– Ну что, госпожа гусыня? – обратился Пьер к советчице.

– Только то, что если этот заговор не вымысел префекта полиции, то ваше положение незавидно.

– А почему это должно быть вымыслом префекта? Что за корысть в этом?

– А та, что вы теперь поверите в его необходимость!.. Мне известно немало начальников полиции, продержавшихся на своих постах от восьми до десяти лет благодаря вымышленным заговорам, которые они раскрывали каждую неделю.

– О‑хо‑хо… – вздохнул наш герой. – Посторонитесь‑ка, моя милая.

– В чем дело? – удивилась птица.

– Ну дайте же пройти! Черт вас побери!

– Да куда же вы?

– У меня появилось срочное желание позавтракать ломтем бекона, лежа на траве перед собственным домом… На кухне у меня как раз висит отличный окорок, а под окном имеется отличная лужайка!.. А это значит – да! Да! – это значит, что я просто возвращаюсь к себе на ферму!

– Кстати, сир! – воскликнула гусыня. – Сегодня утром, отправляясь к вам, я прихватила яйцо, так что если до возвращения в деревню у вас появится желание загадать еще что‑нибудь, то лучше пораскиньте‑ка умом и придумайте что‑либо поинтереснее!.. Что же касается фермы, то вместо окорока вас там ожидает голая кость, а это, на мой взгляд, довольно скромный завтрак.

– Говоря по чести, у меня уже нет сил придумывать желания… Ну да ладно… Где оно, это яйцо?

– Под креслом, Ваше Величество.

Одежды на Пьере были страшно накрахмалены, и до яйца он дотянулся с большим трудом.

– Ну что ж, – произнес наш герой, – как мне думается, самым независимым человеком в мире является командующий флотом. Всю свою жизнь он проводит в плаваниях и, скитаясь по дальним морям, никому не подотчетен. К тому же, помнится, адмиральский мундир довольно красив.

Пьер был скор в исполнении принятых решений. Находившееся в его руке яйцо было тут же разбито, и парень превратился в семидесятипятилетнего адмирала с повязкой на глазу, с деревянной ногой, но зато с великолепным костылем из красного дерева под мышкой и с изогнутой тростью в руке, к тому же одетого в роскошный мундир с аксельбантами и богатой золотой и серебряной вышивкой, но с таким жестким воротником и такой тяжелый, что Пьеру, ставшему дряхлым старцем, не удалось бы устоять на ногах, если б не костыль.

– Что за дьявол! – выругался Пьер. – Я просил сделать меня флотоводцем, а не адмиралом в отставке, без глаза и ноги, да еще семидесятипятилетним, готовым отдать Богу душу!

– Позвольте заметить, Ваше Сиятельство, – проскрипела гусыня, – назначать адмиралами юношей не принято, и потому звание это получают только в том возрасте, когда человек уже ни на что не годен… разве что лежать на теплой лежанке.

– Идите вы к черту! – простонал Пьер. – Вы просто дура, моя милая!.. А пока со мной не случилось под этой жалкой оболочкой какого‑нибудь несчастья, я желаю стать самим собой!

И наш герой снова оказался дома, за собственным столом, в компании старой гусыни.

Но птица напрасно поспешила устроиться напротив своего хозяина. Она не учла одного очень важного момента: гнева Пьера! Схватив со стола нож, он кинулся на зловредное пернатое, втянувшее его во все эти злоключения. Но гусыня вовсе не была так проста, как казалось, дорогие дети! Она стала бегать по комнате, гогоча громче обычного и упрекая Пьера в черной неблагодарности, напоминая об огромных благодеяниях, которыми она его осыпала и которых хватило бы на двадцать человек, более умных, чем он.

В конце концов ей удалось убедить Пьера, что это он был глупым гусем, а не она, существо доброе и разумное… И несчастный малый принялся хлестать себя по щекам, приговаривая:

– Вот тебе, бестолочь! Вот тебе!

– Послушайте, мэтр Пьер, – успокаивая его, сказала гусыня. – А не отправиться ли вам в путешествие? Это очень полезно для саморазвития… Я часто видела вас за чтением книжек о путешественниках… Я не ошибаюсь?

– Нет, нет! – обрадовался Пьер. – Вы совершенно правы! Только такие книги по‑настоящему интересны!.. Особенно про Робинзона или Гулливера!..

