Глава 17

На следующий день я узнал, что Бориса направляют в санаторий на дальнейшее лечение. Другой бы на его месте обрадовался такому счастью (трудно было тогда с путёвками), а он, как узнал, страшно расстроился. До самого вечера ходил, как в воду опущенный. На беду, Эльвина не выходила из палаты, после встречи с матерью никак не могла придти в себя. Пойти в женскую палату попрощаться Борис не решался, а попросить кого-нибудь вызвать девушку ума не хватало. Всю ночь так и промаялся, вздыхая и ворочаясь на своей постели.

Проснувшись рано утром, я увидел его сидящим на кровати. Парень не спал всю ночь, побледнел и осунулся. В душе, конечно, я был рад, что он уезжает: никто теперь не будет мне мешать встречаться с Эльвиной. Но, несмотря на это, мне всё-таки было его по-человечески жаль. После обхода врача я сходил к Эльвине в палату и сообщил ей об отъезде Бориса. Девушка расстроилась, поблагодарила меня и поспешила к нему. В окошко я видел, как они прощались на любимой нашей скамейке. Был прохладный день. Борис натянул халат на плечи девушки, прижал её к себе и, наклонившись к ней, что-то шептал на ушко. Я понимал, что нехорошо подглядывать за ними, но ревностное чувство даже в этот момент не оставляло меня.

Перед выходом из палаты Борис попрощался с больными и зачем-то заправил койку, будто собирался вернуться назад. Я пожелал ему скорейшего выздоровления и протянул руку, но он сердито дёрнулся и закрыл дверь перед моим носом. Мне стало как-то не по себе, ведь я ни в чём перед ним не виноват. В общем-то, он был неплохим человеком. И, если посмотреть правде в глаза, он старался, чтобы девушке было хорошо. После обеда Эльвина пошла провожать его до ворот, а я остался ждать её на нашей скамейке. Когда она вернулась, личико её было печальное, а глаза подозрительно блестели.

- Сядь, Эльвинушка, успокойся, - сказал я ласково, усаживая её рядом с собой.

Кутаясь в больничный халат, она сидела, скорчившись, глядя себе под ноги. Я дал ей время придти в себя и тоже молчал. Трудно было судить о её чувствах к Борису, но то, что он был ей дорог, сомнений не оставалось. Немало светлых дней провела она в его обществе и, конечно, привыкла к парню. Первым заговорил я - не хватило терпения молчать.

- Понимаю, - начал я осторожно, - ты любишь его, но подумай о себе, тебе нельзя так расстраиваться.

Эльвина резко подняла голову и посмотрела на меня с каким-то злым отчаянием.

- О, Боже, Боже! О какой любви ты говоришь! Замолчи сейчас же! – оборвала она меня сердито.

Я онемел от неожиданности и больше не мог выдавить из себя ни слова. Эльвина вскочила со скамейки и решительно пошла в палату. Я бросился за ней и схватил за руку, но она отдёрнула её и ушла.

- Эльвинушка, прости меня… ты… я…я…

- Успокоил, называется, - в отчаянии думал я, - лучше бы молчал.