затылок. – Так вы говорите, меня собираются того… убить?

– Сир, тридцать заговорщиков сегодня ночью поклялись страшной клятвой, что если вы избежите пули, то от клинка вам не спастись! Но ежели избежите кинжала, то яда – никогда!