– Так отчего бы вам не стать героем одной из этих книжек? – подхватила гусыня.

– Ха‑ха! Неплохая мысль, госпожа гусыня!.. Вот бы в самом деле стать Робинзоном Крузо и жить на необитаемом острове!.. А? Быть посему!

Он взял очередное яйцо и раздавил его ногой.

К несчастью, Пьер забыл уточнить размер желаемого острова, и потому оказался на простой скале, среди ревущего океана. На голом, просоленном от морской воды камне не росло ни деревца, да что там – даже самый пытливый естествоиспытатель на свете не отыскал бы там ни кустика, ни пучка травы. Свирепый ветер свистел в его ушах, а вокруг с жалобными криками летали чайки да буревестники.

Но сам остров был действительно необитаемым.

Однако, что это было? Всего шесть жалких квадратных футов!.. Только и славы, что суша!

Но долго ли ей еще оставалось существовать? Волны, будто злясь на то, что скала избежала их плена, били по ней с устрашающей настойчивостью, явно поклявшись завладеть ею и увлечь в пучину океана.

– Боже мой! Куда я попал? Вот несчастье‑то! – стонал Пьер, дрожа от холода и страха. – Как же мне возвратиться домой? Разве что у меня отрастут плавники и хвост… Но я так боюсь воды, что, даже превратясь в рыбу, не решусь сунуться в море.

Едва он кончил причитать, как послышался хорошо знакомый гогот… Обернувшись, Пьер увидел качавшуюся на волнах гусыню.

– Не все рыбы одинаковы, мэтр Пьер, – философски заметила она.

Нашему герою ничего не оставалось, как согласиться:

– Вы правы, госпожа гусыня… существуют рыбы летающие.

Не сдержавшись, та съязвила:

– Стоило ли читать столько книг о путешествиях, чтобы в нужный момент не уметь воспользоваться полученными знаниями?

– Где яйца? – сердито спросил парень.

– Справа от вас, мэтр Пьер! В расщелине…

– Черт побери! Их осталось не так уж и много!

– Так поберегите их! Оставайтесь здесь!

– Нет уж, дудки! Пусть они вызволят меня с этого треклятого острова!

И Пьер расколол яйцо, пожелав стать летающей рыбой.

Тут же он почувствовал, как руки его стали вытягиваться, превращаясь в длиннейшие прозрачные плавники, ноги срослись и выпрямились, а ступни, заняв, как говорят в балете, первую позицию, стали превосходным хвостом.

Одновременно какая‑то неведомая сила столкнула его в воду.

Забыв недавний страх перед бушующей стихией, Пьер поплыл и, надо заметить, дорогие дети, не без удовольствия. Он даже стал находить, что жизнь летающей рыбы не лишена приятности. Но тут наш герой заметил, что из морских глубин всплывает какое‑то чудище раз в пятьдесят больше него и, разинув рот, собирается его проглотить.

С таким же проворством, с каким он бросился в море, несчастный Пьер выскочил из воды и замахал плавниками‑крыльями, да так хорошо, что мгновенно оказался в нескольких метрах над волнами.

Но не успел он похвалить себя, порхая над опасным морем и остужая перья в пене волн, как резкий крик, долетевший из‑под облаков, заставил его вздрогнуть. Пьер посмотрел на небо и увидел белую точку, летевшую в его сторону, быстро увеличиваясь по мере приближения. Это был альбатрос, большой любитель летающих рыб. Клюв его был широко раскрыт, когти выпущены. Наш бедняга почувствовал себя уже наполовину съеденным.

К счастью, страх сковал его. И вместо того, чтобы еще сильнее замахать крыльями, он сложил их. Точнее, они сами сложились… Пьер плюхнулся в море. Как ни скор был враг, но наш герой уже был на несколько футов под водой, тогда как тот лишь подлетал к поверхности моря.

Однако не успел бедняга пустить в дело плавники, как снова увидал чудовище, от которого недавно так ловко ускользнул. Но и на этот раз ему повезло: страшилище рассчитало неудачно, и его зубастая пасть захлопнулась в нескольких сантиметрах от хвоста Пьера.

– Проклятье! – воскликнул он. – Еще пять минут в воде или в воздухе – и я пропал! Скорее! Скорее на сушу! Ах, как мне хотелось бы оказаться у своего дома!