– Скорее всего, в разные стороны, – заметил я. – Если бы тянуло в одну, ты бы туда и двинулся.

– Может быть, – согласился он. – Но я буквально не нахожу места…

– А переносно?

– Переносно я уже нашёл, – ощетинился он. Точь-в-точь ёжик на пенсии. Ещё колючий, но уже брюзжащий.

– Да-да, – пробормотал я, – непризнанный гений.

– Мои стихи печатались!..

– На машинке, левой рукой. Правая при сём не присутствовала, ничего не знала и ни о чём не догадывалась.

– Замолчи!

Я замолчал и долго смотрел на него, бледного, взъерошенного, словно свежеоблитого цыплёнка, пытающегося поскорее высохнуть и изо всех сил топорщащего крылышки.

Так мы общались вчера. А сегодня он не пришёл. Обиделся? На него не похоже, раньше я позволял себе и не такое. Но мало ли… И я пошёл к нему сам: если гора не идёт к Магомету… Тут, правда, случай почти обратный – и всё же я пошёл.

Том сидел кислый-кислый, как свежеразрезанный лимон. Взгляд на него хотелось сразу запить сладким чаем и заесть свежей конфетой. Желательно, шоколадной.

– Том, ты чего? – начал я.

– Чаю хочешь? – вяло спросил он.

– С лимоном, – утвердительно сказал я.

– Лимона нет, – грустно ответил Том.

– Как нет? А ты? Ты ещё кислее, даром что не жёлтый.

– Что я, китаец? – криво усмехнулся он.

– А чай? – поинтересовался я.

– Чай, да. Китайский.

– Тaды наливай, – сказал я, – а что случилось?

– Я потерял его, – уныло ответил Том, наливая чай в тоненькие фарфоровые чашечки. Нарисованный на стенке чашки китаец, почувствовав тепло, заёрзал, задвигался, подмигнул и поднёс ко рту маленькую чашечку, расписанную традиционными драконами.

– Кого? – спросил я, наблюдая за действиями китайца. Когда чай будет выпит и чашка начнёт остывать, он прекратит пить, удовлетворённо выдохнет и опять застынет в умиротворённой позе.

Нравятся мне термочувствительные рисунки. Они пробуждают ностальгию по детству, с его непосредственным восприятием мультфильмов. Жаль, что такие чашки перестали выпускать.

– Смысл жизни, – гробовым голосом ответствовал Том.

– А он у тебя был? – пытался шутить я, не думая и не предполагая, что на самом деле случилось то, что и должно было случиться.

Нет, я подумать не мог, что Тома коснётся такое: он казался мне очень целенаправленным и целеустремлённым. Он всегда знал, чего хочет в каждый момент времени и кем хочет стать. Или быть? Или быть, кем хочет стать? Или стать, кем хочет стать? А чего хочет сама стать?

Но Том кивнул с таким убитым видом, что я перестал думать о розыгрыше. Мне показалось на мгновение, что их двое, как братья-близнецы. Или же Том отразился в зеркале напротив. Откуда взялся вид? Не Том же его убил? А что, если?.. И – как пишут в плохих романах, к которым с полной уверенностью можно отнести и этот (хотя, строго говоря, это не роман, а повесть) – страшное подозрение закралось мне в голову…

– …а вместо него такая тоска появилась, – продолжал Том, размешивая ложечкой и чуть позвякивая.

– И не только она, – пробормотал я, внимательно разглядывая Тома. Не думал я, что придётся вновь с этим встретиться!

– И оптимизм твой тоже пропал? – уже серьёзно спросил я.

Том кивнул.

– А ты вчера никого странного возле себя не заметил? Где ты был днём и вечером?

– В парке… В центре… Да! Человек в чёрном ходил за мной… Или не ходил? Я постоянно на него натыкался. Может, я за ним ходил? Куда ни пойду – он тут как тут. Но мы не разговаривали. И он не смотрел на меня. Это я на него пялился, когда встречал. Что-то мне в нём не нравилось…

– Та-ак, – протянул я. – Нужны ему твои разговоры… Значит, Сборщики опять появились…

– Какие сборщики? – не понял Том.

– Да такие, какого ты видел. Что ж, придётся и нам собираться. Значит, он сделал это…

– Куда собираться? Что он сделал?

– На Ярмарку. Может, сумеем отыскать твой смысл жизни. Или что-нибудь ещё… Ты в походы ходил?

– Ещё бы! – едва ли не обиделся Том. – У меня первый разряд по пешему туризму.

