— Да в «каких угодно» барах у них культурно не получит, — не уступало молодому дерзкому нахальству, умудренное жизненным опытом начальство.
— В моем баре будут ограничения, для особо невоздержанных клиентов и закуска на выбор, все, что предлагает мой магазинчик.
— Не пойдут, — упрямился Быков.
— Пойдут, — гнул свое Сеня. — Мы же говорим не о хронических алкоголиках, а о ребятах, которые возвращаясь с работы, пожелают немного расслабиться. Это реально сработает. Пить и выпивать разные вещи.
— Учить он меня будет, — проворчал Быков, довольно глядя на Сеню. — А вы, почему молчите, Марина Евгеньевна? Как считаете, это сработает?
— А это ее идея, — рассмеялся Сеня. — Она вам не союзник.
— Да понял уже, нахал ты этакий, — хмыкнул Геннадий Александрович и, вздохнув, провел ладонью по лысине, словно утешая сам себя. — Смотри сам, Семен. Дело-то хорошее. Помогу, чем смогу.
— Вот и отдайте мне Марину Евгеньевну. Мне этого будет более чем достаточно.
— Ну да, — опечалился вдруг Геннадий Александрович. — А то я не вижу, как она на тебя смотрит. Ты же ее, черт вихрастый, если не к себе в бар переманишь, то в декрет уведешь.
— Так ей пора бы уже. Дальше для нее наступит возраст риска.
Вот ведь нахал, — в досаде хлопнул ладонью по столу Быков. — Но, как говориться, бог в помощь. Ей уже действительно пора… А ты, Марина, чего все молчишь? Они говорили обо мне так, словно меня здесь не было и, я ничего умнее не могла придумать, как пожать плечами.
Правильно, что молчит. Сейчас мы пойдем к Марине Евгеньевне в кабинет и там обговорим все детали, — заявил Сеня, не глядя не меня. А у меня по коже пробежали мурашки. В его словах, я услышала некий потаенный смысл и скрытое нетерпение, понятный только нам обоим. На столе зазвонил телефон. Геннадий Александрович поднял трубку, показав нам рукой, что ему не до нас, и мы можем идти. Мы вышли и в полном молчании направились в сторону моего кабинета: я впереди, Сеня за мной. Спиной я чувствовала его взгляд. При моем появлении, Светлана оторвалась от компьютера, и открыла было рот, чтобы что-то сказать, но увидев Сеню, передумала.
— Ни с кем не соединять… меня ни для кого нет…
— Хорошо, — успела она, бросить нам вслед. Я влетела в кабинет, Сеня за мной, захлопнув за собой дверь.
— Как ты здесь оказался? Как узнал? Что все это значит?
— Полегче, полегче, — тихо засмеялся Сеня, подходя ко мне. — Я же не могу сразу ответить на все твои вопросы. Когда я очутилась в его руках, он, зарывшись лицом в мои волосы, прошептал:
— Черт, мне так плохо без тебя… — и нетерпеливо поцеловал меня.
— И поэтому ты здесь? — отстранившись, недоверчиво посмотрела я не него.
— Конечно.
— Сеня…
— Ну, ладно, — нехотя уступил он, поцеловав меня в макушку, прижимая к себе. — Я очень соскучился по тебе. Ни о чем не мог думать. Позвонил Людке, чтобы начала отрабатывать все те дни, что задолжала мне, послонялся по квартире и пошел к тебе на работу. Думал, хоть в приемной у тебя посижу — все ж ближе. Только на входе меня ваши вертухаи тормознули: к кому? Да по какому делу? Ну, я и сказал, что к родственнице пришел, к Вике. Вызвали Вику. Ваш родственник? — спрашивают. Она молодец, врубилась с пол-оборота: о Сеня! Хорошо, что зашел? Я уж думала, что ты забыл о своем обещании. Ну, меня и пропустили, а Вика провела к твоему кабинету, заявив твоей секретарше, что я по делу. Свете твоей не до этого было: ей секретарша твоего босса названивала, что мол, этот гад, Родион — топит тебя. Я тут же проявляю заинтересованность и узнаю от возмущенной Светы, что этот козел замутил все из-за того, что ты отказалась стать его любовницей. Не дергайся, это оказывается здесь всем известно. Понятно, если ты являешься для заказчика и поставщика гарантом, что ни тот, ни другой тебя не кинет, то в эту самую минуту Родион элементарно «кидал» тебя и вашу фирму заодно. Тогда я по мобиле связываюсь со своей конторой, сажусь в тачку и гоню туда. Там мне готовят нужные документы, о которых мне тут же по мобиле надиктовала Света и с ними, мчусь обратно сюда. Оказалось, вовремя. Так, что твоей Свете от меня причитается огромный торт.
