С наступлением весны самочувствие моё ухудшилось. По ночам ныла простреленная грудь, душил кашель, и поднималась температура. Меня готовили к операции, и я всё реже появлялся во дворе. Чтобы не показаться Эльвине немощным и жалким, я запрятался от неё в глубине сада возле старой надломленной ограды. Уселся на прогнившую скамейку, чтобы подышать ароматным воздухом цветущих яблонь, но она нашла меня, знала, где искать.
- Вот вы где, - проговорила девушка, раздвигая кусты, - а я-то всю больницу обшарила.
Чувствуя разницу в возрасте, она не знала, как ко мне обращаться. По имени-отчеству – как-то очень официально при наших дружеских отношениях, по имени – язык у неё не поворачивался, а я не догадывался ей помочь.
- И чем мы тут занимаемся? – спросила девушка.
- Да вот мечтаю о небесных кренделях, - ответил я, приободрившись и усаживая её рядом с собой на скамейку.
Наверно я плохо выглядел, что Эльвина в разговоре со мной взяла инициативу в свои руки. Позднее я узнал, что девушка не только искала меня, но и справлялась о моём состоянии у больных из моей палаты.
- Я тоже общалась с небом, - проговорила она в том же шутливом тоне, - и представьте себе, начала писать стихи.
- Да ну! Поздравляю тебя, Эльвиночка, - сказал я, искренно радуясь за неё. – Прочитай мне что-нибудь, пожалуйста.
Девушка расцвела от ласкового обращения, немного смущённо помялась, но прочитала. Очень уж хотелось ей узнать моё мнение.
Росинка, росинка,
Ты словно слезинка,
В себя ты вмещаешь
Весь мир, что вокруг.
В тебе отражается
Солнца лучинка
И этот цветами
Заполненный луг.
- Здорово! – вырвалось у меня. – Молодец!
- Правда? – засмущалась она, краснея.
Девушке было приятно, что её стих мне понравился, и ещё от того, что ей удалось меня развеселить. Я это понимал и был очень благодарен ей в душе.
- До чего же тонкая натура, - думал я. - И как же она похожа на свою нежную росинку.
- А ещё, - сказала Эльвина с наигранным смехом, - я вздумала писать о любви.
И уловив живой интерес в моём лице, спросила:
- Рассмешить вас?
Я согласно покивал головой и легонько похлопал в ладоши, не сводя с неё восторженных глаз. Она отвернулась от меня и, глядя куда-то вдаль, прочитала негромко, но с большим чувством.
О, сердце, что ты ноешь беспощадно,
Терзаешь грудь ты ревностью пустой,
Ведь знаешь, что с другою безвозвратно
Он связан в своей жизни молодой.
Лицо её пылало от смущения. Глаза блестели, и было в них не только ожидание похвалы, но ещё и то, что нельзя высказать словами, но можно только почувствовать. От магнетизма её мимолётного взгляда у меня перехватило дыхание и сладко заныло в груди.
- Я не безразличен ей, - мелькнула догадка.
- Я ей нравлюсь, - стучало в мозгу.
- Смешно, не правда ли? Что молчите, смешно ведь? – добивалась Эльвина от меня ответа, удивлённая моей нерешительностью и смятением.
- Ничего смешного я в этом не вижу, - сказал я, собравшись с мыслями, - скорее… трагично.
- А вы любили когда-нибудь? – спросила девушка, состроив на лице безразличную мину.
- Было в пятом классе… в девочку с косичками, - сказал я смеясь.
- Я серьёзно вас спрашиваю, - обиделась Эльвина.
- Не знаю… наверно, нет, - ответил я искренно.
- Вы были на фронте? Неужели у вас не было девушки? – допытывалась она, недоверчиво глядя мне в глаза.
Она нервничала, теребила травинку, будто от моего ответа зависела её собственная судьба.
- Была у меня девушка, - медленно проговорил я, - жизнь она мне спасла, раненного вынесла с поля боя.
- Вы её любили? – продолжала она спрашивать с нескрываемым в глазах интересом.
- Ирина нравилась мне, - ответил я и с сожалением добавил, - а она меня любила… очень.
- И где же она теперь? – спросила Эльвина, не глядя в мою сторону, будто это было ей совершенно безразлично.
- Погибла, - сказал я и, тяжело вздохнув, добавил, - Ирина погибла героически.
- Жаль девушку, - сказала Эльвина и опустила глаза, в которых я успел прочитать не столько человеческого сожаления, сколько плохо скрываемой радости.
Это меня несколько покоробило. Пойми тут, пожалуй, женскую натуру!
Некоторое время мы молчали, а потом она снова меня спросила:
- А если б она жива была, вы бы женились на ней?
- Да, - сказал я искренно.
- Из чувства благодарности, что она вас спасла? – продолжала терзать меня Эльвина.
- А, по-твоему, этого мало? – спросил я сердито, - Ира была бы хорошей женой, мы подходили друг другу.
- Хорошо, что она умерла, - вдруг выпалила девушка, и лицо её покрылось красными пятнами.
- Это ужасно! Что ты говоришь? – закричал я, будто меня ошпарили кипятком.
Наверно, у меня было такое выражение лица, что Эльвина виновато потупилась и некоторое время молчала.
- Скажи, по какому праву ты лезешь ко мне в душу? – продолжал я возмущаться.
Подняв на меня печальные глаза, девушка серьёзно ответила:
- Ирина была бы несчастной женщиной, если б узнала, что вы её не любите.
Неожиданная мысль, что Эльвина была в чём-то права, помешала мне наговорить ей грубостей. Взглянув на неё, я увидел слёзы, будто речь шла не о погибшей девушке, а о ней самой. Несмотря на жестокость брошенных ею слов, я уловил удивительно тонкое понимание ею человеческой души. Эльвина словно пропускала чужую боль через себя, и она казалась её собственной.
- А я так не хочу! Не буду! – воскликнула она, распаляясь.
Я понимал, что девушке, жаждущей любви, не стоит говорить о том, что не всегда бывает так, как нам хочется. Жизнь диктует нам свои условия. Многие браки строятся на понимании, уважении и они, наверно, по-своему счастливы. Глядя на её, взволнованное от внутреннего напряжения, лицо, я говорил:
- Любовь – это божий дар, и не всех небо награждает таким подарком. Любовь – это счастье и в то же время большое испытание, боль и грусть.
- Нельзя представить цветов без аромата, птиц – без песен, а человека – без любви, - проговорила Эльвина, и в глазах её появилось выражение мягкой мечтательности.
- Надо ждать, верить, надеяться, и она придёт, - продолжил я философствовать. – Погасить в человеке эту надежду – значит потушить мечту о счастье.
- Стоит ли жить на свете без любви? – спросила она печально, и мне стало как-то не по себе, захотелось сменить тему разговора.
- Как хорошо, когда тебя понимают, - сказала она тихо и легонько дотронулась до моего плеча. Я взял её холодную дрожащую руку и прижал к своему сердцу.
- Вы… У вас сильно бьётся сердце, - прошептала она, заглядывая мне в лицо горящими глазами.
И всё было бы тогда прекрасно, если бы не это проклятое «Вы», которое вмиг остудило во мне пылкое желание смять её в своих объятьях.
Девушка смотрела на меня широко открытыми глазами, не понимая, что со мной творится, почему я изменился в лице.
- Простите меня… Вам надо отдохнуть, а я замучила вас своими расспросами.
- Я тоже хорош, - проговорил я хрипло каким-то ослабевшим голосом, - тебе тоже надо отдохнуть.
Ночью меня знобило, опять поднялась температура.