— Дело не в магазинчике, Родион, — я взяла у него пакет, который он держал на пальце, отстранив от себя подальше, — а в том, что ты не сумел достойно принять шутку этого мальчишки.

Мне не в чем было оправдываться перед ним.

— Прекрасно. Видимо, разговора у нас с тобой сегодня не получиться, — холодно отрезал он.

— Не получиться, — согласилась я.

Повернулась и пошла от него прочь. Ему, все-таки, удалось навязать мне чувство вины. Обида и досада давили, выжимая из глаз предательские слезы. Ну сколько же можно быть сильной? Я шагала по тротуару с пакетом в одной руке и с пригоршней денег в другой, пока не догадалась ссыпать ее в пакет.

Впереди меня брела женщина в застиранной футболке, и я поспешила догнать ее. Она встревожено обернулась на стук моих каблуков.

— Постойте, — попросила я, когда женщина, прибавив шаг, свернула было в подворотню.

Она послушно остановилась, с подозрением глядя на меня.

— Возьмите вот это, — я протянула ей свою визитку. — Завтра с утра придете по указанному в ней адресу, — длинным ногтем я очертила его на визитке. — Попросите охрану проводить вас в отдел кадров. Вам ведь нужна работа?

Женщина недоверчиво и печально смотрела на меня.

— Не забудьте паспорт, — напомнила я.

— Так ведь мой-то его пропил, — всхлипнула она. Робкая надежда, появившаяся было на ее лице, угасла и она протянула мне визитку обратно. — А то разве я бедствовала да побиралась?

Визитку я не взяла, а отдала ей пакетик с хлебом, ватными дисками, дорогими сигаретами и звякавшими на его дне, деньгами.

— Тогда возьмите с собой те документы, что у вас имеются. Попробуем восстановить ваш паспорт.

— Я уже пробовала, а в милиции мне одно говорят, что я, мол, беженка, выдающая себя за саму себя. И все намекают, что б денег дала, а где у меня деньги, если сама с детьми с голоду подыхаю. Я же не обманываю…

— Хорошо, — перебила я ее, чувствуя, что она уже готова к слезной исповеди, выслушивать которую у меня не было никакого настроения. — Соберите все документы, что у вас имеются, и завтра с утра в отделе кадров посмотрим, что можно будет сделать.

Я отвернулась и быстро ушла, пресекая с ее стороны всякую попытку благодарить меня. Благодарить, пока, еще было не за что.

Этой ночью мне опять приснился обычный кошмар. Он всегда начинался одинаково: я лежу на холодном сыром асфальте, не в силах не то что подняться, а даже шевельнуться, при этом понимая, что если сейчас же не встану, то погибну. Мой взгляд упирается в потрескавшийся кирпич и выщербленную плитку, которой выложен фундамент какого-то развалившегося, нежилого дома. Откуда я уверена, что он нежилой, не знаю. Слышу приближающиеся ко мне неторопливые шаги, понимая, что обречена. Шаги останавливаются возле меня и кто-то, тяжело дыша, наклоняется ко мне. Тогда я вскакиваю в постели в холодном поту и потом уже не могу ни успокоится, ни заснуть.

И на этот раз, очнувшись от кошмара, я вскочила с сильно колотящимся сердцем, и зная, что уже ни за что не усну, переместилась из спальни на кухню. Часы показывали четыре утра. Я сварила кофе и, устроившись на угловом диванчике за столом, принялась пить его мелкими глотками, глядя в окно. В доме напротив светились два окна. Кому-то тоже не спалось в такую рань. Темную громаду дома снизу доверху, ровными стежками, прошивала вереница слабо освещенных подъездных окон.

Как всегда после кошмара, я принялась раздумывать о возможной связи этого сна и моей неспособностью ответить на мужскую страсть, хотя никакой связи не замечала. Что общего могло быть между тем, что я валяюсь где-то на асфальте и тем, что испытываю панику от невинных ласк любимого человека. Хотя интуитивно чувствовала здесь тесную связь и поэтому раз за разом задавала себе один и тот же вопрос: почему один и тот же сон снится мне регулярно?

