Оба повернулись ко мне. В тусклом свете подсобки их лица казались бледными нечеткими масками с темными дырами вместо глаз.

— Извините, я забыла здесь свою сумочку…

Господи, какая сумочка! Развернувшись, я быстренько покинула магазин. Кто меня дергал за язык говорить такие вещи? Ну, хорошо, я терпеть не могу, когда кого-то так унижают, но ведь разговор не был предназначен для моих ушей. Да и Сеня не из тех, кто не способен постоять за себя, чтобы вступаться за него. Нет! Мне очень надо было вломиться в их выяснения отношений, как слону в посудную лавку. И уж, конечно, как не мне, ни разу не ложившейся с мужчиной в постель, знать сколько раз за ночь у них там это происходит. Бестолочь! Может вернуться и объясниться? Нет, будет только хуже. Сеня не дурак и поймет, что я лила воду на его мельницу и сумеет использовать мои слова в свою пользу.

Злясь на себя, на них и на весь белый свет, я направилась в супермаркет. В отместку! Там толкая тележку вдоль полок, заваленных продуктами в ярких упаковках, теряясь в изобилии, сбитая с толку мишурой оформлений и броской рекламой на которую ежесекундно натыкались глаза, я испытывала тоску и глухое раздражение.

Так толком ничего и не выбрала в огромном торговом зале, где суетились и бегали, словно на вокзале озабоченные, возбужденные люди, натыкаясь друг на друга тележками. Мелодичный голос динамика, что выдавал информацию сразу же после звукового сигнала, только усиливал сходство с вокзальной толкучкой.

Я подкатила к кассе тележку в которой перекатывалось манго и лежал пакет «Мокко». На фоне перегруженных тележек, из-за которых, порой, не видно было самих покупателей, моя покупка выглядела по-нищенски скудно. Зато здесь можно было расплатиться кредиткой, сунутой мной совершенно случайно в карман плаща, все что у меня осталось. Бумажник с деньгами, визитки, записная книжка, флэшка, ключи от квартиры и машины, все было в сумочке, которая так и осталась в «Короне». Сейчас же я пользовалась запасными ключами от квартиры, которые предусмотрительно оставила соседке, да дубликатом ключей от машины, хранящихся дома.

Пока я выстояла очередь, на улице стемнело и заметно похолодало. Небо затянуло тучами, сеял тихий мелкий дождик. Мой зонт, конечно же, остался в машине, и я прибавила шагу. Подходя к подъезду, я принялась искать ключи в карманах, не замечая ничего вокруг, когда меня окликнули.

— Марина.

Вздрогнув, я подняла голову. На оградке, окружавший палисадник, под развесистым кустом сирени, сидел Сеня, поставив ноги на нижнюю перекладину. В руках он держал мою сумочку, что покачивалась меж его худых колен.

— Привет, — сказал он. Видно было, что парень продрог в своей джинсовке и, видимо, пытаясь согреться, курил сигарету за сигаретой, асфальт перед ним был усыпан окурками.

Мне не хотелось его видеть, не хотелось, чтобы кто-то лишний раз напоминал мне о том какая я идиотка.

— Вообще-то, здесь не сорят. Урна рядом, — недовольно заметила я, невольно поежившись от порыва холодного ветра, обдававшего мелкими дождевыми брызгами.

— Да, ладно, — огрызнулся он, тут же бросив на асфальт недокуренную сигарету, и вызывающе глянув на меня.

Преодолев сильное желание столкнуть несносного нахала с его насеста в сирень, я присела на корточки и, подобрав все окурки до единого, выбросила их в урну. После чего отряхнув ладони, протянула к нему руку и потребовала:

— Давай сумочку, и спасибо, что принес.

Но Сеня, повесив ее на плечо, спросил:

— Читала газеты?

— Да.

— Что думаешь об этом?

— Не принимай все на свой счет.

— А я и не принимаю. Я сержанта предупредил? Он меня послушал? Вот теперь и огребает по полной.

— Ты, похоже, торжествуешь?

— А я должен разрыдаться по этому поводу?

— Правильно тебе в полиции наподдавали.

— Ах, это, — Сеня потрогал скулу. Глаз в ореоле желтизны сходящего синяка, уже распрощался с отеком и выглядел вполне нормально. — Это Кубышкин перенервничал, когда его дочку похитили. Я не в обиде. Девчонку жалко, но ты не переживай. На ее розыски все менты в городе поднялись. Ориентировки разосланы по всей области. Так что пока мы здесь с тобой разговариваем, Торофима, наверняка, уже повязали.

