Изя нетерпеливо перебирал копытами в ожидании, когда же, наконец, хозяйка обратит внимание самого классного чувака среди всех этих дядек. И тут же привычно кинулся в меня образом — сердитый Марко, со всей дури молотящий дерево около конюшни. «У тебя, мой хороший, просто ужасно глупая хозяйка. Делай на это скидку, хорошо?». Ответом мне послужило полное недоумение, поскольку арс никак не мог связать воедино парня, по неясной причине столь сильно осерчавшего на деревце, и умственные способности своей хозяйки. Зато он почему-то умудрился свести в один образ расстроенное лицо Райна и меня, в совершенно нетрезвом виде, отплясывающую Кан-кан посередине двора в общей сцепке с десятком охранников обоза. Нет, я больше не желаю знать никаких подробностей, и жмень этот подлый в рот мой больше ни ногой!

Я оглянулась на мага, уже сидевшего на Летящем. По нему нельзя было догадаться, в каком он пребывает настроении и о чем вообще думает. Постаралась принять такой же независимый вид. Изя с неподдельной радостью стал транслировать мой нахохлившийся, помятый вид. М-да… Сдулась и дала команду занять положение для посадки своей важной персоны в седло.

Поскольку выехали мы намного позже обычного, то было необходимо наверстать упущенное за счет увеличения скорости передвижения. Чем дальше к югу уводила нас дорога, тем более разнообразной становилась природа. Растения удивляли обилием плодов невообразимого цвета (и ведь никто не собирал их в корзинки, не вгрызался в их аппетитную мякоть зубами, вся эта роскошь радовала глаз, но была противопоказана желудку), формами листьев, изгибами стволов. Осень и здесь постепенно вступала в свои права, уже не было той жары, как в начале нашего путешествия, но температура была на редкость комфортной. Как я поняла особой зимы на Лидии и не бывает, поскольку светила не дают остывать поверхности земли. Они просто притушивают свой свет, словно отдыхая перед очередным сезоном созревания, чтобы потом с новыми силами трогать жителей этого мира своими разгоряченными ладонями.

Благодаря лечению чувствовала я себя хорошо, но только физически, так как угрызения совести от меня никуда не делись. Две широкие спины, маячившие в разной степени удаленности, но как назло, впереди (прям, сговорились), казалось всю дорогу выражали молчаливый укор. Одна спина, натянутая, напряженная, сообщала о своей обиде, напрасной надежде, она даже злилась на бедную Асю, изредка передергивая плечами. Другая, расслабленная, чуть сгорбленная, демонстрировала бездну разочарования, сочилась горечью и еще какой-то неопознанной мной эмоцией. Мне хотелось подъехать к этим разговорчивым спинам. Одну пощекотать, так чтобы она расслабилась, чтобы вновь стала беззаботной и по-детски порывистой. К другой хотелось прижать ладонь, где-то там между лопаток (где раскинулись крылья, увы, не способные поднять его ввысь), забрать себе хотя бы часть непомерного груза ответственности, который она взвалила на себя, забрать сомнения и неуверенность, запрятанную глубоко внутри. Да что там… Мне просто хотелось прильнуть к этой спине, задрать вверх мешающую одежду и прирасти к коже кожей, к душе душой. Но я ничего этого не сделала…, продолжала молча ехать и давиться стыдом, вязнувшим на зубах.

На привале, который Вал устроил у небольшого озерца на поляне, специально вырубленной для подобных стоянок еще несколько лет назад, я попыталась поговорить с Марко, но мне достался только рассерженный взгляд и, брошенное через зубы, «Отойди!».

Я понимала, что все это вполне заслуженно, но легче от этой мысли не становилось. Кажется, все окружающие (которые по идее должны были заниматься приготовлением пищи, проверкой повозок и прочими незатейливыми радостями отдыха, но реально исподтишка наблюдали за перипетиями наших отношений с Марко) заметили, как меня отшили. Положительных впечатлений, как вы понимаете, мне это не добавило.

На плечо легла тяжелая ладонь. Вал приобнял меня и увлек в сторону от любопытных ушей.

