Май – самая прекрасная пора в году. Весна готовится встречать лето и хозяйничает повсюду. Расцветила землю, добавила белую краску в зелень деревьев и кустарников. Куда ни глянь – везде белым бело от цветов. Как от первого выпавшего снега. На смену скромным цветам мать-и-мачехи пришли пышные одуванчики, рассыпались повсюду золотистыми точками. Засияли в празднично наряде яблони, украшенные белоснежными бантиками. Воздух напоён ароматом. От которого слегка кружится голова и хочется петь. Ликует земля, отмечая своё рождение, и сердце наполняется счастьем от того, что ты живёшь на свете и ощущаешь эту божественную красоту. Хочется кричать, благодарить Создателя за всё то, что ты видишь и чувствуешь.
Эльвина вставала утром раньше всех. И уходила в сад полюбоваться цветущими яблонями, торопилась насладиться мимолётным чудом. Я тоже просыпался рано и наблюдал за девушкой из окна. Иногда выходил на крыльцо якобы подышать свежим воздухом, а сам следил за каждым её движением. Эльвина, негромко напевая, прохаживаясь возле цветущих яблонь, дотрагивалась рукой до мокрых от росы стволов, притягивала к губам непокорные ветки, нюхала цветы и слизывала с них родниковые капельки.
Однажды утром, когда на небе уже играло солнце, и подсохла трава, я всё-таки отважился последовать за девушкой. Какое-то магнитное поле образовалось между нами и тянуло нас друг к другу. Но что-то мешало нам сблизиться. То ли разница в возрасте, то ли вбитые, не знаю кем, комплексы, но это было так. Желание видеть девушку, быть с ней рядом, слышать шорох её шагов и голос, зовущий, жаждущий любви, стало для меня потребностью.
Едва дыша, я не шёл, а крался за ней, стараясь не цепляться за ветки яблонь, но Эльвина услыхала меня, перестала петь, игриво хмыкнула и спряталась за деревья. Застигнутый врасплох, я замер на месте, понял, что она тоже следит за мной, как и я за ней. Открытие такое не столько смутило, сколько обрадовало меня. Всё походило на шаловливую игру влюблённой парочки. И только я собрался принять в ней участие: поймать озорницу, как она сама выплыла мне навстречу с песней, слова которой я помню до сих пор:
В кустах ручья журчание,
Как песенка далёкая,
А сердце ждёт свидания,
Тоскует одинокое.
Статная с высокоподнятой головой и распущенными золотистыми волосами среди белоснежных яблонь, она показалась мне сказочной феей, о которой я мечтал когда-то в детстве. Венок из одуванчиков съехал набок, зацепившись за ветку, и кокетливо сидел на её голове. Вид забавной девчонки удивил меня и обрадовал. Завороженный её красотой, я стоял, улыбаясь во весь рот, и не двигался. Наверно, я так откровенно смотрел на неё, что Эльвина смутилась, перестала петь и одарила меня своей очаровательной улыбкой. Снова осветилось её бледное личико, заискрились солнечные лучики в прищуренных глазах, заиграли на щеках соблазнительные ямочки.
- Русалочка, - сказал я охрипшим от волнения голосом, взял осторожно её руку и стал жадно целовать её холодные, пахнущие горькими одуванчиками, пальчики.
До чего же она была тогда хороша и близка ко мне, но только я так и не отважился на большее, хотя чувствовал всем своим существом, что она хочет, жаждет моей ласки, но неуверенность в себе, эта проклятая стеснительность одержали надо мной верх.
* * *
- Ты не представляешь, - продолжал разволновавшийся старик, - как я потом жалел об этом, как проклинал себя за свою нерешительность, но былого не вернёшь. В тот день объявился среди больных фотограф и сделал ей снимок, который ты держишь в руках, она подарила мне его на память.
С разрешения Алексея Петровича я перевернул пожелтевшую фотографию, на которой была надпись из двух слов: «Моему другу» и полустёртые инициалы «Э.Г.».
- Тогда она не называла меня Алёшей, а величать по имени отчеству не хотела, - пояснил старик, - своенравная была девушка.