По существу ли
Эти споры?
Конечно же, по существу!
Рассудок может сдвинуть горы,
Когда мешают эти горы
Увидеть правду наяву.
По существу ли
Свищут пули?
Конечно же, по существу!
И что бы там они ни пели,
Но ведь огонь-то, в самом деле
Идет не по абстрактной цели,
А по живому существу!
Огонь
Идет по человеку!
Все тяготы он перенес,
И всех владык он перерос —
Вот и палят по человеку,
Чтоб превратить его в калеку,
В обрубок, если не в навоз.
Итак,
К какому же решенью
Он, человек, пришел сейчас?
Он, человек, пришел к решенью
Не быть ходячею мишенью
Для пуль, и бомб, и громких фраз!
И человек вступает в споры,
Конечно, только для того,
Чтоб, не найдя иной опоры,
Взять и однажды сдвинуть горы
С пути людского своего!
Плясали
Голуби веселые
Вблизи Манежа на гудроне,
А тучи сизые, тяжелые,
Клубясь, росли на небосклоне.
Багровое
Взметнулось полымя
Над рокотом аэродрома,
А голуби, как будто голые,
Неслись на сизом фоне грома.
Промчалась
Буря небывалая,
Открылись снова фортки, двери,
А голуби, прозрачно алые.
Висели, будто в стратосфере.
О, неужели
Эти самые,
А не какие-то иные,
Взъерошив перышки упрямые,
Поблескивали, как стальные?
Да,
Эти вот, легко летящие,
А не какие-то другие,
Сейчас, стряхнув броню блестящую,
Купались в ливне, как нагие!
В садах
Пестра листва осенняя,
А голуби, те и не те же,
К ногам другого поколения
Садятся около Манежа.
Сада тихая обитель
Завлекает, обольщает.
Здешний громкоговоритель
Тихо радиовещает.
Говорит он о погоде:
Хороша, но будет лучше —
Равновесие в природе,
Грозовые тают тучи.
Тучи, эти речи слыша,
Громыхают тише, тише,
Подымаются все выше,
Удаляются за крыши.
Но откуда ветер дует?
Что за пропасть, снова мчится?
Эту тучу образуют
Налетающие птицы.
Птицы, попросту — вороны,
Над аллеей мчатся низко.
За рекой во время оно
Бойни были где-то близко.
Но ведь боен больше нет там!
Много дней, как боен нет там —
Стадион на месте этом
Был построен прошлым летом!
И летят к его воротам,
Не находят ровным счетом
Для поживы ничего там,
Но конца нет перелетам.
Так влекут воспоминанья!
Вот безмозглые созданья!
Нет ни капельки сознанья,
А летят без опозданья!
Мчатся со стеклянным взглядом
Над листвой, над листопадом,
Под дождем, под снегопадом…
Этой песне внимали Стокгольм и Марсель:
Через греческий дым и турецкую пыль
Била в цель
Эта песня грядущего.
Но,
Упорно исследуя каждую щель,
Где-то в Чили,
В ущельях, за тысячу миль,
Дни и ночи ловил полицейский патруль
Человека, о мире поющего.
Потому что решили,
Что именно там,
Где-то в Чили,
Удобней итти по пятам
За певцом, и травить его гончими,
И в безлюдном ущельи заоблачных гор
Навалиться оравой, и — весь разговор,
И разделаться с песней, и — кончено!
Песню эту поймай, песню эту казни,
И к началу кровавой безумной резни
В сей же час приступай в нетерпении,
И тогда уж не будет тревожить сердец
Эта песня, в которую всажен свинец!
…И казалось, что замерло пение.
Но явились шахтеры из темной земли
И сказали тому, кто командует «пли»:
— Что тут ищет патруль? Что случилось,
сеньор?
Почему в сердце гор вы палите в упор?
А убийца ответил уклончиво:
— Я имею инструкции. Кончено!
Так в заоблачном Чили
Меж каменных глыб
Белый свет омрачили,
Но певец не погиб —
Он ушел поднебесными тропами
И, сквозь землю пройдя
И смеясь, как дитя,
Появился он будто секунду спустя
В самолете над старой Европою.
А в заоблачном Чили
Кричали:
— Он здесь!
Ибо здесь, на какую ты гору ни влезь,
Из-за каждого камня и кустика
Эта песня!
И каждый пастух, и шахтер,
И хозяева лам за вершинами гор
Слышат песню!
Вы поняли это, сеньор?
Очевидно, такая акустика!
И не радио это,
А голос живой!
Всюду слышится песня грядущего.
Не убьют ни свинец, ни удар ножевой
Человека, отважно поющего!