Кораблей было и не так уж много. Приказы, отданные с целью укрепить флоты, противостоявшие Мерсейе, сильно подорвали мощь эскадры сектора. Огорчительно большое число кораблей перешло на сторону Мак-Кормака. Из сохранивших верность многие остались, чтобы прикрыть, а вернее, держать в блокаде ключевые планеты. Предполагалось, что силы мятежников равны трем четвертям сил адмирала Пиккенса, двигавшихся на Вергилий. С учетом ракет с ядерными боеголовками и боевых лучей подобные расчеты имеют меньше смысла, чем кажется невеждам. Прорыв всего лишь одной ракеты сквозь линии защиты способен вывести из строя или уничтожить целый космический корабль.

По этой причине Пиккенс вел свой флот осторожно, фланги его главных сил охранялись роем разведывательных судов. Его самые быстрые корабли могли прибыть к месту назначения через полтора дня, а самые медлительные — за вдвое больший срок. Он же отвел на сближение пять суток, ибо не забыл ловушку, подстроенную его бывшим начальником для валдотарианских корсаров.

А на мостике «Азиенны» Доминик Флэндри, сидя в своем капитанском кресле, наклонился вперед и приказал пилоту:

— Двадцать градусов по оси икс, четыре градуса по оси игрек, значение зет — три тысячи. Достичь крейсерской псевдоскорости.

— Есть, сэр. — Пилот повторил приказ и ввел программу в компьютер, контролировавший действия гипердвигателя.

Флэндри внимательно всматривался в консоль, находившуюся перед ним, где шла обработка гораздо более сложных данных, чем у пилота, и наконец решился задать вопрос:

— Ты можешь держать этот курс, гражданин Ровиан?

На самом же деле он спрашивал своего первого помощника, выполняется ли тот маневр, который они спланировали раньше, — тащиться за флотом, чтобы вибрации двигателя эсминца тонули в волне излучений двигателей остальной эскадры; это в свою очередь должно было затруднить действия преследователей. Оба знали, оба прекрасно знали, что ритуал, демонстрирующий непогрешимость капитана, должен быть обязательно соблюден. Ровиан бегло оглядел приборную доску и совершенно спокойно ответил:

— Конечно, сэр.

Тогда Флэндри включил канал общей связи.

— Слушать всем, — произнес он негромко. — Капитан обращается к офицерам и команде. Вы все знаете, что наш корабль выполняет особое задание, в высшей степени секретное и исключительно важное. Мы почти завершили его. Для окончательного успеха нам требуется соблюдать полное молчание коммуникационных систем. Никакие сообщения извне не могут быть приняты никем, кроме лейтенанта-коммандер Ровиана и меня, и ни одно не может быть передано без моего личного письменного разрешения. В условиях, когда измена проникла даже во Флот его величества, необходимо быть настороже в ожидании провокационных выпадов и обманных маневров. — (Хорошенький образчик казуистики? — внутренне ухмыльнулся он.) — Приказываю офицеру-связисту произвести соответствующее переключение каналов связи. Выполняйте.

Флэндри отключился. Его взгляд скользнул по изображению неба на экранах рубки. На них не было видно ни единого корабля. Самые крупные из них уже исчезли в необозримости космоса и их можно было отыскать лишь с помощью специальных инструментов или совершенно эзотерических вычислений. Звезды их игнорировали — отчужденные от войн и болезней жизни, они были бессмертны… Нет, даже не то… Их подстерегала в будущем своя собственная Долгая Ночь.

— Внешняя связь переключена, сэр, — сообщил Ровиан, взглянув на главную консоль. Флэндри надел наушники. Каждый входящий сигнал теперь поступал прямо к нему, и только к нему.

— Прими командование. — Флэндри встал. — Я пойду допрашивать арестованную. Когда наступит время менять вектор, немедленно известить меня, но при срочной необходимости меня не ждать.

На самом же деле он сказал Ровиану совсем другое: следи за передачами; Снелунд обязательно взвоет, как только узнает о том, что произошло. Если к этому времени мы уже будем в гиперпространственном прыжке, он, возможно, пошлет за нами погоню. Так или иначе, он потребует нашего возвращения, и, боюсь, адмирал Пиккенс может ему подчиниться. Возникнет весьма пикантная ситуация. И в тот момент, когда нам покажется, что она наступает, нам следует рвать когти и удирать ко всем чертям. Мне легче доказать, предъявив корабельный журнал, что мы не получали приказа Пиккенса, нежели пытаться убедить военный суд, что я был вправе его игнорировать.

