Однажды вечером мы сидели с Эльвиной на нашей любимой скамейке, а Борис стоял поодаль возле яблони, не сводя с девушки ревнивых глаз.
- Что будет парень скучать, - подумал я, - пусть пообщается с нами, и Эльвине будет веселее.
Её удручённый вид меня очень беспокоил. В последнее время она замкнулась в себе и при встречах со мной больше молчала.
- Может, общение с молодым человеком как-то отвлечёт девушку от плохих мыслей, развеселит её, - думал я, совсем забывая о себе, о своих чувствах к ней.
Лишь бы было хорошо ей, моей Эльвине. Но скоро я очень об этом пожалел. Сначала мы ходили или сидели на скамейке втроём – Эльвина посредине, а мы по краям. Заводил разговор о каких-нибудь пустяках, как всегда, я. Эльвина поддерживала меня, а Борис молчал. А если мы обращались к нему, он краснел, как девушка, путался в словах и замолкал. Парень очень стеснялся, и, боясь быть застигнутым врасплох, тщетно подыскивал ответ из своего скудного речевого запаса. Эльвина тоже смущалась, не знала, о чём с ним говорить и как вовлечь его в нашу беседу. В общем, разговор втроём не клеился.
Постепенно они привыкли друг к другу, и однажды я увидел их вместе на нашей любимой скамейке. Борис что-то говорил, разводя в стороны свои огромные ручищи, а Эльвина смеялась каким-то неестественным смехом. Я стоял на крыльце, но они не видели меня. Им было хорошо вдвоём, и это почему-то меня задело. В то же время я задавал себе вопрос:
- Разве не ты познакомил их, чтобы ей было хорошо и весело?
С этого дня я уже не мог спать спокойно.
С некоторых пор Борис-лежебока вдруг превратился в шустрого, предприимчивого парня. Чтобы увидеть Эльвину и остаться с ней наедине, он вставал раньше меня, и, не говоря ни слова, бежал во двор. Назначал он девушке свидания или просто подкарауливал, когда она выйдет из корпуса, я не знал. Но я разгадал его политику и тоже стал так делать, стараясь утром раньше проснуться и опередить его. Что мне было делать, если я уже не мог видеть их вдвоём. Эльвина обо всём догадывалась и от души смеялась, когда видела нас, идущих друг за другом к ней навстречу.
С некоторых пор в общении с Борисом девушка взяла моду над ним подсмеиваться. Раскусив в парне незадачливого собеседника, она прямо потешалась над ним, над его засорённой речью. Видя, что в разговоре Борис мучается и с трудом подбирает слова, она однажды бухнула ему с насмешкой:
- Ты говоришь, как воз в гору тянешь.
Парень стал красным, как помидор, но ничего не сказал в ответ. В глубине души я был рад, что она так его огорошила.
- Метко сказала, молодец! Может, задумается о том, что учиться дальше надо.
Не помню, о чём мы говорили однажды вечером, только Эльвина назвала Бориса геологом.
- Почему? – спросил он её, как ученик спрашивает своего учителя.
- Как почему? – с издевкой ответила девушка. – Сколько ты уже сумел найти полезных ископаемых в своём мозгу?
Борис понял, что она имела ввиду, и не рассердился. Он был безобидным парнем, и Эльвина чувствовала себя с ним легко. Её забавляло, что он терпит её шуточки, и краснеет перед ней, как девушка. А парень простодушно радовался, что сумел развеселить её, и открыто любовался девичьим личиком, на котором играли соблазнительные ямочки, придавая её облику особую прелесть.
Эльвина не говорила с парнем о серьёзных вещах, всё больше шутила и кокетничала, чего раньше я в ней не замечал. Молодые люди хохотали по всякому поводу, а я раздражался и завидовал их молодости, когда смеются просто от того, что смеяться хочется.
Мы с Эльвиной прекрасно понимали друг друга, но во мне не было того молодого задора, какой был у Бориса. Мы с ним были совершенно разные люди, но прекрасно дополняли друг друга. И это, по-моему, устраивало девушку.
Однажды, глядя Борису в глаза, Эльвина, смеясь, сказала, что у него глаза, как у сиамского кота. Был ли это комплимент или очередная шутка, непонятно, только парень на этот раз нашёлся, что ей ответить.
- Пойду, - сказал он, - ловить мышей.
С тех пор мы за глаза прозвали его сиамским котом.
Как-то раз они так веселились, что Эльвина, будто, совсем забыла обо мне. Она не сводила глаз с «сиамского кота», разговаривала только с ним, не обращая на меня внимания. Я очень обиделся, и сказал себе:
- Видно, я здесь лишний. Не пора ли оставить их вдвоём? Сейчас или никогда!
Я ушёл незаметно, раздираемый беспощадным чувством ревности. Уходя, мне очень хотелось, чтобы меня вернули, но этого не произошло.
Лёжа в постели, я размышлял над тем, что такое любовь. Многие люди, как и я, пытаются найти ответ на этот вопрос и не могут. В одном я был уверен, что если ты любишь по-настоящему, то надо делать так, чтобы любимый человек был счастлив с тобой или с другим, не имеет значения. И как ни тяжело мне было, я решил для себя:
- Если ей хорошо с ним, то пусть она будет счастлива!