— Но договор с вашей фирмой, он…
— Все имеет юридическую силу, и с этого дня ты работаешь на меня. Понятно?
— И ты, правда, являешься совладельцем «У корны»?
— Правда, — пробормотал Сеня, прижимаясь губами к моей шее и подталкивая меня к столу.
— Погоди… — слабо сопротивляясь, я уже полностью подчинилась ему. — Что это за разговоры с Быковым о моем декрете. Вот это не на шутку завело Сеню, отбросившего всякую сдержанность и осторожность. И все же безраздельно отдавшись его страстности, я, словно из далека, ловила звуки и движения за дверями кабинета: как Светлана односложно кому-то отвечала по телефону, как кто-то вошел в приемную и тут же вышел, как Светлана включила принтер. Его ритмичный стук все нарастал, становясь чаще и громче, пока не заглушил собой все. Я же испытав сильное потрясение, никак не могла прийти в себя.
— Тише… родная, тише… — шептал Сеня, уткнувшись в мое плечо, и стиснув меня, глухо застонал. Негромкий стук в дверь оглушил нас, словно звук разорвавшейся бомбы. Одним прыжком, Сеня очутился возле окна. Я же сползая со стола, окорябала поясницу. Пока мы с лихорадочной, бестолковой поспешностью приводили себя в порядок, за дверью терпеливо ждали. Юркнув на свое место за столом, я пригласила войти. Появившаяся в дверях Светлана, доложила, что звонил поставщик и просил срочно связаться с ним. Я кивнула, с трудом вникая в ее слова — сидеть в кресле без плавок было несколько… странно. К тому же я видела, что мой слишком деловой вид не обманул Светлану, как и вид Сени, с нарочитым вниманием читавшего газету, которую впопыхах прихватил с моего стола. Слишком явственно ощущалась аура чувственности, что витала здесь.
— Светлана, посмотри, сколько у нас зарегистрировано по городу баров.
— Баров? — удивилась Светлана, перестав с тонкой, все понимающей улыбкой разглядывать нас.
— Да.
— Хорошо. Она ушла, кажется заинтригованная еще больше, а я, подцепив носком туфли свои плавочки, что второпях запихнула под стол, подтащила их поближе к себе и подняла.
— Ты мне так и не объяснил, что означают твои слова о моем декрете? Сеня оторвался от газеты.
— Они означают лишь то, что мы рожаем ребенка. Тянуть с этим делом нельзя. Я читал, что роды у женщин за тридцать относятся к категории риска.
— О чем ты говоришь? Ребенок? Ты ведь даже не закончил учебу.
— Я успею защититься, пока ты будешь носить нашего ребенка.
— Сеня, я стара для тебя и для того, чтобы поднимать его, — тихо произнесла я. Я должна была это сказать, как бы трудно мне ни было открыть рот и произнести эти слова. Вся моя воля ушла на то, чтобы посметь отказаться от него и от того, что он предлагал мне: от его любви, от счастья быть с ним, быть его женой и матерью его детей… Я сама себя приговаривала к долгой мучительной казни — жить без него. И с обреченностью ждала его ответа, как приговора.
— А я на что? Ты меня удивляешь! — рассердился он. — Справимся. Выбрось из головы всю эту чепуху. Лучше прочти вот это. Он положил передо мной газету, показав, где именно я должна читать. В уже знакомой мне колонке криминальных новостей сообщалось, что ранним утром, на выезде из города, на обочине дороги, был обнаружен труп мужчины, некоего Трофима Яковлевича Кочергина, работавшим охранником на автомобильной стоянке, убитого выстрелом в затылок. Перед смертью его руки, по-видимому, были скованы наручниками, так как на его запястьях остались следы от них.
По делу об убийстве Кочергина задержан основной подозреваемый, старший сержант полиции Кубышкин С.Ф., признавшийся в содеянном преступлении. Кубышкин вину свою не отрицает, но не раскаивается. Хотя виновный в свершении тяжкого преступления утверждает, что действовал один, следствие располагает данными, что он имел сообщников из числа своих сослуживцев.