Но двигались к этой цели с разных сторон. Так как имели принципиально разные материалы для этого. В коллективистской среде, необходимо было развить чуть — чуть больше индивидуализма, чтобы иметь не тупо полагающуюся на коллектив личность, а человека осознающего и цели и задачи этого коллектива. Активно думающего и творчески взаимодействующего с остальными. Слаженно действовать они могли уже по причине наличия коллективизма. Надо было им привить ещё и индивидуальной изобретательности. Той, что в рамках поставленной задачи, позволяла выполнить её лучше и с меньшими издержками.
В индивидуалистической среде, наоборот, необходимо было сломать этот индивидуализм, заменив его суррогатом коллективизма — тупым подчинением командиру и тем целям, которым перед всеми поставят. На большее рассчитывать сложно. Для того самого большего, необходимо менять всю культуру.
Поэтому, на полях сражений, при прочих равных условиях, коллективистские цивилизации всегда одерживали верх над индивидуалистическими. Просто потому, что действовали неизмеримо более изобретательно и слажено, нежели тупо — координированные толпы недавних индивидуалистов.
Впрочем, всё это «лирика».
Практика она груба и вот прямо здесь…
Первое, что следовало из вышеприведённых соображений, это что сержанты в Лагере будут ломать личность новобранцев. Грубо ломать. Вдребезги.
Эта ломка была главной опасностью Армии Ёс для Сергея. Хотя само предвкушение того, что он увидит воочию вот это, хоть и малоэстетичное, но всё — таки действо, направленное на излечение от индивидуализма, сильно его интриговало.
Не так, чтобы делать его безрассудным. Но ведь сейчас и здесь он сам как прогрессор, ничего не мог сделать. Он пока для этого общества никто. Надо было подняться на следующие ступеньки в нём, чтобы хоть что — то от него стало зависеть. А пока стоило подготовиться к глухой обороне. К защите от слома.
Командование Лагеря не подвело его ожиданий.
Уже следующий день после прибытия они сделали очень «весёлым» для новобранцев.
Начать хотя бы с того, что выспаться после длительных переездов новобранцам не дали — подняли до восхода солнца.
Среди ночи Диего — Сергея буквально выбросил из кровати дикий рёв. Он сразу и не понял, что это. Стоял в защитой стойке, босой на земляном полу и лихорадочно соображал, что это могло бы быть. На сирену похоже не было. Но уже через секунду ощутил, что в этом рёве присутствует некий ритм. Ещё через секунду он понял, что играют какой — то военный марш.
А рёвом он показался потому, что в этом Лагере очень сильно сэкономили на звуковоспроизводящей аппаратуре, потому за хрипом и скрипом большая часть мелодии просто потерялась. Впрочем, не содержание и никакие другие качества сего произведения не были в данный момент важны. Главное, эта музыкальная жуть была предназначена для подъёма новобранцев, которые не смотря ни на что, продолжали нагло дрыхнуть, натянув на головы одеяла и заткнув уши. Сообразив что к чему Диего — Сергей быстро оделся и выскочил наружу из палатки.
На выходе он чуть не сшиб некоего злобного субъекта в форме младшего офицера. Оба обоюдно шарахнулись друг от друга. Причём офицер бросил несколько удивлённый взгляд на Диего прежде чем нырнуть в палатку из которой тот только что выпрыгнул.
На плацу, в свете зари его встретил лишь один поджарый сержант.
Тот прохаживался вдоль линии, начерченной для тупых новобранцев прямо по грунту и, как было видно пребывал в благодушном настроении. Холодный воздух его не трогал, в отличие от привыкших к комфорту новобранцев, но когда он увидел перед собой Диего — вздрогнул. Явно не от холода. От неожиданности.
Сфокусировал глаза, принял подобающий зверский вид и кинулся в атаку на курсанта.
— Кто такой? Имя!
— Гонсалес, сэр! — браво ответил Диего, вспоминая литературный шедевр полуторатысячелетней давности, где был описан один такой персонаж, в армии, что косил под идиота. Диего вдруг стало очень сильно охота проверить, а вот здесь это как пройдёт?
— Что, самый умный и правильный? Смиррна!