Этот код был известен только им двоим. Возможно, что парни, ходившие с первым помощником во дворец, тоже кой о чем догадались, но это значения не имело. Ребята были крутые и рот на замке держать умели. А после всего, чего они насмотрелись за время путешествия с Терры, они с радостью сделали бы посильную пакость его превосходительству.

— Есть, сэр, — отозвался Ровиан.

Флэндри спустился по трапу и прошел гулким коридором к своей каюте. Звонка на двери не было, и он постучал.

— Кто там?

Голос, донесшийся через тонкую переборку, был хрипловатым контральто с легким акцентом, страшно усталым и начисто лишенным эмоциональной окраски.

— Капитан, миледи. Разрешите войти?

— Помешать вам не могу.

Флэндри ступил через порог и прикрыл за собой дверь. В его каюте хватало места для койки, письменного стола, стула, шкафа, нескольких полок и ящиков. За занавеской находились раковина, туалет и душ. Притащить сюда какие-то личные пожитки у него возможностей не было. Шум, вибрации и масляно-электрический запах заметно украшали атмосферу.

Флэндри никогда не видел фотографий Кэтрин Мак-Кормак. Поэтому все в каюте внезапно перестало для него существовать. Позже он предположил, что, должно быть, отвесил ей глубокий придворный поклон, так как фуражка оказалась у него в руке, но наверняка ничего вспомнить не смог.

Она была старше Флэндри на пять стандартных лет, это он знал, как знал и то, что по меркам Терры красоткой она не считалась. Ее фигура казалась слишком высокой, слишком широкоплечей, грудь слишком пышной, а мышцы под еще сохранившей, несмотря на длительное заключение, загар кожей слишком твердыми. Лицо было широковато: большое расстояние между высокими скулами, между пылающими глазами (испещренные золотыми брызгами зеленые глаза под черными густыми бровями), широкий крепкий нос, пышный рот и сильный подбородок. Волосы, подстриженные ниже ушей, густые и волнистые, цветом напоминали янтарь с отсветами золота и меди. Кэтрин была одета в короткое перламутрового оттенка платье и почти хрустально-прозрачные туфельки, в которых ее взяли из дворца.

«Мама чем-то была похожа на нее», — подумал Флэндри. Ему наконец удалось собраться с мыслями.

— Приветствую вас на борту, миледи. — Он чувствовал, что его улыбка выглядит не совсем уместной. — Разрешите мне представиться. — Он тут же это и сделал. — Всецело к вашим услугам, — закончил он и протянул руку.

Она свою не протянула — ни для пожатия, ни для поцелуя. Даже со стула не поднялась. Он видел черные круги вокруг глаз и черную глубину в глазах, видел провалы на щеках и легкую пыль веснушек.

— Добрый день, капитан. — Тон не был ни холодным, ни теплым. Он был никаким.

Флэндри опустил койку и сел на нее.

— Что я могу вам предложить? — спросил он. — У нас обычный набор напитков и наркотиков. — Он протянул ей свой портсигар. — А может быть, вам угодно перекусить?

— Ничего.

Он внимательно посмотрел на нее. «Перестань, сынок, валять дурака. Слишком уж долго ты хранил свое целомудрие. Она, конечно, красива и… — Тут он наконец сообразил, в чем заключается истина… — Ты, небось, думаешь о ее возможной доступности… после того, что с ней недавно было. Забудь. Оставь свои хищные замашки для врагов».

Он медленно выговорил:

— Вы не хотите принять гостеприимство от Империи? Я прав? Пожалуйста, будьте благоразумны, миледи. Вы же знаете, что для того, чтобы жить, надо питаться, что вы и делали в доме Снелунда. Почему бы не поесть и сейчас? Мои намерения отнюдь не обязательно противоречат вашим интересам. Я доставил вас сюда, несмотря на сопряженный с этим риск, чтобы обсудить с вами ряд серьезных вопросов.