Суды, конечно, были послушны властям. Но иногда случались и неожиданности. Корабельный плотник из Кенигсберга Курт Луттер, готовивший со своими единомышленниками в марте 1933-го взрыв на одном из предвыборных митингов, где должен был выступать диктатор, был оправдан за недостаточностью улик. Этот случай стал исключением из правил – нацистский режим был безжалостен и беспощаден.
Одна из попыток, которая могла быть успешной, состоялась осенью 1938 года. В Мюнхене во время празднования годовщины «пивного путча» студент Морис Баво планировал застрелить Гитлера из пистолета с расстояния в 10 метров. Как было широко известно, каждый год фюрер отмечал годовщину путча в той самой пивной, в которой началось восстание. Обычно фюрер всегда следовал, выйдя из автомобиля, до места праздника с соратниками по центру улицы. Зная об этом, М. Баво достал пригласительный билет на гостевую трибуну, находившуюся в 10 метрах от места, где должен был пройти Гитлер. Баво был не очень хорошим стрелком и поэтому усердно тренировался. Он понимал, что у него будет только один шанс уничтожить фюрера. И если бы как всегда на параде Гитлер шел в центре колонны, от которой до трибун было не более 10 метров, его попытка могла бы быть успешной. Однако неизвестно по каким причинам в этот раз Гитлер изменил традиции. Не доходя буквально пятидесяти метров до той трибуны, где располагался Морис, Гитлер покинул центр колонны и шел сбоку по другую сторону улицы, затем он проследовал в здание в пятнадцати метрах от Баво – это была дистанция, не досягаемая для точного пистолетного выстрела. Покушение было сорвано.
В день годовщины путча студент так и не выстрелил, но на следующий день он решил пробраться в резиденцию Гитлера в Оберзальцбурге и там исполнить свой замысел. Баво сообщил на входе в «Коричневый дом», что должен передать фюреру письмо, однако охрана резиденции заподозрила неладное и арестовала Мориса. Он был схвачен с оружием и признался в том, что хотел совершить покушение. 16 декабря суд приговорил Баво к смерти, а в мае 1941 года он был казнен.
Через полгода после покушения Баво, в апреле 1939-го, в Берлине планировалось еще одно покушение. Осуществить его хотел Ноэль Мэйсон. Это был кадровый офицер английской армии, инвалид, атташе посольства Англии в Германии. Он был прекрасным стрелком. Мэйсон жил в доме на центральной улице Берлина, где всегда проходили парады. Он ненавидел Гитлера и абсолютно самостоятельно разработал и подготовил покушение. У него была первоклассная винтовка, оптический прицел и глушитель. Если бы он все-таки решился совершить покушение, то его вряд ли бы вообще поймали. Но Мэйсон не мог принять такое решение самостоятельно и ждал разрешения из Лондона. Лондон санкции не дал, а сам Ноэль, несмотря на ненависть к фюреру, не решился. О готовящемся покушении немецкая разведка не знала, и данные о нем можно найти только в воспоминаниях Мэйсона. В его мемуарах описывается, что он только посмотрел на Гитлера сквозь прицел, но так и не нажал курок…
Еще один шанс на удачное покушение появился летом 1939-го у агентов ГРУ – Сони (Урсулы Кучински, ученицы Зорге) и Лена. Они случайно узнали о том, что Гитлер с Евой Браун любят заходить в небольшой ресторанчик в Мюнхене. Они предложили Центру уничтожить Гитлера и разрабатывали детали нападения. Но 24 августа был подписан Советско-германский пакт о ненападении. Москва на предложение не ответила. А вскоре разразилась Вторая мировая война. Покушение было сорвано на стадии подготовки.