— Не торопись, дочка. Дай ему время, — лицо, покрытое сеткой глубоких морщинок и мудростью, прожитых лет, смотрело на меня с сочувствием. — Он в таком возрасте, когда каждое увлечение кажется самым сильным и непременно на всю жизнь. Идеалист и романтик, ребенок, который привык, что его просто не могут не любить. Ему трудно смириться с тем, что в жизни не все дается сразу и легко. Он усвоит этот урок, переживет его и пойдет дальше. Только не спеши, жди, когда он даст знак, что готов принять твой выбор.

— Если бы вы знали, какой виноватой я себя чувствую за то, что позволила себе такое поведение, — покаялась я.

— Да знаю я. Ты же, как раскрытая книга, вся наружу, на излом, — Вал по-отечески потрепал меня по щеке шершавой ладонью.

— Это что, настолько плохо?

— Это хорошо, потому что искренность — это то, что я больше всего ценю в друзьях. Это плохо, потому что ты все пропускаешь через сердце, а оно может не выдержать такого не бережного отношения. Раны рубцуются, рубцы черствеют. Мне бы не хотелось, чтобы ты зачерствела, Асиена. Учись отстраняться, не прогорать дотла каждый раз, и тогда тот свет, который привлекает в тебе, сохранится.

Мы вернулись на поляну, где Райн уже разложил на полотенце наш не хитрый обед. Мне под нос подвинули баночку с подозрительным содержимым, со словами:

— Я знаю, ты такое любишь.

Оглядела содержимое, понюхала, было похоже на йогурт. Рискнула попробовать. Ммм…, я и не представляла, как соскучилась по привычной, земной еде. Сливочный. Блаженно прикрыла глаза, смакуя каждую ложку. Удивительно, но на Лидии до этого момента, я не встречала ничего похожего на кисломолочную продукцию. Молоко было, сыр тоже, а вот этого не попадалось.

— Откуда это?

— Попросил у Гмырха, — сообщили мне, задумчиво изучая строение бутерброда. Я тоже поизучала. Ну, за компанию. Ничего особенного, хлеб, какая-то зелень, мясо. И странное смущение на лице.

— Просто взял и попросил? — решила я внести ясность.

— Да, взял и попросил.

— А раньше чего не просил?

— Просил, — изучение бутерброда продолжалось. — Раньше не было нужных ингредиентов.

— Так это… что ли специально для меня приготовили? — не удалось мне скрыть свое удивление. Райн бросил недоеденную еду на полотенце и поднялся, отряхивая брюки от упавших листьев.

— Ну, да… специально.

— Кухарка или сам Гмырх? — вы спросите чего я до мужика докопалась? А я вам отвечу. Если б не это его странное смущение, я бы об этом даже не задумалась. Но тут! Моя женская интуиция, если такая вообще существует в природе, буквально кричала, что дело тут не чисто. Маг молча собирал вещи в седельные сумки, все более усугубляя мои подозрения. — Так кто приготовил-то? Рааайн?

— Я приготовил! — гаркнул на меня учитель, так, что я даже подскочила от неожиданности. Мамочка дорогая! Для меня… впервые… любимый мужчина приготовил еду! А-ааа! Каких огромных усилий мне стоило не показать своих чувств, вы даже не представляете, но справилась.

Райн, после этой вспышки поспешил ретироваться к арсам, но далеко отойти не успел. Воздух рядом с деревом начал искажаться, образуя воронку, из которой вылетел небольшой предмет, внешне напоминавший кусок прозрачного стекла, и упал под ноги к магу. Кажется, Лесс решил напомнить о своем существовании. Учитель, наклонился за кристаллом и сжал его в свободной руке. Когда облачко всосалось в ладонь, я обратила внимание, как резко заострилось лицо Райна, нахмурились брови, а губы вытянулись тонкой нитью. Невольно его глаза метнулись ко мне и тут же сразу спрятались под прикрытыми веками, но я успела заметить мелькнувший в них страх. Страх за меня…

Судя по решимости, которая сразу воссияла на физиономии этого товарища, после военного совета, состоявщегося в этой мудрейшей голове, одну, небезызвестную вам особу, решили оградить от поступившей информации. Но особа мириться с подобным положением дел не собиралась, тем более, если полученные новости действительно касались ее безопасности. Маг стал удаляться от меня, делая вид, что прогуливается. Это с такой-то скоростью!