– Хорошо, что не по конному… Где бы мы искали лошадей? Но и поход будет не совсем обычный. Кроме ложки, кружки, зубной щётки, соли, спичек и запаса продуктов – как обычно – надо взять с собой неподдельный интерес ко всему, что может встретиться на пути. Затем, обязательно: способность удивляться, ожидание чуда… Что ещё? А, да: твёрдость духа, волю, выдержку, готовность к… да ко всему. Привычки с собой все бери, даже вредные.

– А зачем это? – с заметно просыпающимся интересом спросил Том. Его поведение меня обрадовало: значит, Сборщик действовал впопыхах, или не имел опыта и достаточной квалификации. Что-то у Тома осталось, хотя бы интерес. Или это простое любопытство? Впрочем, пока всё равно. Главное – сдвинуть Тома из дома.

– Попробуем обменять. На то, что покажется нужным. Или окажется нужным.

– Что обменять, привычки? – сказать, что Том вытаращил глаза, нельзя – они вытаращились сами.

– И не только, – мной овладел зуд путешествия. Начался где-то под лопатками, прошёлся вдоль затылка и опустился под ложечку. Пятки тоже зачесались, – то ли в предвкушении дальних дорог, то ли потому, что туда ушла душа. – Я расскажу по пути. И зайду за тобой.

Последние мои слова остались в комнате после того, как я вышел из неё. И повлияли на Тома так, как нужно.

Дома я собрался почти мгновенно. Да и что собираться? Рюкзак лежит за дверью – вещи, продукты побросал – и за спину. Но предварительно я заглянул в шкаф и оттуда, снизу, что-то достал. И тоже положил в рюкзак. На самое дно.

– Куда теперь? – спросил Том, когда я вновь появился перед ним, будто и не уходил, но уже с рюкзаком. Том тоже успел собраться. Молодец! Подтверждает разряд.

– На вокзал! На электричку! Неужели ты не знаешь, что любые чудеса начинаются сразу – или чуть позже, – едва садишься на электричку. Обрати внимание при случае.

– А ехать далеко? – не отставал Том.

– Не очень. Совсем близко в пространстве и недалеко во времени. Или наоборот: недалеко в пространстве и близко во времени. В общем, откуда ни посмотри – почти рядом.

– А что за ярмарка? – спросил Том.

– Ярмарка как ярмарка, – ответил я. – Периодически действующий торговый центр. Собирается раз в год и работает в течение двух-трёх дней, иногда недели-двух. На это время строятся павильоны, киоски – или обновляются построенные – и сдаются в аренду. Раскидываются палатки, лотки, торговые шатры. Толпотня, шум, крики разносчиков…

Глаза Тома разгорелись:

– Хочу, хочу посмотреть на ярмарку! А где она находится?

– Этого я не знаю. Но дорогу показать могу.

– Как это? – не понял Том. – А откуда ты узнал о ней?

– Был когда-то, – уклончиво ответил я. Разве я мог признаться ему? Вам – пожалуйста: очень давно я побывал на Ярмарке. Хотел приобрести славу, но в те времена слава не продавалось, и я купил малюсенькое тщеславие. Тогда я не очень хорошо разбирался в подобных вещах и надеялся, что тщеславие со временем вырастет в славу. Мне казалось, это одно и то же. Время шло, тщеславие росло, ни во что не превращаясь. Да оно и не могло превратиться. Ведь слава – это признание твоих заслуг другими людьми, а тщеславие – всего-навсего разжиревшее самомнение, желание славы. Деревья разных корней. И теперь мне хотелось его продать. Если я купил, может, кто другой соблазнится?

– Пошли скорее! – Тома было не узнать. Он носился по комнате, едва не забегая на стены.

– Уж не вернулся ли твой интерес к жизни? – поинтересовался я, наблюдая за его невообразимыми эволюциями.

– Нет, – ответил Том, – скорее, проснулся интерес к походу.

– Долго же он спал-то!

– Нам надо определиться с целями и задачами, – едва мы заняли места в электричке и уселись у окна, я заговорил на жутком канцелярите (смесь канцерогенов, лярв и санскрита, хотя сам санскрит – всего-навсего вольный перевод идиоматического выражения одного отдыхающего, поехавшего в Крым из-за нехватки средств на курорты Крита – он остался «без» Крита, потому и «санс». Но я даю пояснения не для настоящих лингвистов, они могут их пропустить, так будет намного лучше).