— Стараюсь, сэр! Соответствовать, так — сказать, с-сэр!!! — тупо гаркнул Диего ещё более вытягиваясь по стойке смирно.
— Много болтаешь курсант!
— Виноват сэр!
Сержант подозрительно хмыкнул и обошёл наглого курсанта кругом.
— И что ты ещё умеешь, кроме как браво орать «виноват с-сэр!»? Чему тебя ещё дома научили?
— Драться сэр! — с идиотическим энтузиазмом заявил Диего.
— Ах ты ещё и драться умеешь! — почти ласково произнёс сержант, многозначительно разминая пальцы. — и каким стилем ты владеешь? Какой предпочитаешь?
— Уличный стиль, сэр! Я ему учился.
— Да чему вы вообще можете обучиться на улице… — презрительно бросил сержант, сделал два шага назад и стал в боевую стойку. — А ну давай, нападай как можешь!
Сержант решил сбить с новичка апломб самым прямолинейным способом. Показав, что здесь он никто а его умения, приобретённые до Армии, тут ничего не значат. Да и поколотить слегка этого зазнайку стоило.
— Но… сэр! — оторопел Диего.
— Считай это учебным боем курсант! — многозначительно произнёс он. — И вообще, если сможешь хоть раз меня ударить — будешь командовать этими остолопами. Ясно?
— Да, сэр! — также придурковато ответил Диего и стал в стойку.
Зря сержант затеял это. Через пол минуты он получил самым пошлым образом в ухо, откатившись на несколько метров и став на ноги уже совершенно иными глазами глянул на «наглого латинос». По глазам было видно, что настроение у него резко испортилось. Он огляделся по сторонам. В ближайшем и дальнем радиусе каких — либо курсантов ещё не было видно. На лице чуть ли не крупными буквами читалось раскаяние за потерю бдительности и очень скверная судьба тех, кто сейчас будет вышвырнут из палатки. То есть тех самых балбесов, что опоздали к построению и, как видно, к представлению.
Диего — Сергей изобразив на лице сильное раскаяние меж тем внутренне посмеивался.
«Медленны вы все для нас. Медленны! Против нас, людей с модифицированными генами и физиологией, вам не вытянуть в прямом столкновении. Вы кинули нас тогда, на гибель. На отравленной планете, с мутировавшими вирусами и бактериями, с искалеченной разной дрянью наследственностью. Вы весь мир травили, пытаясь найти способ сохранить власть, сделать нас рабами. Но раз за разом природа брала верх. И разум человеческий выкарабкивался из трясины навязываемой собачьей преданности по сути негодяям. Вы нас бросили на погибель, а мы выжили. Вычистили планету и себя. И вычищая — усовершенствовали. А усовершенствовав вышли к звёздам.
И пришли к вам, наследникам тех, кто стал причиной того, чем мы стали».
Это было необычное ощущение. Диего — Сергей постарался его хорошо запомнить. Как это: врезать в ухо Врагу, далёкому наследнику Врага. Будто за всю боль тех, кого кинула эта цивилизация, отплатил…
Сергей прислушался к своим ощущениям. Тут примешались и эмоции самого Диего, который, уже чуть ли не генетически ненавидел вот этих вояк, что двести лет сначала завоевал половину испанского сектора, а после жесточайше подавил серию восстаний на оккупированной территории. Предания сохранились. Запрещённые хроники — тоже.
Удивительным было то, что память рода Гонсалесов, рода, который перенёс рабство и помнил что это такое, наслоилась на ту, что была у самого Сергея, и дала вот такую гремучую смесь.
Это какой же чудовищной силы должна быть Катастрофа, вызванная той цивилизацией англосаксов, чтобы память о ней впечаталась чуть ли не в гены?!
По истории Сергей знал о битвах двадцатого столетия, которые перенёс русский народ. Знал, что память о «Нашествии С Запада», не просто впечаталась в память народную, но и помогла в своё время вытащить страну в условиях, когда новое Нашествие сломало государство. Нашествие, выразившееся в агрессии на память народа. На его дух, ценности.
Народ просто не принял лжи. Отверг её. И отверг тех, кто пытался ложь навязать. С их государством лжи.