Встречи в Москве были во многом, так сказать, промежуточными. Они служили целям постановки вопросов друг другу и передачи ответов сторон на поставленные вопросы. Однако и они использовались для обсуждения отдельных проблем, в основном по нашей инициативе.
Более обстоятельными были групповые встречи. Предметом обсуждения на них были и деликатные темы, связанные с деятельностью спецслужб США и СССР друг против друга, и вопросы международного терроризма, организованной преступности и так далее, если они входили в компетенцию наших служб.
Встречи в Хельсинки и Берлине, контакты в Москве проходили в деловой обстановке. Внешне они не были похожи на рандеву людей, вовлеченных в ожесточенные тайные сражения спецслужб. Стороны не стремились переиграть друг друга, но решительно отстаивали позиции своих служб, отдавали себе полный отчет в том, что разведка и контрразведка неизбежно будут делать порученное им дело.
Придется затронуть и один деликатный вопрос. С моей точки зрения, в систему наших двусторонних контактов как-то не вписывалось параллельное личное участие руководителей московской резидентуры ЦРУ в агентурных операциях, которые она проводила. Впрочем, вряд ли в данном случае есть смысл морализировать на эту «этическую» тему.
Американцы усердно старались провести свое понимание международного терроризма, увязывая его с действиями Ливии и Ирака. Мы, конечно, с таким толкованием согласиться не могли. В связи с поднятой в США шумной кампанией относительно «советского проникновения» в американское посольство в Москве до представителей ЦРУ, по поручению нашего руководства доводилась информация о том, что новому зданию посольства технические средства не угрожают. Мы убеждали американцев, что необходимо снять напряженность в этом деликатном деле, которая вредит межгосударственным отношениям наших стран. Представители ЦРУ выражали понимание нашей озабоченности, соглашались с тем, что положение необходимо урегулировать, обещали, что будут докладывать об этом своему руководству.
Позднее в средствах массовой информации Соединенных Штатов утверждали, что ЦРУ не удалось убедить конгресс США в принятии разумного, взвешенного решения по этому вопросу. Думаю, что в действительности причина состояла в том, что американская сторона, в отличие от советской, у которой были гораздо большие основания беспокоиться за безопасность своих учреждений в США, просто продолжала спекулировать на «советском проникновении».
Я не слышал, чтобы Л.Никитенко, руководитель группы КГБ на встречах в Хельсинки и Берлине с представителями ЦРУ, «жаловался» бы им на «непонятные побеги» в США советских дипломатов, как это утверждал в газете «Лос-Анджелес тайме» ее корреспондент Джеймс Райзен. И «тема перебежчиков» вовсе не была «ключевой», как писал автор, в ходе наших бесед в Москве, Хельсинки и Берлине. У советской стороны действительно не могло не вызывать озабоченности широкое наступление спецслужб США на сотрудников учреждений СССР за рубежом, многочисленные вербовочные подходы ЦРУ и ФБР к советским гражданам. Мы откровенно говорили об этом сотрудникам Центрального разведуправления в процессе контактов. Этим же объяснялись наши запросы о тех сотрудниках советских заграничных учреждений, которые «исчезали» в 1989-1992 годах, поскольку это беспокойство о судьбе наших людей зачастую связывалось с поступавшей информацией о «странных обстоятельствах» их исчезновения. Надо отдать должное ЦРУ: оно оперативно, хотя и несколько дипломатично, реагировало на наши запросы, сообщая, что перебежчики находятся «в безопасном месте», не признавая, впрочем, что само было причастно к организации побегов. Перебежчики же, по крайней мере часть из них, как сообщали нам представители ЦРУ, будто бы отказывались от встреч с представителями посольства СССР в Вашингтоне, которых требовала советская сторона.