Одним из самых «громких» (как в прямом, так и в переносном смысле) было покушение 8 ноября 1939 года, которое состоялось во время празднования годовщины «пивного путча», когда все «старые борцы» по традиции собрались в пивной «Бюргербройкеллер». Это покушение было организовано Иоганном Георгом Эльзером – человеком, решившим, что избавить мир от грядущей неизбежной войны можно, только уничтожив ее главного поджигателя – Адольфа Гитлера. С этой целью он осенью 1939 года заминировал мюнхенский «Бюргербройкеллер», где 8 ноября 1923 года Гитлер выстрелом в потолок оповестил о начале «национальной революции». Первым оратором на празднествах был, естественно, сам вождь, но 8 ноября 1939-го его речь оказалась короче обычной, и взрыв прозвучал через 13 минут после того, как он отбыл из пивной. Почему не удалось это покушение? Существует несколько версий. Вполне вероятно, что вмешался его величество Случай (или Судьба, о которой так много говорил сам фюрер), который и уберег Гитлера от покушения. Вероятно и то, что Гитлер знал о готовящемся покушении и специально сократил свою речь, однако эта версия не слишком правдоподобна. А некоторые историки считают, что это покушение, которое сыграло на руку растущей популярности фюрера, было спланировано и приведено в исполнение спецслужбами Третьего рейха, а Эльзер – лишь пешка в темной игре спецслужб…
Кем же был Эльзер и кто подготовил покушение? Иоганн Георг Эльзер увидел свет 4 января 1903 года в вюртембергском Хермарингене, а через год его родители перебрались в Кенигсбронн. Его отец Людвиг торговал лесом, мать Мария управлялась в крестьянском хозяйстве. О безоблачном детстве Георга говорить не приходится. Ему было всего семь, когда отец все чаще стал выпивать. Возвращаясь домой, он бил жену и детей (к тому времени детей в семье было уже четверо). В 1910 году Георг пошел в народную школу. Первым учеником он никогда не был, но в математике, чистописании и рисовании не уступал никому. Невысокий, худой, замкнутый и молчаливый ребенок общению со сверстниками предпочитал одиночество. Возможно, виной тому была вечно напряженная атмосфера в доме. Частенько в одиночку он что-то мастерил дома или с охотой помогал матери по хозяйству.
После семи лет народной школы он начал учиться на токаря по металлу в Кенигсбронне, но через два года вынужден был по причине слабого здоровья отказаться от намерения получить эту профессию и начал обучаться столярному искусству в мастерской Роберта Заппера. Экзамен на звание подмастерья он сдал весной 1922 года в ремесленном училище в Хайденхайме лучше всех. Георг гордился своей профессией, и мебель, выходившую из-под его умелых рук, отличала особая красота. Поэтому, естественно, он рассчитывал на достойную оплату своего труда. Но в пору инфляции и массовой безработицы, терзавших Германию в 1920-е годы, сыскать хоть какую-нибудь работу было далеко не просто, и для Георга началась пора вынужденных странствий. Поиски рабочего места приводили его даже в соседнюю Швейцарию.
Еще в школьные времена он проявил недюжинные музыкальные способности и с увлечением играл на цитре. Потом освоил контрабас и с оркестром таких же любителей играл на танцах и вечеринках. Несмотря на скромность и даже застенчивость, он пользовался успехом у барышень. Их привлекали в нем хорошие манеры и галантность, которые выгодно отличали его от шумной и простоватой кенигсброннской молодежи. Нравы тогда царили отнюдь не пуританские, и недостатка в подружках Георг не испытывал. Одна из них, Матильда Нидерманн, даже родила ему в 1930 году сына Манфреда, которому Эльзер аккуратно выплачивал алименты. Но ни одно из увлечений не переросло в прочный союз.
Ни о какой политике Георг Эльзер в те времена не задумывался. «пивной путч» остался для него, как и для большинства сверстников, пустым звуком. Но первые импульсы, давшие толчок его политическому сознанию, Эльзер почувствовал уже в конце 1920-х годов. Юный подмастерье вступил в профсоюз деревообделочников, а затем, в 1928 году, в Союз красных фронтовиков, к чему его подтолкнули долгие уговоры коллег по работе. Но стоит отметить, что Георг никогда не считал членство в обеих организациях к чему-то обязывающим и не принимал активного участия в их деятельности. Вплоть до 1933 года он голосовал на выборах за КПГ, вполне искренне почитая компартию наилучшим выразителем интересов рабочих, поскольку предвыборными обещаниями коммунистов было повышение зарплаты, приличное жилье и улучшение условий труда. Однако из этого не следует, что он был знаком с какими-либо программными документами коммунистов, хотя, возможно, он читал их листовки. По свидетельствам современников, если что-то кроме книг Георг и читал, так это специализированные журналы по милому его сердцу ремеслу, и уж крайне редко у него в руках можно было увидеть какую-нибудь газету.