— Что будет с малышкой? — поежилась я. Невыносимо было даже думать об этом, представляю сейчас состояние ее отца.

— А что с ней будет? Отделается лишь испугом.

— Тебе-то откуда знать, умник? — накинулась я на него. — Ты что, меня утешаешь? Меня, которой лучше чем кому-либо известно, каково побывать в руках этого извращенца! Он что угодно сделает, если ему что-то померещиться!

— Трофиму девчонка живой нужна. Она гарантия того, что он уйдет целым из города. Она его заложница. Что тут, блин, непонятного? А Кубышкин наподдавал мне за то, что я, видишь ли, идею преступнику подкинул. Понятно дело — мужик психует. А ты-то чего кисейную барышню тут изображаешь, поглядеть на тебя — сейчас без чувств свалишься.

— Слушай, давай сюда мою сумку, — протянула я за ней руку, решив, что как только она окажется у меня, не откажу себе в удовольствии и, все же столкну Сеню с оградки.

— Марина, — раздался позади меня глубокий бархатный голос.

Сначала я не поверила. Все, происходящее сейчас походило на сцену из дешевой мелодрамы. Это не могло быть правдой. Такое не может происходить на самом деле. Я обернулась.

Он стоял передо мной в длинном черном плаще с белым шарфом и смотрел мне в лицо с выражением человека, уверенного в том, что его неожиданное появление не что иное, как долгожданный подарок судьбы.

— Здравствуй, Родион, — поздоровалась я, стараясь, чтобы он не заметил моего раздражения.

Он постоял еще немного изображая сюрприз, и давая мне время выказать бурный восторг от встречи с ним. Мне стало смешно и я отчего-то покосилась на Сеню. Вот уж, кто с ехидным удовольствием наблюдал за ним.

— Может поднимемся к тебе? — сухим, не терпящим возражения тоном, предложил Родион.

— Познакомься, Родион, это Сеня. Сеня, это Родион, — представила я их, стараясь придумать, как бы повежливее отделаться, от так не вовремя появившегося Родиона.

Сеня кивнул и, подняв плечи, сгорбился, защищаясь от порыва ветра, чем еще больше напоминал нахохлившегося воробья.

— Почему, ты не звонила все эти дни? — намеренно проигнорировав Сеню, глухо спросил Родион.

— Ты ошибаешься. Тебе всю неделю только и делали, что названивала…

— Но не ты, — резко перебил он меня. — Слушай, почему бы нам, не подняться к тебе и спокойно поговорить? А вы, молодой человек, можете быть свободны.

— Это Марине решать, — отозвался Сеня, не шевельнувшись на своем «насесте».

— Марина? — требовательно посмотрел на меня Родион.

— Родион Дмитриевич, вы без всякого предупреждения исчезли на целую неделю, поставив меня и фирму в недвусмысленное положение. Мне кое-как удалось успокоить свое начальство и уговорить поставщика подождать еще немного. Вы хотели, чтобы вам позвонила именно я? Так вот, я дозванивалась до вас сегодня целый день. Теперь вы появляетесь и требуете, чтобы я объяснилась с вами немедленно, но я устала и у меня на этот вечер другие планы. Думаю, будет лучше отложить наше объяснение до завтра.

— Ты серьезно? — недоверчиво смотрел он на меня. — Ты хочешь сказать, что на меня у тебя нет времени, и вместо того, чтобы просто поговорить со мной, ты предпочитаешь нянчиться с этим сосунком?

— Лучше нянчиться с сосунком, чем терпеть занудство самовлюбленного засранца, — буркнул Сеня.

— Прекрати! — испуганно прикрикнула я на него, но Родион, взяв меня за плечо, отодвинул в сторону.

— Тебе слово давали? — с тихой угрозой поинтересовался он.

— А тебе ясно сказали, что твое время истекло, — насмешливо отозвался Сеня, зябко пожимая плечами.

Родион вдруг шагнул к нему и ударил кулаком в лицо, от чего парень кувыркнулся со своего «насеста» назад, в куст сирени, мелькнув в воздухе кроссовками.

— Ты еще будешь указывать, что мне делать, рванина! — задыхаясь от ярости, прошипел Родион.