По-моему, давно пора было прекращать с подобными ночными бдениями и вплотную заняться этой проблемой, обратившись к специалистам. Но их методы не давали мне уверенности в конечном результате. Начнут они с того, что переворошат мое прошлое, а его у меня почти нет. Было беззаботное детство, примерная юность и усидчивое студенчество, была успешная карьера молодого специалиста и, наконец, есть женщина все больше осознающая себя глубоко несчастной.

Кофе был давно выпит и я, сложив руки на груди, начала мерить кухню шагами. И ведь то, что со мной происходит не зацикленность на моей фригидности, а настоящая патология, противоречащая природе. Я остановилась, нахмурившись: о чем я сейчас думала? О сне или о моих отношениях с мужчинами? Я запуталась. Мне нужна помощь. Одна я не справлюсь. Родион? О чем он хотел со мной поговорить? Явно, о нашем, так и не состоявшемся свидании и если я расскажу ему все, как он поступит? Поверит, утешит или просто уйдет? Чем он сможет помочь? Легче всего помогать, когда твоя помощь не потребует от тебя ни усилий, ни лишних хлопот — подал милостыньку и все, твоя совесть чиста. Но биться до конца над чужой проблемой, тратя свое время и нервы…

Не много ли я требую от Родиона? Но ведь я хочу дать ему именно то, чего он добивается. Если бы только он знал, что ломится в открытую дверь. Я опять загадала, что если после нашей ссоры, Родион объявится вновь, то предельно честно объясню ему причину своего вчерашнего поведения, как бы сумбурно это не звучало. Если он согласиться подождать меня, если поверит, я пройду всех специалистов, приму любое лечение, ради него, ради нас.

Сварив еще кофе, я позавтракала и начала собираться на работу. После утреннего совещания у Быкова, меня отыскала Света. Оказывается, уже два раза звонили из отдела кадров с вопросом, имею ли я какое-то отношение к некой странной особе, что явилась устраиваться на работу, предъявив мою визитку. Я позвонила в отдел кадров и сказала, что эту женщину рекомендую на ставку уборщицы.

— С чего вы взяли, что у нас имеется ставка уборщицы? — иронично поинтересовался зав. отделом кадров.

— Мне известно, что еще месяц назад у нас была свободная ставка уборщицы, а новой уборщицы, я пока что не вижу.

— Мы не берем людей с улицы, — последовал ответ. — У нас все-таки не какой-то там овощной ларек…

— Что значит с улицы? Этот человек пришел по моей рекомендации, — Света начала делать мне какие-то знаки. — Ну как, Владислав Анатольевич, увижу я свою протеже с завтрашнего утра на работе?

— У нее нет паспорта, — сухо заметил зав. отделом кадров. — Вы в курсе?

— Разумеется. Но пока Света занимается его восстановлением, можно оформить ее на работу по имеющимся у нее документам временно, хотя бы на три дня.

— Мы не нанимаем временных сотрудников, — и Владимир Антонович положил трубку.

— В чем дело, Света? — спросила я, повернувшись к своему секретарю.

— Ох, Марина Евгеньевна, вы разворошили осиное гнездо. Ведь эта, якобы, свободная ставка уборщицы, на самом деле давно занята. И знаете кем? Тещей нашего незаменимого Поппи, — торопливо сообщила вездесущая Светлана.

Меня охватило раздражение. Опять этот мозгляк Поппи! С другой стороны, стоило ли связываться с этим гаденышем из-за неудачницы, о которой я ничего не знаю, кроме того, что она сама о себе рассказала.

— Я ни разу не видела, чтобы его теща убирала холл или кабинеты в нашем заведении.

— Она просто числиться.

— То есть получает деньги за здорово живешь?

Света кивнула и добавила:

— В выходные и праздники холл убирает тетя Галя.

Господи, когда же она отдыхает, эта тетя Галя? Эта добродушная и простая женщина каждое утро мыла наши кабинеты и места общего пользования. Теперь, выходит, она работает еще и в выходные, убирая холл.

— Галина Викторовна получает за это доплату? — начиная злиться, спросила я.

— Сущий мизер. Вы же знаете, она тянет всю семью и согласна подработать за любую копейку.

— Кто-нибудь в курсе этого безобразия?

— Да все! Ну, а что мы можем сделать? Вы ведь знаете, что с Поппи бесполезно связываться.