Хочу сказать: главная тема нашего обсуждения — это вовсе не перебежчики, а кодекс поведения спецслужб США и СССР в условиях жесткого противоборства, характерного для восьмидесятых годов. Речь шла о принятии своего рода правил игры. Прежде всего, из арсенала спецслужб должны быть исключены действия, которые способствовали бы сползанию к «горячим» формам противостояния, — убийства, диверсии, похищения людей, другие провокации, бесчеловечные методы (например, применение ядов и психотропных препаратов). Разведка, безусловно, может искать негласных помощников, но это должно делаться на добровольной основе, а не с помощью насилия и провокаций. Спецслужбы, говорили мы представителям ЦРУ, должны овладевать искусством компромисса, искать взаимоприемлемые решения и джентльменские соглашения.
Я был склонен считать, что, судя по реакции представителей Центрального разведуправления, они были согласны с излагавшимися нами правилами игры, хотя и ссылались на то, что не могут влиять на деятельность ФБР. Характер наших контактов, впрочем, был таков, что какими-либо формальными соглашениями наши договоренности не могли быть скреплены. И тем не менее обе стороны признавали встречи и контакты полезными и необходимыми. Худой мир лучше доброй ссоры!
Возможно, что кое-кому и хотелось бы выдавать контакты и встречи представителей спецслужб наших государств за «партнерство» и «сотрудничество». С моей точки зрения, это, конечно, не так. Не следует забывать, что американские спецслужбы ведут против нашей страны разведывательно-подрывную работу, ставя определенные задачи отнюдь не дружеского характера. Контакты спецслужб поэтому должны затрагивать строго ограниченные сферы, и о них уже говорилось. Могут возникать и потребности в обмене информацией и в других областях, но по крайней мере в обозримый период времени эти контакты не могут выходить за рамки определенных тем.
Глава 11. Национальная безопасность и органы контршпионажа
Разведка и контрразведка — важные элементы системы национальной безопасности. Две эти службы необходимо, на мой взгляд, рассматривать в органическом взаимодействии.
Разведывательно-подрывная деятельность иностранных государств — это вызов национальной безопасности России. Правда, вызов далеко не единственный. Но для контрразведывательных органов он представляет серьезную угрозу, требующую каждодневного внимания. Блокирование этой деятельности — одна из важнейших забот контрразведки. Конечно, для спецслужб и контрразведки в частности, как для государственных институтов, действующих не в вакууме, не безразличны внутреннее положение в стране, состояние ее экономики, ее международный вес и значение.
Государство, общество не могут наплевательски относиться к тому, как обеспечивается национальная безопасность страны, как она защищается от подрывной деятельности иностранных спецслужб. Тезис о том, что у России нет противников, может лишь обезоружить, послужить еще одним оправданием невнимания к своим разведывательным и контрразведывательным органам.
Администрация США, опираясь на силу и поигрывая милитаристскими бицепсами, похоже, не прочь играть роль хозяина положения в мире. Кое-какие дипломатические приличия, прикрываемые миротворческими одеждами, еще остаются. Политическая нестабильность, а главное — разваливающаяся экономика определяют реальную возможность утраты Россией положения великой державы, способной всерьез заботиться о своей национальной безопасности.
Свой анализ ситуации в связи с этим предлагает один из крупнейших авторитетов в области российско-американских отношений директор Института США и Канады Российской Академии наук С.Рогов. Этот анализ, надо прямо сказать, далек от оптимизма, и с этим не приходится спорить.
В девяностые годы, отмечает С.Рогов, «удельный вес Российской Федерации в мировой экономике снизился примерно в три раза, а по сравнению с СССР — почти в пять раз». Налицо — «небывалый экономический кризис», расчеты на чудо — «необоснованны». Считая с известной осторожностью, что «военная угроза для России находится на сравнительно низком уровне», директор вынужден сказать, что «ситуация может измениться, если не будет создана надежная система международной безопасности». Это очень похоже на завуалированное признание того, что на защиту от военной опасности собственными силами можно не надеяться, и Россия, оказавшись на второстепенных позициях в мировой экономике, через несколько лет может потерять статус великой военной державы.